Он посмотрел ей в лицо и проговорил не без иронии:
– Да. Молодые, такие, как ты, дышат мне в спину. А это очень неприятное ощущение.
– Меня тебе не стоит опасаться, – сказала Алевтина.
– Знаю, – ответил Мишутин. – Но я все равно хочу на пенсию. Я жутко устал от всего этого.
– И что будешь делать потом? – поинтересовалась Алевтина.
Мишутин улыбнулся:
– Отправлюсь в теплые края.
– А меня с собой возьмешь?
– Я бы взял, но ты не сможешь бросить работу. В тебе еще силен азарт.
– Странно, что ты называешь это работой, – произнесла Алевтина.
– Но именно так я ко всему этому отношусь, – проговорил Мишутин. Он огляделся. – До пауль-кола осталось около двух километров. Скоро все будет кончено.
– Скорей бы уж. – Алевтина обвела взглядом темные стволы деревьев. – Мне до смерти осточертел этот лес. Эти деревья… Они будто живые.
Она передернула плечали и перекрестилась.
– Тогда не будем терять времени зря.
Мишутин двинулся вперед. Алевтина последовала за ним.
…Примерно через полчаса они вышли наконец к вор-колу. Улеглись ради предосторожности за грудой валежника и несколько минут разглядывали дом, сарай, коптильню и навес над поленницей.
– А здесь не так плохо, как я думала, – тихо сказала Алевтина. Помолчала, глядя на черный бревенчатый короб дома, и так же тихо добавила: – Из трубы идем дым. Они все еще в доме.
– Разумеется, – согласился Мишутин. – Куда бы они могли деться?
Алевтина покосилась на своего напарника и произнесла:
– Я надеюсь, ты разрешишь мне войти туда первой?
– Это может быть опасно, – возразил Мишутин. – Не забывай, что их двое.
Алевтина усмехнулась.
– Бывшая актриса и раненый хант? Я четыре года служила в АО[1]. В прошлый раз ты отправил меня в квартиру с тремя бывшими уголовниками, и я положила из всех за десять секунд.
– Здесь лес, а не город, – снова возразил Мишутин. – Чуждая для нас территория.
– И все же я хочу войти в дом первой.
С минуту Мишутин думал, продолжая оглядывать дом, двор и постройки, после чего сказал:
– Хорошо. Иди первой, только будь осторожна.
Алевтина достала из кармана куртки пятнадцатизарядный пистолет «Глок» с легкой полимерной рамой и сняла его с предохранителя.
– Нет, – проговорил Мишутин. – Возьми лучше автомат. В доме темнее, чем на улице, и у тебя не будет возможности стрелять прицельно. В тесном помещении одна очередь из автомата может все решить.
Он отдал Алевтине свой автомат и забрал у нее пистолет. Алевтина поднялась на ноги и, пригнувшись, быстро скользнула к дому. Но пробежать смогла всего метров десять, затем раздался громкий треск, и девушка, коротко вскрикнув, исчезла из вида.
Мишутин пригнул голову и с полминуты внимательно осматривал двор, постройки и окрестности, ожидая атаки. Потом осторожно вышел из укрытия. Краем глаза он успел заметить справа какое-то движение и белокурую женскую голову, мелькнувшую между деревьями. Михаил вскинул пистолет и дважды выстрелил в том направлении. Затем подбежал к краю разверзшейся ямы-ловушки и глянул вниз.
Алевтина лежала на дне ямы. Из груди у нее торчал окровавленный конец кола. Одного из пяти, вбитых в землю. Алевтина смотрела на Михаила выкатившимися из орбит глазами.
– Добей… – выговорила она и закашлялась, выплескивая изо рта кровь.
Мишутин поднял пистолет, тщательно прицелился ей в голову и нажал на спусковой крючок. Затем повернулся и ринулся в лес, туда, где видел убегающую женщину.
В воздухе сильно пахло болотом, но самого болота из-за низко стлавшегося клочковатого тумана было не разглядеть. Лишь время от времени начинало чавкать под ногами. В такие моменты Мишутин замедлял ход и тщательно выверял каждый шаг, полагаясь не столько на запах, звуки и тактильные ощущения, сколько на чутье и инстинкт самосохранения, который был развит у него чрезвычайно.
Там и тут из тумана торчали призрачные низкорослые деревья, похожие на черные руки гигантских мертвецов, пытающихся выбраться на поверхность. Несколько раз Мишутину казалось, что туман, стелющийся над болотом, имеет какую-то странную вязкую консистенцию. Казалось, что он липнет к губам и делает их горькими. Кроме того, несколько раз убийца ловил себя на том, что испытывает что-то вроде легкого головокружения. Однако он давно привык не обращать внимания на подобные пустяки.
