Он неторопливо перелистал снимки. Дошел до одного и явственно задумался над ним.
– Что? – насторожился Сергей. – Узнал его?
– Вот этого чувака вроде здесь видел, – Дворжик протянул карточку. – Незадолго до Генкиной смерти. Он возле его дома отирался, будто следил, что ли….
Сергей взял фотографию. Худощавое лицо, жидкая бородка, выразительные глаза… Со снимка на него смотрел Вениамин Варнавин.
Час спустя Бабкин сидел в придорожном кафе, макал пельмени в плошку со сметаной и думал о том, что с каждым шагом дело запутывается все больше и больше.
Версия о том, что убийца Прохор Савельев, ему нравилась. Простая, логичная. Осталось лишь подтвердить, что никаких гонораров Тульский Зодчий не получал, и тогда пазл сложится. Старикан знал привычки соседки, а драгоценности Изольды лицезрел каждый день, когда она являлась в гости. Неудивительно, что в конце концов не выдержал и спланировал ограбление. «Считай, перед голодающим махали коркой хлеба».
Бабкин утопил в сметане очередной пельмень.
И тут подворачивается Козицкий. Савельев каким-то образом узнал, что Гена ставил сигнализацию Изольде. Вот она, счастливая случайность! Он убеждает Козицкого поучаствовать в ограблении, а потом убивает его – вернее, доводит до гибели.
Отличная версия. Но куда в ней пристроить Вениамина?
На экране высветилась эсэмэска, сообщавшая, что Илюшин наконец-то доступен для звонка.
– Макар, у меня новости, – сказал Сергей и отодвинул тарелку. – Нашелся свидетель в Туле, который говорит, что в двухтысячном году возле дома Козицкого видел Варнавина.
Он пересказал разговор с Дворжиком. Судя по шуму в трубке, Макар снова куда-то ехал. Не расследование, а бесконечное путешествие из города в город.
– Не вписывается у меня Вениамин в нашу теорию, – закончил Сергей.
– Вписывается.
– Каким образом? Отношения с отцом у него паршивые. И зачем Прохору сын в качестве сообщника, когда у него уже есть Козицкий?
– Ты кое-чего не знаешь, – сказал телефонный Макар и в сторону добавил: «Здесь остановите, пожалуйста». – Варнавин был болен и нуждался в деньгах. Сам он уверяет, что эта тема не поднималась до убийства, но, скорее всего, врет. Возможно, дело было так: Вениамин все-таки заговорил с отцом об оплате операции. Прохор сам практически нищий, денег ему взять неоткуда. Он включает сына в свой план – скажем, все сношения с Козицким идут через него. Вениамин свободен в передвижениях, а Прохор постоянно на виду. Или он мог с его помощью искать средства давления на Козицкого, если тот выйдет из-под контроля. Допустим, близких выслеживал, ту же подружку, с которой ты общался. А в обмен на это Прохор обещал сыну долю. Ее и хватило на оплату операции.
– И свидетель пятнадцать лет назад видел двоих людей, преследовавших Козицкого! – вспомнил Бабкин. Эта подробность на некоторое время совершенно изгладилась из его памяти. – Макар, точно! Все совпадает!
– Совпадет, если издатель подтвердит, что на большие гонорары Прохору рассчитывать не приходилось, – сказал Илюшин. – И у нас все равно остается вопрос, кто прикончил Пашку.
– Варнавин и прикончил.
– Почему не Прохор?
– Дед внука любил.
– У попа была собака, он ее любил, – насмешливо сказал Макар. – Серега, это лирика. А нам нужны факты. Один я сейчас собираюсь добыть.
– Какой?
– Причину ссоры братьев. Я как раз возле офиса Татьяны Тишко. А ты лети соколом к издателю и кровь из носу выжми из него все условия контракта с Зодчим.
Людмила Кошелева не вошла, а вбежала в свою уютную маленькую квартирку, захлопнула дверь и с усилием сдвинула тяжелый засов, который обычно никогда не запирала.
Ей было страшно. Людмила налила себе водки, опрокинула рюмку, перевела дыхание.
Человек с тонким художественным вкусом, оказавшись в ее квартире, мог почувствовать слабость и даже недомогание. Всем другим цветам Людмила предпочитала голубой и розовый – в тех сладких их оттенках, которые напоминают о пастиле или младенческих распашонках. Она с юности плела макраме, и стены были украшены горшочками в искусных кашпо, соседствуя с картинами на библейские сюжеты, написанными прохиндеями, не верящими ни в Библию, ни в искусство. Потолок был выкрашен голубой краской, карнизы позолочены, пышные шторы в цветочек перехвачены алыми лентами. Словом, эта квартира представляла собой образчик законченного китча.
