Так и веди себя как человек! Отвечай за свои слова! Думаешь, никто не слышал?
— Тебе-то что?!
— Удивительно, что только мне есть дело, — прорычал Осборн.
— Я тебе сейчас…
— Засунь в задницу угрозы.
— Чего ты хочешь вообще?! — воскликнул соперник.
— Ты извинишься перед Сноу, перед Грей и уйдешь.
— Это ты мне угрожать будешь?!
— Я не угрожаю. Ты просто извинишься и будешь свободен.
— С каких пор?!
— Ты подумай, как со стороны мерзко выглядишь. Не противно?
— Я же не твою назвал!
— Если только взглянешь в сторону косо… Пожалеешь, — прорычал Осборн.
— Остынь, Грин. Что он тебе сделал? — прокричал кто-то.
Послышались смешки. Осборна ведь считали чудаковатым. Удивительно, но Грейс это редко замечала.
— Он всем сделал. — Осборн сделал шаг назад и в последний раз зло взглянул в чужие глаза.
Казалось, Грин хотел было что-то добавить, но не сказал ничего. Только бросил полный отвращения взгляд на всех, кто стоял позади и хотел поддержать обидчика. Развернулся, спустился к Грейс и повел ее за руку из аудитории, не обернувшись.
Позади шептались и бросали вслед колкости. Ни Грейс, ни Осборна это не заботило.
— Дальше пусть сами, — выдохнул Осборн изумленной Грейс.
Грейс была так поражена, что ничего не смогла ответить. Только взяла Осборна за руку и последовала за ним, не решившись обернуться и попрощаться с Руби и Шенноном. Это все равно не имеет значения. Главное, что она сделала правильный выбор.
Когда Грейс проходила мимо профессора Френсиса, вернувшегося из кабинета и не видевшего потасовки, увидела, как он искал что-то в разложенных на столе листах и улыбался. Еле заметно, приподнимая уголки губ. Улыбка терялась в усах и щетине. Но он улыбался.
Некоторые бабочки все же живут дольше других. Остальные же радуют красотой даже после смерти.
XVII глава
Только Грейс и Осборн вернулись, как дождь полил снова. Капли стучали по крыше и звучали непрекращающимся ни на секунду камнепадом. Студенты старались прятаться под карнизы и деревья, чтобы не стать похожими на сито. Небо стремительно темнело и к моменту, как Грейс и Осборн оказались дома, стало совсем черное.
— Ты зачем из-под зонта выбежала? — посмеиваясь, спросил Осборн, когда они ввалились в комнату.
— Вся жизнь зависит только от восприятия. Главное правильно посмотреть, — ответила Грейс и села на коробку у входа. Она промокла настолько, что с платья лились капли дождя, а в волосах они застыли и искрились как вплетенные драгоценные камни. Недолго думая, Грейс сняла платье через голову и бросила в кучу в углу.
— Возьми, замерзнешь, — сказал Осборн и протянул девушке пижаму. — Я серьезно, сейчас легко простыть.
Грейс улыбалась. Улыбалась так, как улыбалась только в одиночестве. Натянула пижаму и накинула на плечи плед. Ей не холодно, но так спокойнее.
— И как же ты воспринимаешь этот дождь? — спросил Осборн. Он стряхивал капли с зонта в центре комнаты.
— Как крещение во что-то прекрасное, — пошутила Грейс и аккуратно, от висков, плавным перебором пальцев начала снимать капли с волос. Они посыпались на пол.
Легенды прошлого смотрели на вдохновленную Грейс, раскрыв рты от удивления.
— Да шучу я! — рассмеялась Грейс. — Просто вода прикосновениями напоминает тебе о том, как же все-таки хорошо жить.
Осборн улыбнулся.
— Ну и хорошо, — ответил он.
В комнате Осборна темно. Взгляды рассеялись, ароматы дома исчезли с последним драгоценным камнем, упавшим с волос Грейс. Это вновь была черная и неуютная коморка, прожженная сигаретами, излитая спиртом и задыхавшаяся от недостатка воздуха. Открыли бы окно, но холодно, а Осборн боялся простыть и потерять голос.
— Я горжусь тем, что ты любишь меня, — сказала вдруг Грейс, поднялась и подошла к парню.
— Это ты о чем? — переспросил он и бросил зонтик в кучу грязного белья. Развернулся и посмотрел на Грейс сверху вниз, мокрый и растерянный.
— Ты заступился за Сабрину и Лизу. Единственный заступился. Это поступок человека.
— А, ты об этом… Это нормально, ничего особенного, правда. Я просто осудил какого-то полудурка.
— Но другие даже не пошевелились.
— Я за других не в ответе.
— Но в ответе за себя. И ты можешь гордиться собой. — Грейс улыбнулась.
— А, ну да. Наверное.
Осборн стоял посередине комнаты. С волос капало, на шерстинках свитера сверкала вода. Но Осборн не дрожал. Казалось, настолько задумался, что позабыл о холоде.
— Сними свитер, простынешь, — напомнила Грейс.
— А, свитер?
— Да, он мокрый.
Осборн пощупал рукав, задумался.
— Точно. Сейчас.
В куче чистого белья на комоде Осборн быстро переоделся в сухой свитер. Джинсы бросил на пол, отпихнул ногой к углу и вытащил из-под подушки домашние штаны. Его пошатывало от принятых таблеток, и чтобы надеть их, пришлось сесть на край кровати.
— Это все мой отец. Он тот еще борец за справедливость, — сказал парень и вытащил из-под матраса носки. — Считай, это его благодарить надо, а не меня.
Грейс села рядом с Осборном и подперла подбородок ладошками.
— Я тебе разве не рассказывал?
Грейс покачала головой.
— Хочешь послушать?
— Конечно.
Осборн покрутил в руках второй носок, с дыркой на большом пальце, даже просунул в нее палец, а потом обреченно вздохнул и надел. Говорил он тихо, не как обычно, словно пробираясь сквозь враждебные воспоминания и проигрывая в схватке с ними.
— Как-то раз, помню, мы поехали на фестиваль. Это было какое-то волшебное время. Мне лет шесть, лето, жара, по стране туда-сюда колесят водители, все ищут солнца. И весело как-то, легко. Ну, хотя, как может быть сложно в шесть лет… Я всегда валялся на заднем сидении. Не сидел, а лежал. Сидеть скучно. Помню, все окна открыты, горячий ветер бьет по лицу, пахнет дымом, дорожной пылью и цветами. И маминым попкорном: она его пачками ела. Родители сидели впереди и слушали музыку, Black Sabbath, дебютник, потом «Paranoid 20».