Мишутин шел по заболоченной почве уже минут пятнадцать, когда вдруг услышал легкий звук – что-то вроде чавкнувшей под человеческой ногой жижи.
Убийца остановился и прислушался, весь обратившись в слух. И через несколько секунд услышал легкий шорох. Чутье подсказало ему, что цель близка. Он улыбнулся и громко позвал:
– Дина Борисовна! Я знаю, что вы здесь! Покажитесь! Честное слово, я не причиню вам зла! Я просто хочу поговорить!
Убийца замолчал. До его чуткого слуха снова донеслись шорохи. Выставив перед собой пистолет, он стал медленно поворачиваться на звук, пристально, до боли в глазах, вглядываясь в белый туман, поднимающийся от заболоченной земли. Шорохи стихли.
– Ей-богу, это смешно! – крикнул убийца. – Дина Борисовна, мы ведь с вами взрослые люди! Эта «зарница» не для нас!
И снова до его чутких ушей донесся слабый шорох. Видимо, «цель» дошла до границы настоящего болота, через которое не было пути, и теперь пыталась обойти Мишутина, чтобы вернуться назад. Он без труда разгадал этот нехитрый маневр.
Теперь нужно было выждать, тщательно прислушиваясь, чтобы максимально точно определить месторасположение объекта. Секунда… Вторая… Третья…
Вот оно! Убийца нажал на спусковой крючок. Громыхнул выстрел, и тишину леса пронзил слабый женский вскрик. Убийца улыбнулся: цель поражена. Осталось подойти поближе и добить ее, и работа будет выполнена.
По-прежнему держа перед собой пистолет двумя руками, Мишутин медленно двинулся на звук. И вдруг он остановился, и на лице его появилось выражение глубочайшего удивления. Откуда-то издалека, из страшных и сокровенных глубин дремучего леса донесся тихий стук шаманского бубна. Бум-бум-бум…
Кто-то размеренно колотил в бубен, и Мишутину стало казаться, что звук ударов доносится со всех сторон сразу. Постепенно звуки бубна стали звучать все тише и тише, пока не смолкли совсем.
Мишутин облегченно вздохнул. Однако спокойствие его длилось недолго. В слишком уж необычную и гнетущую тишину погрузился осенний лес. Будто все лесные твари разом исчезли, испарились, переместились в другое измерение, уступив место сверхъестественным силам. Туман сделался гуще, и все вокруг стало каким-то призрачным и нереальным.
– Что за черт? – тихо пробормотал Мишутин.
Слева от себя он уловил какое-то движение, быстро повернулся, но никого не заметил. За спиной у Мишутина кто-то зарычал – негромко, но так жутко, что спина убийцы покрылась испариной.
Мишутин резво повернулся в сторону зверя и нажал на спуск. Выстрел прозвучал в вязкой тишине странно приглушенно, и на миг Мишутину показалось, что он увидел черную пулю, вылетевшую из дула пистолета и пронзившую молоко тумана. А потом из тумана выплыла волчья голова. Она была совершенно черной и противоестественно огромной. С оскаленных в рычании клыков капала слюна, а в желтых глазах полыхал свирепый огонь.
Мишутин еще несколько раз нажал на спусковой крючок пистолета, но пули пролетели сквозь призрачного волка, как сквозь сгусток черного тумана.
– Этого не может быть, – прошептал убийца, чувствуя, как ужас вымораживает ему внутренности и как волосы на его голове поднимаются дыбом.
Поняв, что происходит что-то из ряда вон выходящее, убийца резко повернулся и бросился бежать, но из тумана выплыл второй волк – светло-серый, почти белый. Глаза его горели красным огнем, а открытая пасть казалась огромным кроваво-алым цветком.
– Боже! – крикнул Мишутин, пятясь от твари и дрожа всем телом.
Обезумев от страха, он швырнул в волка пистолет, а затем повернулся и снова бросился бежать, чувствуя затылком горячее дыхание двух зловещих тварей, которые следовали за ним по пятам. Он бежал и бежал, и даже когда земля разверзлась под его ногами и зловонная болотная жижа плеснула ему в лицо, он не прекратил свой бег и остановился лишь тогда, когда эта жижа засосала, проглотила, втянула его в себя и со смачным чавканьем сомкнулась у него над головой.
…Дина Васильева опустила старинный бубен, подаренный ей бабушкой Элинэ, и перевела дух. Она невероятно устала от этого жуткого камлания, во время которого ей пришлось в одиночку спуститься в нижний мир и выманить оттуда призрачных волков-оборотней. Но она сумела. Она смогла. Душа Дины словно оцепенела, и внутри этой оцепенелости поднималась, все нарастая, чудовищная волна отвращения. Ведь только теперь, держа в руках старухин бубен, Дина поняла, что на его деревянный, почерневший от времени обод была натянута настоящая человеческая кожа.
