Ей хватает приличия чуть зардеться.
– Просто уйди с дороги, Дэн. У меня лишь одни наручники, или я возьму тебя за воспрепятствование.
Ради любви люди творят всякие глупости, так что я говорю:
– Я тебе не препятствую. Пока.
Ронни приподнимает брови:
– Ты серьезно? Хочешь ввязаться из-за помешанной?
Кровь у меня уже бурлит, так что голос рассудка в моей голове не громче комариного писка.
– Ага, хочу ввязаться. А София не помешанная.
И тут, как по команде, слышу тихий голос у себя за спиной. Каждое слово истекает отчаянием.
– Нет, Дэниел. Я помешанная. Помешанная на всю голову.
София подошла сзади в носках, так что я ничего не слышал. Было время, когда мышь не могла подкрасться ко мне незаметно, но я уже старею, и чувства у меня такие же потрепанные, как эмоции.
– Нет. Нет, дорогая. Ты говоришь не то, что думаешь. Ты помнишь вещи, которые не случались, но ничего такого, что мы не могли бы поправить.
Глядя на нее, стоящую там, такую опустошенную, лишенную сияния, окружавшего ее, когда она была девушкой, и угашенного этим чудовищем Кармином, я осознаю, что процентов на 60 верю, что она невинна, а остальным 40 процентам насрать.
Чего бы то ни потребовало, эта женщина будет счастлива.
– Я здесь, София, – говорю я, загребая ее в объятья, и она кажется меньше, чем всего несколько минут назад. Радикальный план потери веса: «Выработайте психоз и склонность к смертоубийству и смотрите, как фунты тают на глазах».
– Мы справимся, – приговариваю я. – Я не ухожу.
– Трогательно, – замечает Ронни, уже стоящая в комнате, запустив большие пальцы в шлевки ремня.
Я бросаю на нее ядовитый взгляд.
– Эта сцена доставила вам то наслаждение, на которое вы рассчитывали, детектив?
Ронел хмурится:
– Нет, вовсе нет, Дэниел. Я тут закрываю «висяк», что должно увенчать меня лаврами, а ты вызываешь у меня чувство, будто я застрелила эту клизму Кармина своей рукой. Ты разве не знаешь, что злорадство – одна из завлекаловок этой работы?
Я прижимаю Софию покрепче:
– Извини, что обоссал тебе день славы, но это и есть персона, о которой мы говорим.
София хлопает меня по груди:
– Кармин тоже персона. Если я ему что-нибудь сделала, то должна за это ответить.
Я не вижу никакого способа избавить Софию от визита на Полис-плаза для допроса. И показываю Ронни указательный палец.
– Только дай мне секунду, лады?
– Я дам тебе аж десять, зануда. А потом вызываю подкрепление.
София отшатывается от меня:
– Ты должен отпустить меня, Дэн.
Я хватаю ее за плечи, глядя ей глаза в глаза:
– Ладно, дорогая. Тебя посадят в машину и отвезут в город для допроса. На самом деле они просто шарят впотьмах, потому что у них нет ничего, кроме телефонного звонка пьяной биполярной женщины, которая даже ничего об этом не помнит. Не говори ни слова, пока я не привезу туда адвоката, но даже после этого вся твоя история – «Я не помню». Уяснила?
– Я не помню, – повторяет София, а затем пытается выдавить из себя отважную улыбку.
Сердце у меня падает. София будет говорить все, что я велю, пока дверь комнаты для допросов не захлопнется за ней, и тогда она скажет все, что велит ей депрессия. Я чувствую, как конечности у меня покалывает, а периферию зрения поглощает тьма, и на секунду понимаю отчаяние Софии.
– Всё в порядке, малыш, – говорит она, поднимая руку, чтобы погладить меня по щеке. – Так оно лучше.
Ронни похлопывает по своим наручникам, и я понимаю, что мое время истекло. Если я не отпущу Софию прямо сейчас, кандалы будут извлечены и подкрепление ринется вверх по лестнице.
– Только продержись до меня, дорогая, – прошу я, чувствуя, что более готов расплакаться, чем когда-либо. – Продержись до моего подхода.
– Продержусь, Дэн, – обещает она, и я понимаю, что все кончено. Теперь она подпишет договор с дьяволом, только бы напроситься на наказание, которого она, по мнению ее расстройства, заслуживает.
Ронни берет Софию за запястья и мягко увлекает от меня, когда я замечаю фигуру у двери, и мое кельтское шестое чувство уведомляет меня, что сейчас все усугубится.
Куда уж к чертям тут усугубляться?
