Мы прожили еще неделю.
Однажды прибежал взволнованный Лешко — в город Чертков вернулись немцы, убили пятьсот евреев, что работали в немецком хозяйстве. Нельзя оставаться: все про нас знают.
Мы уходили от них. Мама хотела подарить жене Лешко что-нибудь из драгоценностей, отблагодарить. Она наотрез отказалась. Дала нам хлеба на дорогу.
Через два дня на открытом поле повстречались с советскими солдатами. Нас накормили. В маме весу было меньше сорока килограммов, ее на ходу качало. Видимо, развивалась чахотка. В госпитале подполковник главный врач, еврей, вгляделся в нее и принял… он ее больше года в госпитале держал. И, представь, поднял.
А меня на все это время поместили в женский монастырь, и я жила с монашками — такой маленькой нелюдимой букой с неразгибающейся спиной. Они за мной нежно ухаживали, опекали, занимались…
Обидней и непонятней всего, что я столько имен помню, а главного имени — нашей чудесной спасительницы, жены Лешко, — не знаю. Святая женщина. Его ведь убили через два дня после нашего ухода. Только советские вошли. Как полицая и украинского националиста. Вот как все несправедливо.
Знакомые украинцы, у кого во дворе мама закопала свое добро, вернули ей все в сохранности. Люди…
А знаешь, какие самые лучшие люди на свете? — Монашенки.
— Мама ваша красивая, наверное, была?
— Очень.
— Таня — в нее. Вы тоже, Анна Израилевна, очень красивая.
— Спасибо на добром слове… — Аннушка улыбнулась — немного снисходительно, немного печально. — Пойду готовить ужин. Таня должна с работы прийти.
— Не грустите. Я вас в обиду не дам, — сказал Володя. — Так ли, эдак ли — они мое мнение учтут.
ГЛАВА 15. ОПАСНОЕ ЗНАКОМСТВО
Борис Лагутин вышел из такси, не доезжая полсотни метров до места.
Еще в машине он надел дымчатые очки особого фасона, закрывающие большую часть лица.
Когда таксист уехал, он идя по улице достал из кармана какую- то темно-пегую удлиненную щетку и сунул себе под нос. По пути, в следующем доме, располагался магазин одежды — Борис, зайдя в него, подошел к зеркалу, оглядел внимательно свое лицо, придавил плотнее пальцами усы — и остался доволен.
Усы закрывали верхнюю губу; опускаясь по углам рта, неузнаваемо изменили облик журналиста.
Он, продолжив путь, свернул в арку в безлюдный двор, на ходу снимая куртку, выворачивая наизнанку — она оказалась двусторонней, — надел ее яркими клетками наружу. Шапку с коричневой меховой оторочкой и с козырьком убрал в портфель, а на голову натянул остроконечный вязаный колпак попугайно-зеленого цвета.
Когда он в конце дома вышел со двора на улицу — это уже был не Борис Лагутин, а некто цирковой, эксцентричный, да, пожалуй, экспортного исполнения.
И с охранниками он заговорил новым голосом, с видимым усилием подбирая слова, стараясь не коверкать русскую речь.
— Мне нужен ваш главный руководитель фирма, — сказал он. — Мне говорили, что в ваша фирма надежнее и… выгоднее я могу продать моя квартира. Моя большая квартира в престижный район за пределом… внутри Садовое кольцо… Да? — спросил он с идиотским видом, с каким порой переспрашивают иностранцы — все и во всех странах.
Три охранника, одетые в форменную одежду, суетливо предложили ему присесть в кресло.
Старший поднял телефонную трубку, сообщая секретарю руководителя о появлении интересного клиента.
— Сейчас подойдут из дирекции, — обратился он к нему, — вас встретят и проводят наверх.
— Я хочу вести переговоры с главный руководитель, — повторил клиент, радостно улыбаясь и бегая по вестибюлю, наотрез отказавшись от кресла.
Удивительно им свалился потешный и подвижный клиент. Ни секунды не находился в состоянии покоя. Задавал наивные вопросы, дергался, сунул свой нос в угол, где висел огнетушитель. По всем признакам клиент высвечивался перспективный в самом широком смысле слова.
Помощник секретаря повел его по мраморной лестнице на третий этаж — серо-голубой мрамор, сверкающие золотые украшения, полированные перила красного дерева, зеркала на каждой площадке — подвижный субъект бросился к ослепительному стеклу и стал рассматривать себя с видом удивленного дикаря. Расхохотался и объявил вслух:
— Шикарная обстановка… роскошная… Мои приятели не обманули… Я не ошибся, приняв решение прийти сюда, к вам…
Провожающий усмехнулся еле заметно, изобразив на лице почтение, пригласил следовать дальше.
