Света позвонила. Дверь открыла толстая крашеная блондинка лет пятидесяти в белом халате.
— Добрый вечер! — широко, по-американски улыбнулась Света. — Как поживаете? У вас очень мило. Она огляделась: обои с розочками, огромная репродукция картины Серова «Похищение Европы» в позолоченной раме, журнальные столики с пепельницами, в углу — нечто вроде конторки с компьютером и розовым телефоном, в глубине — лестница, ведущая на второй этаж. Пять кресел, обитых потертым розовым бархатом, и в двух из них — по «братку» — охраннику. «Братки» сидели, развалившись, покуривали, на Свету не обращали ни малейшего внимания.
Толстуха между тем удалилась, не сказав ни слова. Из незаметной двери, находившейся за конторкой, выплыла высокая элегантная дама в дорогом розовом костюме, с длинной сигаретой во рту.
— Здравствуйте. Чем могу вам помочь? — спросила она по-английски.
— Я звонила вам сорок минут назад, — начала Света.
— Да, я помню. — Дама выпустила струйку дыма и прищурила один глаз. — Вам кто-то рекомендовал наш салон?
— Да. Мне рассказал о вашем замечательном салоне один человек, русский. Но это, — Света сделала таинственное лицо и приложила палец к губам, — это тайна. Мой русский друг говорил, в вашем салоне к тайнам относятся с пониманием.
— О, конечно, — кивнула дама, — наши клиенты вправе рассчитывать на нашу скромность. Вы хотите, чтобы с вами работал молодой человек?
Света наклонилась к самому уху дамы.
— Девушка! — прошептала она. — Причем именно та девушка, которая работала с моим русским другом.
Дама слегка отстранилась и вскинула брови:
— Он сказал вам, как зовут девушку? Света отрицательно замотала головой.
— Но тогда я должна узнать хотя бы имя вашего друга.
— В том-то и дело, имени я не помню. — Света закусила губу, изображая досаду. — Год назад я приезжала в Нью-Йорк по делам фирмы. Мне было интересно попасть на знаменитый Брайтон-Бич. Я сама из Алабамы. Мой дедушка — украинец. Я сама нымног говоруит, — Света перешла на страшно ломаный родной язык и сама удивилась, как лихо у нее это вышло, — я заходуит в рестран «Оши блэк», о, йес, «чиорны». «Чиорны айз»… О, простите! Это так трудно, — она перешла на английский, — я могу говорить по-русски, только когда выпью. Так вот, я выпила, мне очень понравились русские мальчики. Честно говоря, я сама бы хотела родиться мальчиком, а эти были такие интересные, сильные…
Дама слушала молча, иногда кивала. Взгляд ее был — само внимание. Света чувствовала: монолог затягивается. Но надо было договорить до конца.
— Моя подруга осталась в Алабаме, а мне очень трудно без любви, продолжала она, — я не могу брать кого попало, с улицы. Я тогда поделилась своей проблемой с теми мальчиками, в ресторане, они мне сказали — у вас ее можно решить. Подарили вашу карточку. Но тогда я не успела, было много дел.
— Постарайтесь, пожалуйста, припомнить, как же звали вашего русского друга, — с очаровательной улыбкой попросила дама.
— Кажется, у него на руке была красивая татуировка. Череп, перевитый змеей. И звали его… О, я вспомнила: Валери! О, да. Так зовут мою подругу в Алабаме. Очень красивое имя. По-русски звучит чуть-чуть иначе.
— Валерий, — подсказала дама.
— О, да! Он такой большой, красивый. У него такое большое лицо.
— Я поняла, о ком вы говорите, — кивнула дама.
— Это замечательно, что вы меня понимаете. Мне хочется именно ту девушку. С которой был Валери.
— Катя, — улыбнулась дама, — ее зовут Катя. Как раз сейчас она свободна.
Сейчас были свободны все семь девушек и двое юношей. Наплыв клиентов начинался позже, часов в одиннадцать. Собственно, и наплыва-то особого не было давно. Салон переживал не лучшие свои времена. Поэтому хозяйка обрадовалась появлению богатой идиотки из Алабамы. Хотя такого рода услуги ее девушки не предоставляли, но можно слупить хорошие деньги.
— Ваши друзья говорили о наших расценках? — осведомилась она.
— О, этот вопрос меня не интересует, — рассеянно ответила Света, — я не ограничена в средствах.
— Двести в час, триста пятьдесят — за два часа, — быстро проговорила хозяйка.
— О'кей, — легко согласилась Света, — вам удобно получить наличными? Света отсчитала четыре стодолларовые бумажки.
Спрятав деньги в карман, дама подняла телефонную трубку, нажала две кнопки и сказала по-русски:
— Катерина, к тебе клиентка. — Она понизила голос и заговорила очень быстро:
— Да, баба. Ничего, обслужишь. Не выдрючивайся. Не знаю. Она хочет именно тебя.
