Застав меня некогда с наследником миллиардов, Софья так и вышла из себя – в те дни как раз готовилось похищение Калечки, и мои предполагаемые шашни со старшим сводным братом грозили сорвать всю операцию. Безенчучка решила меня проучить, что и сделала в прямом эфире.
Скажу честно, что зла я на Софку не держу, о чем и написала ей в милом послании, которое потом передала в «Матросскую тишину», – именно там Софка и сидит последние недели, дожидаясь суда. Как, впрочем, и другие участники похищений, организаторами коих были полковник Вершинин и мой Марк. Нет, уже не мой!
Не знаю, прочитала Софка мое письмо или нет. А может, выбросила в парашу. Кстати, насколько мне известно, сокамерницы несколько раз окунали Софку туда головой – даже криминальные личности не любят похитителей детей и тех, кто им помогает!
Безенчучку после этого позорного инцидента, имевшего своей целью выбить из нее чистосердечное признание (что и произошло), перевели в камеру-одиночку: постаралась ее мама-сенатор. Теперь уже бывший, потому как госпоже Безенчук-старшей пришлось в спешном порядке покинуть сей пост по собственному желанию. Все же скандал с дочерью был слишком громкий и гадкий.
Мой экс-супруг, он же Зюзик, действительно оказавшийся предателем, напрасно трепетал, ожидая жуткой мести с моей стороны – он был уже достаточно наказан, ведь у него имелась его Леночка. Что ж, пусть верткая особа и дальше вертит им, как ей заблагорассудится, и на этом свете, и на том, и в этой жизни, и в десятке новых! В конце июня Леночка произвела на свет еще одну девочку, названную в честь Леночкиной мамаши, я же послала Зюзику шикарную поздравительную открытку с предложением стать крестной мамой его чада. Ответа, увы, не последовало.
Обо всем этом я в подробностях рассказала в своей новой (персональной!) телевизионной программе «Гламур-Катя», которую вела почти четыре месяца. До тех пор, пока не ушла в декретный отпуск.
Моя свадьба с Ильей Плотниковым была главным событием светского сезона. Мой супруг ушел из телохранителей Аскольдова и основал свою собственную охранную фирму, клиентами которой являются «сливки общества». От клиентов у него просто отбоя нет!
Маша стала снова называть меня «мамочкой». Ну, а моего мужа и своего отчима она величает, как и раньше, Илюшкой. Но теперь я его и сама так зову...
Машу мы удочерили, с чем помог – кто бы мог подумать! – художник Сальвадор Аскольдов. То ли он понял, что вел себя раньше, как последняя сволочь, то ли подобрел после возращения восьми миллионов долларов, найденных нами в овраге. Помимо Маши мы с Ильей удочерили и ее младшую сестренку Галечку, разыскать которую смогли в детском доме в Белгороде. Не разлучать же сестер!
Как они были рады, когда стало ясно, что у них появится братик! Мы с Ильей решили не затягивать с потомством, и сынок наш был такого же мнения, поэтому появился на свет на два месяца раньше положенного. Пошел весь в папу и маму – выкарабкался, сморчок, и сразу так к груди моей припал, что она у меня вздулась и посинела. И начал расти не по дням, а по часам.
То ли по прихоти судьбы, то ли по щучьему велению, но появился на свет наш сынок седьмого июля – в день рождения покойного сына Сальвадора. Поэтому и назвали мы его – как же иначе? – Феликсом. То есть счастливчиком. Все же две семерки... Крестным отцом Феликса станет дядя Митяй, а крестить ребенка будет отец Нектарий.
Кстати, «Войну магов» выиграла – кто бы мог предположить! – наглая обманщица Эльвира. И это только укрепило меня в мысли о том, что люди покупаются на любую ложь, в особенности на примитивную и наглую. Ах, Марк, Марк...
И теперь я всегда подаю милостыню в переходе!
В родильной клинике меня посетил Аскольдов. За прошедшие месяцы художник сильно сдал, его болезнь прогрессировала. Он не мог уже двигать верхними конечностями и даже говорил с большим трудом.