* * *
Мужик в дверном проеме выглядит так, будто его уделали в говно обезьяны. Волосы с одной стороны взъерошены, а с другой уложены в безупречную челку. На нем лазурный костюм с самыми натуральными золотыми эполетами – то ли ретро, то ли жестокое опережение вихляний моды, – а его мясистую верхнюю губу украшают усы а-ля Принс, извивающиеся в такт его тяжелому дыханию. Физически он особой угрозы не представляет, разве что вцепится мне в рожу и задушит своим пивным духом, но почему-то вид этого сального субъекта гасит последнюю искорку надежды, которую я пестовал, что сегодня дела могут обернуться к лучшему.
– Чё тут, черт возьми, творится? – Это первое, что изрыгает его рот с невероятным апломбом, будто он король той горы, на которой сидит, а вовсе не коротышка с гнусными волосенками и еще более гнусным костюмом. Затем он видит Ронни и металлические блики у нее на поясе, и все разительно меняется. Парень вытягивается в струнку и упирается взглядом в пол. Мгновенное и безоглядное подчинение.
«Бывший зэк, – осознаю я. – Да притом не такой уж бывший».
Я бросаю взгляд на Софию – глаза у нее распахнуты, будто она видит второе пришествие Элвиса и дышит часто-часто; такие вздохи – музыка для ушей любого мужчины.
И тут до меня доходит.
Господи, нет! Этот огрызок не может им быть. Я верю в совпадения, но это уж чересчур для совпадения. Это треклятое чудо.
Детектив Дикон берет ситуацию в свои руки.
– Что вы здесь делаете, сэр? Здесь осуществляется арест.
Огрызок не поднимает глаз.
– Я здесь живу, офицер. Это моя квартира.
Ронел смеется:
– Вы меня разыгрываете, правда? Вы Кармин Делано?
– Так точно, офицер, – говорит он, и от этих трех слов София для меня потеряна. Все труды последних лет смыты, как не было. Она отстраняется от моих объятий.
– Кармин. – София протягивает руки к этому типу, истязавшему ее годами. – Кармин, малыш…
Тип на миг вскидывает глаза на нее и трясет головой.
Не сейчас, говорит движение. Подожди, пока коп уйдет.
Недоносок все эти годы сидел в тюрьме. Не на том свете, а за решеткой.
Ронни нелегко примириться с таким головокружительным совпадением.
– Вы Кармин Делано? – снова спрашивает она. – И явились тютелька в тютельку в этот миг. Невероятно.
– Я только пришел к себе домой, офицер, – мямлит человек, претендующий на роль пропавшего мужа Софии, явившегося домой как раз в тот момент, когда его жену собирались упечь за его убийство.
Ронни узнает тюремную дисциплину с первого взгляда.
– Покажите мне руку, осужденный, – приказывает она, и Кармин без колебаний роняет свою дорожную сумку и закатывает рукав, обнажив предплечье, покрытое чернилами.
– Тюремные татуировки, – констатирует Ронни. – «Арийское братство». Мои любимчики. Когда вышел?
– Две недели, – угрюмо бурчит Кармин. – Отбыл двадцатку от звонка до звонка без УДО.
– Где?
– Истхэм, Хьюстон.
Ронни присвистывает.
– Свиноферма? Там муйней не хаются. Есть документы?
Вытащив из кармана кителя конверт, Кармин протягивает его Ронни.
– Только справка об освобождении.
– Поведайте мне, как вы угодили на «Ферму», мистер Кармин Делано, – велит Ронни, изучая бумаги.
– Вооруженное ограбление, офицер. Направлялся в Мексику и поиздержался.
– Вы кого-то убили, Кармин?
Тот переминается с ноги на ногу, как виноватый школьник перед кабинетом директора.
– Мужик в банке помер. Старик. Сказали, сердечный приступ.
Ронни сует бумаги в конверт.
– Значит, без УДО. Вам повезло, что не кончили с иглой в окружении зрителей.
– Да, мэм, – соглашается Кармин, но на Ронни его вежливость впечатления не производит.
– Мэм? Вот уж не думала, что люди из «Братства» зовут людей вроде меня «мэм». Ты не заметил, какого я цвета, сынок?
– Я только старался выжить, офицер.
Детектив Дикон шлепком припечатывает бумаги к груди Кармина. Крепко.
– Ага? Что ж, это фуфло насчет превосходства тут не катит. Твоя рожа теперь в моем лексиконе, Делано, так что уповай, чтобы никто не совершил никаких преступлений на почве ненависти, потому как если что, я приду прямиком по этому адресу. Уяснил?
– Абсолютно, офицер. Эти дни для меня позади. И я собираюсь свести эти тату лазером.
– Хорошо. Вот Дэниел знает косметического хирурга. Не самого надежного, зато дешевого. – Она оборачивается к Софии: – А вы! Хватит отнимать время у полиции своими признаниями под градусом. В следующий раз я найду, в чем вас обвинить.
С равным успехом Ронни может находиться в другом измерении, София ее попросту не замечает. Мне знакомо это чувство.
Дикон прикрывает полой плаща оружие, значок и наручники.
– Похоже, на тебя тут ноль внимания.