— Сейчас вас проводят, — обратилась она к Свете по-английски.
— О, благодарю вас.
Появилась блондинка в белом халате и молча повела ее на второй этаж. Они шли по коридору с рядом дверей. В конце коридора было приоткрытое окно; именно это окно Света заметила, когда заблаговременно осмотрела тыльную сторону дома.
Толстуха открыла одну из дверей, пропустила Свету, сама осталась в коридоре. Дверь захлопнулась.
Посреди комнаты стояла широкая кровать, покрытая одной простыней, без подушек и одеял. На краю кровати сидела крупная, довольно рыхлая блондинка в черном купальнике-бикини. Ее добродушная курносая физиономия совершенно ничего не выражала.
Усевшись на единственный в комнате стул, Света закурила. Когда в коридоре стихли шаги, она сказала по-русски:
— Послушай, Катя. Я не собираюсь заниматься с тобой любовью. Сейчас ты мне скажешь, на кого работает твой постоянный клиент Валерий Приходько, и я уйду.
— Какой Приходько? Не знаю никакого Приходько! — У нее был сильно выраженный украинский акцент.
Света поморщилась.
— Давай договоримся по-хорошему, — легким движением она вынула из сумочки пистолет и щелкнула предохранителем.
— Убери свою пушку! Сейчас охрану позову! В ту же секунду Света оказалась у кровати, пальцами левой руки сильно сдавила девушке горло. Дуло пистолета она втиснула в открывшийся рот.
— Пока они добегут, — ласково объяснила Света, — тебя уже не будет.
Девушка дернулась изо всех сил, попыталась схватить Свету за руку, но железные пальцы сжали ее горло еще крепче.
— Против тебя лично я ничего не имею, — продолжала Света, — мне неприятно причинять тебе боль и еще неприятней будет тебя убивать. Учти, убивать мне придется медленно, и ты все равно назовешь нужное мне имя. Возможно, после этого я даже оставлю тебя жить, но ты останешься безнадежной калекой. И не вздумай врать. Я пойму это сразу.
Глаза Кати были полны ужаса, лицо побагровело, на лбу вздулись жилы. Она замычала что-то. Не ослабляя пальцев на горле, Света вытащила пистолетное дуло у нее изо рта и аккуратно вытерла его о простыню.
— Тебя убьют! — прохрипела девушка.
— Возможно, — согласилась Света, — но тебе это будет уже безразлично.
— Валерка мне язык вырежет!
— А я могу сделать это прямо сейчас. Пойми, Катюша, тебе надо бояться только меня и только сейчас. Никакого «потом» у тебя может не быть.
— Покурить дай! — тихо попросила девушка.
— Нет, моя радость. Сначала все скажешь, потом кури на здоровье.
— Я не могу. Я не знаю.
Легко размахнувшись. Света вмазала ей кулаком в солнечное сплетение.
Девушка скорчилась и стала хватать ртом воздух.
— Это я тебя еще не ударила, а так, приласкала, — утешила ее Света, — мне продолжать?
— Ладно, — отдышавшись, сказала Катя, — Приходько работает на Доктора. Он мне не сообщал, просто по пьяни как-то проговорился. Так я вообще могла не знать.
— Не прибедняйся. Продолжай.
— А чего продолжать? Как-то Валерка пришел бухой и говорит, мол, жмот его хозяин. Ресторан «Очи черные», мол, его, а ребят своих никогда на халяву не покормит. Платить заставляет.
— Много у Доктора народу?
— Не знаю. Авторитет он не крупный, середнячок. Но отморозок. Его все боятся.
— Что у него, кроме ресторана?
— Ну, вроде пара магазинов и это, поликлиника или центр оздоровительный. Называется «Никифоров», что ли.
— Никифоров — чья фамилия?
— А хрен знает. Только не Доктора. Доктор чечен вроде.
— Вот и умница, — Света облегченно вздохнула, — теперь тебе остается только помалкивать о нашей встрече. Иначе сама понимаешь. На, кури.
Света кинула на кровать нераспечатанную пачку «Винстона».
— Или ты травку предпочитаешь? Извини, чего нет, того нет. Прощай, детка. Трахайся со своими быками, хрупкая ты моя Европа.
Она скользнула за дверь, потом бесшумно, как кошка, выпрыгнула из коридорного окна на улицу, и через несколько минут ее машина уже выезжала из Брайтона.
А Катя, прежде чем закурить, долго хлопала глазами: про быков она поняла, а про Европу — нет. При чем здесь Европа?
* * *
У Арсюши болело все тело. Костолом и Спелый здорово избили его — просто для собственного удовольствия.