Людмила обвела взглядом комнату в надежде, что страх понемногу отпустит ее. Злу не было места среди ромашек на обоях, плетеных горшочков и ковров, соперничающих яркостью со шторами.
Она взяла телефон – розовый, в сердечках – и набрала знакомый номер.
– Люда?
– Ко мне приходили! – выдохнула она. – Следователь! Расспрашивал про Изольду!
– Тихо-тихо-тихо! Подожди, о чем ты говоришь?
– Следователь! – повторила Людмила, чувствуя, что ее снова охватывает отчаяние. – Они опять… как это называется… возбудили дело, да? Возбудили!
– Люда, милая моя, это невозможно.
– Я видела его собственными глазами! – всхлипнула она. – Он допрашивал меня.
– Где?
– В парке! Мне было холодно и страшно, но он меня не отпускал. Ты не представляешь, какой это злобный и жестокий человек!
В трубке забормотали утешительную ласковую чепуху. Но Люда никак не могла успокоиться.
– А вдруг они снова придут?
– Ты не станешь с ними разговаривать.
– А вдруг они узнают?
В трубке замолчали.
– Он ведь не просто так ко мне явился, – горячо зашептала Люда. – Ему кто-то рассказал о нас с тобой. Ты представляешь, что будет, если все всплывет? Что будет с тобой? А со мной?!
Она тяжело дышала и едва не плакала.
– Ничего. Не. Всплывет. – Ее собеседник словно отвешивал на весах по одному слову, и каждое тянуло не меньше чем на килограмм. – Я обо всем позабочусь. Никому больше ни о чем не говори, хорошо?
Людмила всхлипнула.
– Никому! – настойчиво повторили в трубке. – Ты обещаешь мне?
– Обещаю.
– Я приеду к тебе сегодня, – после паузы сказал ее собеседник. – Из квартиры не уходи. И больше не говори со мной об этом по телефону.
– Почему? – изумленно спросила Люда, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Человек, которому она жаловалась на Илюшина, бросил телефон на стол и потер лоб. Разговоры могли прослушивать. Если у нее был следователь, почти наверняка прослушивают! А они наговорили… Стоп, что именно они наговорили?
Он стал вспоминать только что состоявшийся диалог и убедился, что при желании сможет от всего отказаться. Вот Люда… Да, с Людой сложнее.
Придется что-то делать.
Первый визит к издателю закончился ничем. Бабкин проделал двести километров, чтобы выяснить, что Виктор Иванович Квадрин, глава издательства «Цикада», уехал по срочно возникшим делам.
– Мы с ним на пять часов договаривались, – мрачно сказал Бабкин секретарше.
– Вы автор? – безразлично спросила хорошенькая секретарша.
– Нет. А был бы автором, Квадрин вернулся бы? Тогда я могу быстренько что-нибудь написать.
Секретарша бросила на Бабкина осуждающий взгляд и подсунула журнал.
– Вы сначала фамилию свою разборчиво напишите.
– Зачем?
– Чтобы Виктор Иванович вам перезвонил. В самом скором времени!
– Когда?
– Через десять минут, – ответственно заявила секретарша.
Виктор Иванович не перезвонил ни через десять минут, ни через час. Плюнув на необязательного издателя, Бабкин решил пока заняться исчезнувшими драгоценностями.
– Ювелир, ювелир, – бормотал он, сидя в машине и листая материалы дела. – Где ты, голубчик?
Наконец он наткнулся на нужную фамилию.
Бабкин позвонил своему бывшему коллеге и попросил выяснить судьбу человека, который делал украшения для Изольды Дарницкой. В отличие от издателя, коллега был человеком обязательным и расторопным. Уже двадцать минут спустя Сергей вносил в дело новые сведения.
Ювелира звали Ефим Плучник, и он был два года как мертв. Обстоятельства смерти не были криминальными: Плучник тихо скончался от старости.
Сергей отыскал его сына. Бородатый, похожий на гнома немолодой мужчина в ответ на расспросы грустно покачал головой:
– У отца остались фотографии его работ, но определить, какие из них принадлежали Дарницкой, невозможно. Честно говоря, в архиве у него полный бардак.
– Ясно, – кивнул Сергей. – Извините. Спасибо за помощь.
– Да не за что…
Сергей спускался по лестнице, раздумывая, что же теперь делать, когда сверху его окликнули. Плучник-младший, перевесившись через перила, смотрел на него.
– Я тут подумал… Фотографии, которые вы ищете, могут быть у наследников. Когда Дарницкую убили, отец передавал им снимки. Или не им, или следователю… Вот не помню. Но вы попробуйте!
– Попробую, – пообещал Сергей. – Спасибо!
В материалах дела фотографий не было. Он выяснил, где живет Давид, и наугад позвонил по указанному в сетевой базе домашнему номеру.
