— Бензина убили, — пробормотал раненый.
— Бензин убили? — с интересом переспросил Виктор. — Как может быть?
— Да, Бензина убили, — в забытьи повторил раненый.
— Он бредит, — сказал Светозар.
— Я слышал о такой компании, — вполголоса возразил ему Виктор. — Вас и Бензина послали на задание? Бензина убили, а вы… вас зовут…
— Бензина убили… Руль послал… он пасть порвет…
— Как вас зовут?
— Руль послал… Прозевали… Взять Светозара… фраера… пасть порвет… После ночи… в Чертаново получить налог… Убили…
— Вы знаете Светозара? — спросил Виктор.
— Фраера… в подвал… — Раненый умолк и только хрипло дышал, протяжно стеная иногда.
— Как вас зовут? Ваше… прозвище? — настойчиво повторил Виктор.
— Оставь его, — сказал Светозар. — Где же Данила? Боюсь, до больницы не довезем.
— Ладно. Сдадим обоих. Неплохая идея?.. — спросил Виктор. — Свет, ты понял, что ему известно твое имя?
— Да. Кажется… Я теперь тревожусь за Катерину. Но, похоже, с нею все в порядке.
— Что же сегодня за ночь такая закончилась? Замечательная ночь в моей жизни!.. А что, если вдруг они оба — тот, что там, сзади, и этот за моей спиной, — какие-нибудь близкие знакомцы? Побрательники? А?.. Фантастика! Свет, тебе, по-моему, сильно повезло. Но — потом, после: не хочу при нем произносить…
ГЛАВА 11. НЕМНОГО СУМБУРА
Людмилу высадили из машины около шести вечера. Тот, что сидел рядом, на заднем сиденье, сказал:
— Сто метров пройдете — станция метро Теплый Стан… Вы были нашей гостьей. Не обижайтесь, пожалуйста, коли что не так… Мы постарались создать вам максимум комфорта…
— Мне что, полагается сказать спасибо?
— Не обязательно. До свиданья.
Машина рванула с места, не дав ей опомниться, и растворилась в веренице машин, заполнивших Профсоюзную улицу.
Район был ей хорошо знаком.
Явился большой соблазн поехать домой: в ее сумочке все сохранилось в целости — деньги, документы, ключи.
Она ничего не могла знать о попытке нападения на Аню, о погроме на квартире свекрови, о ночных похождениях Светозара.
Но ощущение реальности жизни, возрождаясь вместе с чувством обретенной свободы, напомнило категорический запрет мужа приближаться к своему дому.
Она спустилась в метро и поехала к брату.
Сутки прошли — всего лишь — с момента ее похищения. И несмотря на то, что ее, казалось бы, ничем не притесняли, не стесняли в бытовых мелочах — несвобода, потеря самостоятельности в выборе поступков, замкнутое пространство — одна-единственная мысль об этом обратила эти сутки, эти часы и минуты в нескончаемую пытку.
Рядом с нею сидели и стояли люди. Читали книгу, разговаривали, дремали. Поезд с грохотом несся по тоннелю.
Было душновато в вагоне. И тоже замкнутое пространство. Но это была яркая, свободная, живая жизнь — без тоски, без скуки и беспокойства.
Людмила широко открытыми глазами с улыбкой смотрела на окружающих ее людей, которые ничего не знали о ней, у которых все было размеренно и обыденно. И ей была странна и непривычна эта обыденность, как будто она отсутствовала не сутки, а по меньшей мере год — или много лет. Так ей было странно ее нынешнее состояние после пережитых только что обстоятельств и впечатлений — она смотрела по сторонам горящими от возбуждения глазами и не могла налюбоваться.
У Светозара в доме царила тоже возбужденная атмосфера. Он далеко не все открыл Катерине из ночных своих впечатлений, и Данила и Виктор по его просьбе помалкивали.
Но и того малого, что было рассказано, оказалось достаточно, чтобы Катерина встревожилась, не хотела отпустить мужа на шаг, опекала каждое движение и глядела на него преданными тоскливыми глазами, точно это ему грозила участь без пяти минут покойника. А не тому простреленному, по всей вероятности, бандиту, попавшему в реанимацию в больнице на Каширском шоссе.
Людмилу встретили взрывом восторга.
На шум вышел Виктор из комнаты, отведенной ему для отдыха и творческих занятий.
— Фантастика!.. Андерсеновская сказка, — воскликнул он, услыхав ее историю. — Вас и вашего брата охраняет добрый ангел. Чему еще приписать такие невероятно удачные повороты?
Она позвонила на работу Борису.
— Я немедленно приеду, — ответил он. — По телефону не будем говорить.
