Солидная внешность Гридина, дорогая одежда, перстни и золотые часы на цепочке подкрепляли его слова. Экономка сочла за должное помочь такому презентабельному господину.
– Землетрясение нанесло убытки каждой семье на побережье. Но господь сжалился над сеньорами Саджино. Им удалось продать кое-какие находки и на эти средства частично восстановить усадьбу.
– Нет худа без добра? – усмехнулся коммерсант. – А что за находки? Вы их видели?
– Я устроилась сюда гораздо позже. Могу судить только по разговорам хозяев. Не подумайте, что я подслушиваю! Просто иногда они обсуждают свои проблемы слишком громко. А куски керамики до сих пор валяются среди камней и мусора.
– Керамика? Разве это были не остатки рукописей? Я слышал, в доме хранилась коллекция редкостных манускриптов.
– Да, но… рукописи почти все погибли. Я говорю о другом. В саду образовалась глубокая трещина…
Экономка оглянулась и понизила голос. Вряд ли хозяева похвалят ее за длинный язык. Хотя они и уехали, кажется, что кто-то может ее услышать.
– Судя по находкам, раньше тут жили древние греки. Очень давно! Молодой сеньор достал из провала блюдо, серебряный сосуд для вина и еще какие-то мелочи. А под вывороченным с корнями деревом лежала золотая вещица. Оказалось, что все это стоит больших денег.
Гридин догадался, что «молодой сеньор» – Марио, и решил уточнить, так ли это.
– Могу я увидеть молодого сеньора?
Экономка изменилась в лице. Она размышляла, стоит ли продолжать беседу. Золотой перстень с пальца любопытного посетителя облегчил ей выбор.
– Сеньор Марио трагически погиб. Утонул в море, когда купался. Видимо, ему стало плохо: судорога или сердечный приступ. Бедные сеньоры Саджино! Сначала исчезла невестка, потом сына потеряли. Их единственный внук остался сиротой. Горе, которое они перенесли, невосполнимо…
Из поместья Гридин отправился в музей, где ему показали фрагменты античной керамики и обломки статуй, найденные на побережье. Оказывается, в глубокой древности местные жители поклонялись Дионису, то бишь Бахусу или Вакху. Во славу бога виноделия и веселья устраивали настоящие оргии. Везде, где появлялся Дионис со своей пьяной и развязной свитой, ему сопутствовало безумие…
* * *
– По-моему, он свихнулся, – заключил Ренат.
– Антонио? Сомневаюсь.
– Лара, он убийца! На его счету два трупа! Он не зря хотел повеситься. Ему всюду чудовища мерещатся!
– Не всюду, – возразила она.
– По-твоему, у Розы на самом деле шесть собачьих голов?
– Я этого не исключаю.
Ренат фыркнул, но смолчал. Харибда в образе морской пучины чуть не поглотила корабль Одиссея в Мессинском проливе, а шестиглавая Сцилла хотела сожрать его команду. Может, Антонио мифов начитался?
– Надо зайти к нему на работу, еще раз поговорить, – предложила Лариса. – Что-то мы пропустили, чего-то не поняли.
– Вместо того чтобы зря тратить время, я бы созвонился с сестрами Саджино. Они в опасности. Боюсь, кого-то из них убьют.
Ренат не мог объяснить, почему он чувствует угрозу этим двум женщинам, наследницам проклятого поместья. Но он – чувствовал!
Лариса стояла на своем. Она поймала такси и назвала адрес музея. Ренат молча помог ей сесть в машину и устроился рядом. В его сознании роились образы козлоногих сатиров и пьяных нимф.
– Знаешь, в чем трагедия этого семейства?
– А? – не расслышал он, погруженный в свои мысли.
– В месте, на котором расположена усадьба! Помнишь трещину в саду, куда провалился мраморный мальчик? И вывороченное с корнями дерево? Сейчас там растет лимон, – заволновалась она.
Как он мог помнить то, что случилось сто лет назад? Ренат смотрел в окно, но вместо живописных улочек видел шествие разнузданной толпы. Разгоряченные вином мужчины и пьяные вакханки жаждали соития…
– Черт!..
– Что вы сказали, сеньор? – повернулся к нему таксист.
– Ничего, – ответила за него Лариса.
Люди в козлиных шкурах громко распевали дифирамбы[9], в воздухе пахло цветами, соком винограда и человеческим потом…
– Дионис одержим священным безумием, – прошептал Ренат, наклонившись к Ларисе. – Этот весельчак и покровитель виноделия жестоко расправлялся с врагами.