Он все таращился на малютку Феликса и бубнил о том, что тот – реинкарнация его сына. Я не возражала – нельзя же перечить смертельно больному! Секретарь по приказанию босса подсовывал мне фотографии сына Сальвадора, и я должна была подтвердить, что сходство между покойным мальчиком и моим сынком, который был вылитый Илюшка, бросается в глаза.
– И ушки такие же... – гнусавил Сальвадор Аскольдов, у которого секретарь заботливо вытирал батистовым платочком капавшие с губы слюни. – И глазки точно такого же цвета! И улыбка!
Ушки у нашего Феликса Ильича были, как у меня, то есть идеальной формы (аскольдовский же Феликс был весьма лопоух), глазки у нашего сынка – серо-зеленые, а у несчастного мальчика, сына художника, карие. Но улыбка и в самом деле была похожей. Но этим всяческое сходство и ограничивалось.
– Мой Феликс... – твердил художник. – У него была родинка... В виде полумесяца и трех точек-звездочек рядом, образующих равнобедренный треугольник. Мой милый мальчик...
Родинки, как я вспомнила, верящие в переселение душ люди считают знаками прошлой жизни. В том месте, где в грудь солдата Первой мировой вошла пуля, у ребенка, родившегося через пятьдесят лет и якобы являющегося новым вместилищем души солдата, должна иметься родинка на месте пулевого отверстия. Ну, или что-то в этом роде.
Прощаясь, Сальвадор велел своему секретарю выйти и прошептал, умиленно взирая на моего сынка, мирно посапывавшего у меня на руках:
– Есть начало и есть конец. Есть жизнь и есть смерть. Я принял решение. Еще около месяца, и в день смерти Феликса я покончу с собой. Потому что все равно я умираю! Врачи дали мне еще от силы полгода. Я же хочу скончаться в тот же день и час, что и мой мальчик!
Мы расстались с художником, на сей раз навсегда. Я не пыталась его переубедить – все равно бы не получилось. Я простила его, как простила и Маша. Ведь родители готовы на все ради своих детей. Даже умереть в тот же день и час, что и их чада.
Любуясь на спящего Феликса, я размышляла о том, что никакого переселения душ нет. И мой Феликс, конечно же, не может быть Феликсом Сальвадора Аскольдова. Но пусть художник думает что угодно, его право. Я не могу лишать его надежды.
А, собственно, жаль, что переселения душ не существует и что это всего лишь чрезвычайно красивая и поэтичная сказка. Кем бы тогда мог стать Марк в новой жизни? Североамериканской секвойей, как он когда-то хотел? Или голодной злобной крысой в московской канализации?
Смерти нет! Да, именно так. Потому что мы продолжаем жить – в наших детях. И в детях их детей. И в детях детей детей... Марку это не грозит. А у меня имеются две дочки и сынок! И, конечно же, Илюшка! Вот оно – мое подлинное счастье!
Я, умиленная своим спящим чадом, склонилась над Феликсом Ильичом и поцеловала его в лобик. Феликс причмокнул, заерзал, повернул в сторону головку.
Я поцеловала сыночка в затылок и увидела, что на уровне седьмого шейного позвонка у него сидит смешная родинка. И почему я раньше ее не заметила? Нет, даже не одна, а целый выводок! Я присмотрелась – и потеряла дар речи.
Родинка была странной, редкой и уже… знакомой мне формы. О ней только что вел речь Аскольдов! Господи, да что такое? Никаких сомнений! Глаза меня не обманывали, и я даже подушечками пальцев нащупала крошечные пигментные бугорки. Фирменный знак моего Феликса! И умершего почти двенадцать лет назад того Феликса!
Это был полумесяц, а рядом три точки-звездочки, образующие равнобедренный треугольник!
Легендарный палач времен Великой французской революции, гильотинировавший массу «врагов народа», в том числе короля Людовика XVI и королеву Марию Антуанетту.