Ночью Борис звонил Светозару, когда тот уже успел уехать из дома. Несколько часов беспокойства за жизнь человека, чье дилетантство в практических действиях хорошо ему было знакомо, а затем известие о налете на квартиру матери и следах от пуль на стенах, и мертвом теле, — окончательно разъярили его. Переполнили жаждой битвы, мести. Он с содроганием представлял себе, что увез оттуда дочь и маму, опередив бандитов на какие-нибудь минуты.
Сомнения не было в том, что те же самые харетуновские гориллы, похитившие жену, предприняли этот налет. Происхождение мертвого тела было необъяснимо — но тело исчезло, благодаря Светозару.
Борис ездил днем домой к матери, вызвал милицию. Составили протокол — что еще? Ничего.
О мертвеце он ничего не сказал.
Постоянно и очень остро помнил о Людмиле. И добавил напряженности Светозар, взрослый ребенок, не ведающий, прикосновением к какому злу грозит ему вмешательство. Его друзья-поэты, вовсе посторонние люди, если бы пострадали, — все это, как ощущал Борис, легло на совесть ему.
Любопытно, что, неведомо для себя и остальных, такой неспособный к практическим действиям Светозар одним только слабым, неумелым движением отдалил на неопределенный срок серьезную опасность, угрожающую всему семейству.
Приехав к нему, Борис выслушал повторенную еще раз для него историю Людмилы.
— Безымянный и тяжело раненный пассажир, бредивший об убитом Бензине и захвате Светозара, с именем которого рядом звучало слово фраер, — напомнил Виктор, — толковал о Руле. Руль приказал… Руль послал… Это — Лихоборская группировка.
Борис задумался — и все-таки остался при своем. Он промолчал.
— Твои поэтические фантазии, — сказал Светозар Виктору, — далеки от реальности. Пугают женщин. Катюша, Витя грезит, ты же знаешь. Не бери в голову.
Но в уме у нее вихрем понеслись мысли об угрозе — о захвате и страшных вещах; грозная опасность испугала ее, обозлила.
— Свет, сидел бы ты и занимался своим делом! — в сердцах ответила Катерина, смещая, как случается нередко, точку приложения раздражительности. — Больше было бы толку. Тоже мне нашелся борец с мафией.
— А я ничего не делаю.
— Это я виноват, — сказал Борис. — По моей дурости мы обнаружились. И мама, и Свет… Не надо забывать ни на секунду — прослушивание у них поставлено выше…
— Выше крыши, — сказал Виктор.
— Только еще захотел позвонить — а они уже записали, проработали, проанализировали, сделали выводы и наметили план. И реализовали!.. Научная фантастика — Жюль Верн в степени Герберта Уэллса…
— Боря, — сказала Катерина, и в голосе ее звучали язвительные интонации, — мало нам неприятностей и трудностей… Зачем ты нас втравливаешь в новое какое-то жуткое… лихо?
— Катенька… — укоризненно произнес Светозар. — Нечаянно получилось. Милочку похитили…
— Прости, Катя. Я не хотел. — Борис подошел и обнял ее.
— Что нам делать? — спросила Катерина.
— Переезжайте, а? У вас миллион знакомых. Недели на две. О вас забудут. Вы-то совсем ни при чем, Это вечером меня плотно опекали — засекли Света. Он дернулся, вот и наехали на него…
Неожиданно Людмила, сидевшая в уголке дивана, разрыдалась в голос:
— А ты? Что мне с тобой делать?.. То что ничего ужасного не произошло — ведь это был намек, предупреждение. Они — всесильны. И, в действительности, ужасно!.. Боря… Давай мы
уедем…
— Да. Я хочу, чтобы ты и Анечка уехали… на время. — Он погладил ее по голове и поцеловал в губы. — Договорюсь с Петром — поезжайте к нему в Нижний Новгород.
— А ты?
— А я буду умницей. Паинькой. Чего за меня беспокоиться? Ты видишь — меня не трогают. Кружат вокруг моих близких… Ролан там охрану какую-то затевает… нанял охранную фирму. Но пустое. Какая охрана? Лучшая охрана — уехать! Переселиться под другое небо. Путешествие, отпуск. Тем более, Людонька, на работу тебе сейчас нельзя: им известна твоя работа. И Анечку забирай. Я удивляюсь…
— Что? — встревожилась Людмила.
— Нет, нет, — спохватился Борис. — Ничего. Забирай Анечку — для пущей сохранности. — «Я завязан, подумал он, испытывая подъем неостановимого желания продолжить атаку, — теперь на гораздо более крупную организацию и знакомую фигуру во главе нее».
— Ребята, — вступил Виктор, — давайте жить дружно. Устроим поэтическую двухнедельную общую свалку на моей квартире в Чертаново. Прекрасная природа. Прекрасная. Скоро снег выпадет — лес. Я ничей родственник: конспирация абсолютная, идеальная, не имеющая себе равных.