– Расправляется, – поправила она. – И лишает рассудка тех, кто не признает в нем бога…
Гридин постигал культ Диониса через искусство, мифологию и античные черепки, оставшиеся от святилищ и храмов. Затаив дыхание, он слушал археологов и любителей древностей, которые открывали ему мир, канувший в лету.
Его поразило первоначальное значение слова «трагедия». Оказывается, в жертву Дионису приносили козла, и этот обряд сопровождало пение юношей, переодетых в козлиные шкуры.
– Tragos – по-гречески означает козел, а ode – песнь, – объяснил старик-ученый.
– Выходит, трагедия – это «песня козлов»?
– Именно так.
– Глупо! – заключил Николя.
– Но ведь козла в итоге убивают, – улыбнулся старик. – Главный герой расстается с жизнью, вот вам и суть трагедии.
– Глупо, – повторил Гридин.
– А кто вам сказал, что во всем заложен великий смысл?
Русскому коммерсанту показали копии фресок, некогда украшавших виллы богатых жителей города. Тема «дионисий», – праздников в честь бога обильных возлияний и праздного образа жизни, – была весьма популярна на Сицилии.
– Одно время всю Грецию захлестнуло поклонение природному началу, которое не знает добра и зла, – рассказывал ученый. – В храмах Диониса жрецы потакали животным инстинктам и безудержному разгулу страстей. Хмельное исступление, разврат и насилие не осуждалось, а приветствовалось. Экзальтация, транс и сексуальный экстаз считались совокуплением с разлитым повсюду Дионисом. В порыве священного безумия пьяные вакханки могли разорвать голыми руками быка! Люди нарушали все законы морали, все правила и запреты.
– Как? – изумлялся Гридин. – Эта дикость культивировалась древними греками?
– Под тонким покровом рассудка в человеке клокочет первобытный огонь. Когда он вырывается наружу, вы ужасаетесь. Потом он снова прячется, подобно уснувшему вулкану, и усыпляет вашу бдительность. Вы мните себя продуктом цивилизации, тогда как ваша суть – смешение всех крайностей, где боль и наслаждение становятся одним целым…
Слова ученого казались Гридину бредом извращенного ума. А сцены, изображенные на фрагментах фресок, походили на шабаши ведьм, леших и обросших шерстью рогатых чертей. Он высказал свое мнение старику.
– Что вы? – вежливо возразил тот. – Какие ведьмы? Какие черти? Это нимфы, менады, сатиры и фавны!
Несколько музейных дней прошли для Гридина в угаре, который можно сравнить с опьянением. Только пьяным было не тело, а душа, отравленная «вином Диониса». Он сам чуть не впал в безумие, порожденное тоской по Франческе, запахом лимонных садов, сладким морским ветром и дыханием Диониса, которое волей-неволей проникало в кровь и бродило по жилам, словно молодой виноградный сок.
После того как Гридин разобрался в обрядах, называемых оргиями, он вдруг понял, на каком месте стоит усадьба Саджино. Для него кое-что прояснилось. Он вторично встретился с экономкой, но ничего нового от нее не услышал.
Да, сеньор Марио нашел какие-то культовые предметы. Их продали, чтобы восстановить разрушенный дом. Сеньор Марио сделал это тайно, потому что находки представляли историческую ценность. Он старался ради своей невесты Франчески. Хотел поскорее привести ее в уютное гнездышко, а не в жалкие развалины.
– Девушка была не в своем уме, – добавила экономка. – Говорили, что однажды она ушла на берег моря и не вернулась. Сеньор Марио чуть с ума не сошел от горя. Потом выяснилось, что бедняжка не утонула, а просто бродяжничала. Когда невеста объявилась, то-то была радость! Правда, родители Марио не одобряли желание сына вступить в брак с больной девушкой. Но он так любил ее, что тронул сердце отца, и тот дал согласие на свадьбу. Увы, молодые недолго были счастливы…
Женщине было невдомек, что русский коммерсант знает о судьбе Франчески больше нее.
– Марио продал все, что нашел в саду? – спросил он, когда экономка замолчала.
– Такие подробности мне неизвестны.
Ее взгляд задержался на золотых часах Фаберже, которыми поигрывал Гридин.
– Если вы припомните что-то особенное, я сделаю вам царский подарок…
Она задумалась, наморщив лоб и закусив губу. Часы соблазняли ее, поблескивая золотом, посверкивая бриллиантовой россыпью.
– Ей-богу, сеньор, я бы рада вам услужить…
– Не торопитесь. Иногда в голову приходит забытая деталь, незначительная мелочь, на которую вы не обратили внимания.
– Да… да… я стараюсь…
В саду, куда экономка впустила Гридина, под деревьями валялись мелкие оранжевые апельсины. Ветерок шевелил седые локоны женщины. Ей очень хотелось заполучить часы.
