Они остановились и быстро переглянулись.
Первым отреагировал Бойко:
– Что вы хотели от нас услышать? – в его голосе звучали детские оттенки, которые очень вязались с его пухленьким розовым лицом и слегка приоткрытым ртом, как будто он всегда был чем-то удивлен.
– Информацию, касающуюся Зимина и его деятельности.
– Какого рода информацию? – вступил в разговор Иванов. На его худом, несколько аскетичном лице я прочел некое напряжение.
– Давайте так – я буду задавать вопросы, вы будете отвечать или отказываться, ссылаясь на какие-либо причины.
Ведь диалог у нас не принудительный, а добровольный.
Молодые люди еще раз переглянулись, и Иванов сказал:
– Нам уже надо ехать, если хотите, поехали вместе и поговорим по пути.
Выбора у меня не было, и я сказал:
– Отлично.
Мы вышли на улицу и подошли к темной „Вольво-850“, где сидел истомившийся в ожидании шофер. Я сел за спиной шофера, чтобы мне было удобно видеть севшего впереди Иванова и пристроившегося рядом со мной Бойко.
Я продолжил активничать. Вопросч сразу обоим:
– Как давно вы знали Евгения Зимина?
– Достаточно давно, – сухо ответил Иванов.
– Лет десять, – подтвердил Бойко.
– То есть когда он еще работал в органах?
– Да, – нехотя согласился Иванов.
Бойко и на сей раз был более откровенен:
– У нас были тогда мелкие неприятности с законом на экономической почве, мы уже тогда занимались предпринимательством.
– Какого рода?
– Вам что, всю биографию рассказать? – колко спросил с переднего сиденья Иванов.
– Тогда это называлось фарцой, но, уверяю вас, это к делу не относится. Просто Евгений уже тогда мыслил дальше, чем другие, и, будучи порядочным человеком, помог нам решить некоторые проблемы с законом. Он вошел в наше положение, тогда еще совсем молодых парней, комсомольских работников, первый раз съездивших за рубеж, – рассказывал Бойко.
– Он и в дальнейшем помогал вам на стезе бизнеса?
– Как только начались реформы, и мы занялись предпринимательством легально, он помогал нам в тех случаях, когда возникали проблемы с криминальными структурами.
– То есть „был крышей“?
– Не в том смысле. Закон он никогда не нарушал, – возразил Бойко.
„Это в нашей стране-то... Просто святой... Ангел господен“, – подумал я.
– И уже несколько позже, когда он ушел из органов, поняв, что его предназначение в жизни – бизнес и политика, мы пригласили его на главные роли в коммерческие структуры, которые сами к тому времени создали и развили. С его приходом дела пошли еще лучше. Он предприниматель от Бога, – патетично воскликнул Бойко.
– Однако в этом качестве он работал немного, года два, а потом ушел в Правительство, – заметил я.
– Не черта было лезть в политику, – мрачно проговорил Иванов, глядя на фары встречных автомобилей.
– Он хотел пойти дальше, перейти в новое качество, поднять планку в целях, – пояснил Бойко, – бизнес для него был лишь средством в достижении этих целей.
– При таких амбициях должно было быть немало завистников, желающих порушить эти планы. Вы кого-нибудь конкретно подозреваете?
Оба разом замолчали.
– Если откровенно, – опять не выдержал первым Бойко. – то представить себе кого-то конкретно я не могу. Да, недоброжелатели были, но открытых непримиримых врагов лично я просто не знаю. Евгений умел обделывать свои дела так, чтобы не доводить до серьезных конфронтаций с кем бы то ни было. Надо отдать ему должное, дипломатом он был весьма неплохим.
– Были ли у кого-то личные мотивы пойти на такой шаг? Может быть, кто-то сильно пострадал от деятельности Зимина?
– Да конечно, были, были, – взорвался Иванов. – Были и люди, были и мотивы. Но чтобы отважиться на убийство – таких я не знаю. Хотя я допускаю, что многого о жизни Зимина не знаю, в том числе и личной.
– А как обстоит дело с экономическими мотивами? Может быть, старые долги, взятые обязательства, которые не были выполнены? Знаете, сейчас это модно – молодые бизнесмены, взяли кредит, а отдавать нечем – поставщик подвел...
Они как-то разом бросили на меня недоуменный взгляд:
– Если вы слушали нас внимательно, то должны были понять, что Евгений – не молодой бизнесмен, – с недовольством в голосе сказал Бойко. – А опытный талантливый делец. К тому же он уже два года не занимается конкретным бизнесом, все его дела ведут ближайшие сподвижники, в том числе ваши покорные слуги. Если уж были к кому-то претензии, то к нам.