В обширной прихожей его ни секунды не заставили ждать. Распахнули перед ним дверь, рядом с которой на стене золотая табличка гласила: Кадомцев Алексей Иванович, Генеральный директор.
Клиент запутался в тамбуре, образованном двумя дверьми, пошел зачем-то вбок вправо, хотя там некуда было идти, выскочил опять в прихожую. Наконец, секретарша, проскользнув мимо, толкнула вторую дверь, и увидев полившийся из кабинета свет, он благополучно прошагал верным курсом.
— Здравствуйте! — фальцетом воскликнул он, взмахнув портфелем и прижимая его к груди, так что ручка портфеля прикрыла ему подбородок. — Рекомендуюсь — Домбровский Георгий Францевич, да-с!.. Алексей Иванович? Очень, очень!..
Директор быстро подошел навстречу, с самым любезным видом протягивая руку.
— Присаживайтесь, прошу вас… Где вам удобно…
В кабинете находился еще один посетитель, судя по повадке и скромной мине на лице, служащий фирмы. Он не уходил, дожидаясь команды. Директор бросил ему:
— Потом зайдешь…
Служащий поднялся к выходу; проходя мимо странного клиента, не преминул кинуть взгляд в его сторону. Но клиент в эту минуту показывал согнутую спину, наклонившись к креслу и тщательным образом смахивая с него несуществующий мусор.
— Знаете ли, я долго думал, в какую я должен фирма прийти с моей квартира… Мои родители давно умерли, это было громадное горе для меня…
— Соболезную, — вставил директор.
— И для моих сестер, и моей жены…
— У вас есть сестры?
— Они тоже умерли — громадное горе для меня и для моей жены…
— Ваша жена?..
— Моя жена сказала мне: Георгий!.. Она тоже не чисто русская… это очень, очень давняя, очень трагическая история. Гулаг. Да? Репрессии… Жена мне сказала: «Георгий! У тебя никого нет в России. Зачем мы сидим?..» Я очень люблю сидеть в России… жить в России. Но жена хочет сидеть в Америка, там она имеет родню. Но она не хочет уехать без меня. Такая трагедия… Все в целом трагедия. Совсем не комедия, как написали Бальзак, а до него Данте. Нет, нет. Да? вы согласны?..
Он вскочил с места, ему не сиделось, нервно стал перебегать по кабинету, ни к чему, впрочем, не прикасаясь.
Директор зажмурил глаза и помотал головой. Он поспешно встал и перешел за свой стол, присел в кресло, собрав кое-какие бумаги, убрал их в ящик стола.
Домбровский бегал на свободном пространстве, не выпуская портфеля из рук.
— Мои приятели советовали мне прийти в ваша фирма… Много приятелей… Многие приятели умерли — громадное горе…
— Скажите, пожалуйста, — вклинился директор, — по какому адресу ваша квартира? В каком доме?
— В доме номер семь.
— Нет, какой дом? Какого типа? Сколько этажей? Вы хотите, чтобы мы помогли вам продать квартиру?..
— Да! Да, именно! Моя жена — и я, и я — будем очень, очень благодарны… Она мне сказала…
— Минуту!.. — с мольбою чуть ли не взвыл директор. — Сядьте, пожалуйста. Начнем деловой разговор.
— Нет, я не могу! Я люблю сидеть в России — но я чрезмерно сидел!..
— Хорошо, ходите на здоровье. Будем говорить так…
— Да! именно! Будем говорить! Мы теряем время!..
— Сколько комнат в вашей квартире?
— Комнат? В одна квартира?
— У вас не одна квартира?
— Конечно! Конечно!.. Я вас об этом информировал вначале!.. Мои сестры умерли — для меня и для моей жены…
— Громадное горе.
— Да, спасибо. Спасибо!.. — Он подлетел и с чувством пожал руку Алексею Ивановичу. — Я расскажу о вас моей жене. Она будет очень признательна. Она захочет приехать — у нас нет автомобиль — я найму такси — сказать вам, какой вы… э-э… э-э?.. как это по-русски? — задушевный человек… Пишите, быстро пишите все в контракт!.. Улица — Малая Бронная, Патриаршие пруды, да? Вы знаете, конечно? Раньше на них были лодки, а зимой каток. А сейчас — ничего. И мы с женой, молодые, любили кататься на коньках. Напротив наших окон. Дом каменный. Купеческий старый дом. Но он новее, он крепче, он удобнее — потолки четыре метра пятьдесят! — чем все эти новые, панельные, с тараканами и мышами! Да! И с крысами! Я сам видел. Один мой приятель живет на Западе в новом доме…
— Минуту, — сказал директор, снимая трубку внутреннего телефона. — Меня не беспокоить. Я занят. Надолго. Всё! — обратился он к Домбровскому, — я в вашем распоряжении.
