бесстрашно обняла ее и поцеловала.
– Как дела, дорогая?
– Хуже некуда. Давай отойдем в сторону.
Скрывшись от любопытных взглядов в тени раскидистого каштана, женщины обнялись еще раз.
– Я много думала о твоем муже, – сказала Женя. – Почему бы тебе не сходить к бригвоенюристу Павлу Станиславовичу Войтеко? Он слывет умным и честным человеком.
– Думаешь, это поможет?
Библиотекарь ободряюще улыбнулась:
– А ты попробуй. Ну, я побежала.
Мария Ильинична не стала ее удерживать. Женя была одной из тех, которые не прятали глаз при встрече с ней.
– Спасибо. Я так и сделаю.
– Дело вашего мужа еще предстоит рассмотреть. – Павел Станиславович Войтеко, любезно предложив женщине сесть, снял очки. – Не скрою, оно показалось мне странным.
– Потому что он ни в чем не виноват! – воскликнула Шаткина, и в глазах ее блеснули слезы.
– Мы обязательно во всем разберемся.
Он решил прекратить разговор. Во-первых, бригвоенюрист еще не разобрался в деле. Во-вторых, документы действительно требовали серьезного изучения, однако откровенничать с женой арестованного Войтеко не собирался.
– Если ваш муж невиновен, это непременно выяснится и его отпустят. А сейчас извините. У меня много работы.
Его большие честные глаза и убежденность в словах вселили в сердце женщины надежду.
– Я верю, вы поможете нам, – сказала она, поднимаясь.
Павел Станиславович посмотрел на посетительницу:
– Это мой долг.
Как только за Марией Ильиничной захлопнулась дверь, Войтеко протянул руку к лежавшей рядом папке. Вне всякого сомнения, дело Шаткина нуждалось в более детальном рассмотрении.
Вообще у него накопилось много материала, который требовал серьезной проверки. Следовало сообщить о нем в вышестоящие инстанции.
Павел Станиславович попросил секретаря соединить его с Москвой.
Внимательно выслушав аргументы бригвоенюриста, Прокуратура СССР решила послать в Севастополь проверяющего.
Приреченск, наши дни
Валентина Михайловна Слободянская, родная сестра покойной Вальцпруф, жила в центре города на улице Лермонтова. Небольшой трехэтажный дом окаймляли высокие тополя и белоствольные березы. Маленькие уютные балкончики радовали глаз прохожих.
Катя знала: раньше в этом доме обитала партийная и военная элита. Недаром в нем не было ни одной квартиры площадью менее восьмидесяти квадратных метров. С уходом компартии в небытие разом потерявшие точку опоры под ногами родственники высокопоставленных чинов попробовали приспособиться к новым экономическим условиям. Некоторым это удалось. Спустя несколько лет они украсили квартиры евроремонтом, уже прочно в них обосновавшись.
Кому-то это не удалось. Такие поспешили избавиться от хором за большие деньги. Так в доме поселились люди, не имеющие никакого отношения к старорежимной верхушке.
Именно таким человеком оказался сын Валентины Михайловны Артем, довольно известный в городе предприниматель. Поднакопив деньжат, он продал материну квартиру в Ольховском переулке и обосновался с ней, супругой и двумя сыновьями на Лермонтова. С тех пор прошло десять лет. Мальчики подросли и обзавелись собственными семьями. А их родители и бабушка продолжали жить в четырехкомнатных хоромах.
Усталая консьержка, справившись у Кати о цели ее прихода, позвонила к Слободянским.
На счастье журналистки, Валентина Михайловна оказалась дома одна и с удовольствием приняла гостью. Предложив ей чаю (Катя с улыбкой отметила про себя, что это пятый стакан за сегодняшний день), она, усевшись на диван, принялась беседовать:
– Значит, вы соседка Нонны? Что она обо мне рассказывала?
– Мы не были подругами, – пояснила Зорина. – Просто здоровались при встрече. Именно поэтому я ничего не знаю о вас.
– Мы не очень ладили, – призналась старушка. – Теперь я понимаю, что потеряла близкого человека. Когда-то у нас была счастливая семья. Потом отняли отца и маму. Его – навсегда, ее – на долгие годы.
– Расскажите о них, – попросила девушка.
Валентина Михайловна улыбнулась:
– Ну, если это вам интересно… Учтите, рассказывать придется долго. У нашей семьи необычная история. Впрочем, почему же необычная… В тридцатые годы многие семьи оказались под прицелом НКВД. Такое уж было время. Время «черных воронков». Знаете, сейчас об этом пишут книги и снимают фильмы, но все равно не удается передать ужас тех лет.
В голове у Кати уже сложилось продолжение книги. Конечно, над ней предстояло еще много работать, что-то искать, что-то додумывать. Она знала: всем