Ничего отдаленно напоминающего то, что вы имеете в виду, в последнее время не происходит. Все фирмы имеют устойчивый положительный баланс, финансовое положение банка „Элвис“ вообще ни у кого не вызывает никаких сомнений.
– Мы устойчиво развиваемся на протяжении многих лет, – подтвердил Иванов.
– А на чем основано такое преуспевание в период экономического кризиса? – спросил я.
– На хорошей работе и высоком профессионализме, – безаппеляционно ответил Иванов.
– А если по-конкретнее?
– Без комментариев, – резко обрубил Иванов.
Я перевел вопросительный взгляд на более говорливого Бойко, но тот демонстративно отвернулся к окну.
– Хотите добрый совет? – вдруг неожиданно спросил Бойко.
Я согласно кивнул.
– Попробуйте копнуть бытовуху, так, кажется, у вас это называется. Я не знаю ничего конкретного о личной жизни Зимина. Жил он как и все мы, достаточно много работая. Но чем черт не шутит... Может, какой-нибудь ревнивый шизофреник-муж и грохнул его?
Я откинулся на спинку мягкого, обтянутого дорогой кожей сиденье и закурив сигарету, сказал:
– Ревнивый муж был бы слишком простым решением задачи для человека такого масштаба.
Глядя в окно на проезжающие мимо огни домов, я задумался о нашем разговоре. Снова никакой стоящей информации: общие фразы, экскурсы в историю, видимое благополучие в делах. Я почти был уверен в том, что в этих людях явно чувствовалось недоумение по поводу произошедшего, какая-то странная растерянность. Причем это не было растерянностью бойцов, лишившихся командира – они были не первый год в бизнесе и могли развиваться без Зимина, однако что-то их пугало и напрягало. Что – я не мог понять.
– Неплохо бы в этом разобраться, – уже вслух сказал я.
Они не обратили внимания на мои слова, так как сами глубоко задумались. Я попросил шофера остановить машину.
Попрощавшись со своими попутчиками, я быстро поймал такси и отправился обратно к „Славии“, где меня поджидала оставленная на стоянке автомашина.
Добравшись поздно вечером до дома, я в который раз за последние дни понимал, что Приятеля загрузить по большому счету мне нечем. Тем не менее, всю информационную скудность, имевшуюся в наличие, я в подробностях представил на его рассмотрение (от списка лиц, присутствовавших на похоронах до номера машины прелестной незнакомки) и, не собираясь просматривать его аналитические выкладки, лег спать.
На следующий день ровно в час дня (я предположил, что банкиры любят точность) я набрал номер, указанный в визитке Лагутина. Как и следовало ожидать, мелодичный женский голос сказал:
– Банк „Элвис“. Приемная председателя правления. Добрый день.
– Меня зовут Валерий Мареев. Мне нужен господин Лагутин.
– Одну минуточку, – замялась секретарша и, видимо, в продолжение этого включила мелодическую заставку в телефоне.
Я внутренне выругался, поскольку терпеть не мог электронный ремикс известной пьесы Бетховена „К Элизе“. Это, к счастью, продолжалось недолго, и голос секретарши пропел мне следующий текст:
– Уважаемый господин Мареев! К сожалению, Василия Андреевича сейчас нет в банке, но он оставил адрес, по которому вы можете его найти. Это спортивный комплекс завода техстекла. На вахте о вас сообщено.
– Спасибо, – поблагодарил я ее за пение и положил трубку.
Через двадцать минут я был на проходной. Охранник на вахте, пристально разглядев меня и мое удостоверение, сверил мою фамилию со списком присутствующих и прогудел:
– Второй этаж, волейбольный зал.
На входе в зал меня снова остановили, на сей раз люди крепкого телосложения в штатском, видимо, личные охранники кого-то из игроков, вполне возможно, что Лагутина. Пройдя очередной тест-контроль, я наконец попал в спортзал.
Игра была в самом разгаре. Две команды пузанов сразили копья на волейбольной площадке в отчаянной борьбе за сброс парочки-другой килограммов своего веса. Единственным выделявшимся на этом фоне игроком был предмет моего интереса Василий Лагутин.
Он играл ярко и самозабвенно. Понаблюдав за его игрой минуты три-четыре, я подумал, что можно сказать, что играл он в чем-то ожесточенно. Он прекрасно действовал на приеме, бросаясь за самыми сложными мячами, умно и грамотно раздавал пасы, играя роль разводящего, но наиболее ярко он раскрывался в роли атакующего. Мощными кинжальными ударами он вбивал мяч в площадку соперников: мне показалось, что он не просто играет, а снимает мощнейшее нервное напряжение.
