действительно широких шагов до мрака и беспокойной воды, по другую сторону которой Япония и Китай.
Идеальное место для того, кто ищет покоя. Естественная звукоизоляция и защита от посторонних глаз.
Широкие железные ворота разъехались, стоило машине к ним приблизиться, и Хоффман оказался на участке, поросшем дикой травой и темно-зеленым кустарником. Место было сплошь усыпано мелкими красновато-лиловыми ягодами и камерами слежения, сканирующими все направления.
Не успел Пит повернуть ключ зажигания и выключить мотор, как все тот же маленький полноватый человек, назвавшийся в прошлый раз Ленни, распахнул двери парадного входа и поспешил навстречу Питу вниз по лестнице.
– Ты нашел нас…
– У меня было подробное описание пути.
– Отлично. Мы здесь не слишком избалованы гостями. Взрослыми гостями, я имею в виду.
И снова этот резкий сатанинский смех. Хохот, переходящий в хихиканье. Ленни распахнул входную дверь с глубоким театральным поклоном.
– Добро пожаловать.
Пит Хоффман пошел первым, вслушиваясь в жалобный скрип деревянных ступеней под ногами Ленни, который следовал за ним. Просторная продолговатая прихожая перетекала в гостиную с высокими потолками и роскошными панорамными окнами, которые при других обстоятельствах заставили бы Хоффмана шагнуть в вечность вот уже во второй раз за последние несколько минут. Сюда доходили разве что взгляды простирающегося вдаль моря.
– Кто здесь живет?
– Никто.
– Никто?
Хоффман огляделся. Интерьер полностью соответствовал экстерьеру – дорого, уникально, меблировано со вкусом. Дом мечты и никто не живет? Откуда у них такие деньги?
Металлический передвижной столик золотого цвета уставлен уже початыми бутылками и хрустальными фужерами. Ленни налил себе бочковой виски и повернулся к Хоффману.
– Что будешь пить?
– То же, что и ты.
– Ты не теряешь бдительности, похвально.
На этот раз у Ленни были интересные темы для разговора, поэтому смеялся он недолго.
– Святилище.
– Что?
– Здесь никто не живет, потому что это святилище. Для таких, как мы. Непонятых.
Святилище. Непонятые. Этими двумя словами Ленни объявлял нереальное реальным.
– Есть еще одна комната, которую я хотел бы тебе показать.
По другую сторону просторной гостиной был выход на кухню. Тоже в стиле американских фильмов – с кухонным островком посредине, с видом на бескрайнюю синеву моря и неба, открывающимся из-за посудного столика.
Они прошли мимо уголка, где предполагались совместные завтраки с кукурузными хлопьями, и мимо зала, оборудованного под современный офис, и оказались в комнате с совершенно другой атмосферой – атмосферой отчаяния. Здесь они были с детьми. Большая кровать в центре завалена пухлыми подушками и разными плюшевыми зверьками.
На полке ждали своего часа другие игрушки – собачьи поводки, сексуальные аксессуары, груды платьев и прочей одежды всевозможных размеров. Но кое-чего не хватало – Хоффман сразу это почувствовал. Хотя оно, конечно, было, не только во дворе, но и внутри. Всевидящее око – то, что Хоффман нередко использовал в целях контроля над ситуацией и сам. Потому что все должно быть записано на камеру, чтобы потом распространяться между членами сообщества и дальше.
Хотя какое это имело для него значение?
С глушителем, ожидавшим своего часа в багажнике, Пит мог вывести из строя не только эту, но и все остальные камеры слежения в доме, где бы они ни находились. Но запустить передатчик прямо сейчас, превратить картинку на мониторах охраны в черный квадрат с беспорядочными всплесками шумов означало навлечь на себя лишние подозрения.
Пит в последний раз быстро оглядел комнату. Что, если там, в углу, где самое слабое освещение? Или она вшита в одну из подушек, между пластмассовыми жемчужинами и прочим?
– А… Твоя дочь?
Ленни сделал жест, означавший, что нужно двигаться дальше.
– Что дочь?
– Она тоже будет?
– Прости, не понял.
– Она приехала с тобой или как? Какая радость для девятилетней девочки отдохнуть от вашей холодной страны на нашем солнечном побережье, в другой части земного шара.
– Мне кажется, я уже писал об этом Ониксу. Да, точно писал. Она осталась дома с мамой, потому что это служебная командировка. Но я обязательно займусь твоим заказом, как только вернусь домой.
– Все в порядке, я только… Всегда хочешь надеяться на лучшее или как? Знаешь, сколько было разговоров вокруг твоего слайд-шоу? Того, что из девяти фотографий, где она и ты…
Рука Пита Хоффмана инстинктивно сжалась в кулак. Он должен был противостоять этому, держаться, пусть даже из последних сил. Нельзя выходить из образа.
– …думаю, даже ничуть не хуже следующей серии, где она возвращалась из школы и ты встречал ее, или… Когда ей надо было переодеться, как будто на пляж, а ты… И ведь каждый раз у тебя получается нечто.
Теперь все, я ударю его в лицо.
Не могу больше.
– Да… каждый раз такое вот увлекательнее путешествие, от картинки к картинке. Она раздевается постепенно и так естественно, а ты…
И все-таки Пит не ударил его. Хотя и был уверен, что это почти титаническое усилие воли не могло пройти незамеченным со стороны, пусть даже в виде малейшего мышечного напряжения в лице или теле.
Они вошли в зал, оборудованный под современный офис, и Ленни заметил легкое недоумение на лице гостя.
– Наш бизнес-центр.
– Бизнес-центр?
– Иногда нам с Ониксом удается что-нибудь продать на сторону. Не фотографии сообщества, разумеется, это святое. Есть много другого. То, что мы здесь записываем, к примеру. Или что-нибудь не соответствующее художественным требованиям сообщества. Недостаточно качественное, другими словами. Тем не менее находятся люди, готовые отдать за это целое состояние.
Ленни гордо хмыкнул.
– Большие деньги, Лацци. Очень, очень большие деньги.
Целая индустрия, Бирте говорила об этом. И большинство таких, как Хансен. Датский папа, продавший слайд-шоу из девяти частей немногим избранным, а потом еще пятнадцать картинок из другой серии. Пара тысяч долларов здесь, пара тысяч евро там… Но Бирте имела в виду прежде всего крупных игроков порнографического рынка, оперирующих огромными объемами продукции. Многомиллиардные обороты – и все держится на сексуальном насилии над детьми.
– Еще виски?
– Спасибо, достаточно.
– Мммм… Беречь себя для самых маленьких? Что ж, мудро.
И опять этот раздражающий смешок. Хоффман задержался возле офисного оборудования. Ленни и Оникс, как много денег могли заработать эти двое? Что означают эти его «большие, очень большие деньги»?
Пит внедрялся в банды работорговцев, наркотических баронов и оружейных спекулянтов. Он полагал, что знает о криминальных оборотах все, и вот теперь оказывается, что раздетые дети – это тоже многомиллиардная индустрия. Он-то думал, что речь идет всего лишь об обмене фотографиями в узком кругу единомышленников. Как он мог быть таким наивным? Или намеренно закрывал глаза?
– А вот скажи, Лацци…
Ленни снова показал рукой, что пора трогаться с места.
– Да?
– «Лацци», что это
