- Надеюсь, Кол, сегодня ты не будешь упрямиться и поддержишь президента?
- Почему бы нет... Ты так говоришь, будто я помощник Хусейна, а не Госсекретарь США, однако сей факт, не помешает мне исходить только из фактов. Есть факт - есть мое согласие. Нет факта - я против...
- Да, яснее не скажешь, - Чейни достал из кармана тюбик с таблетками. Этому никто уже не удивлялся, вице-президент был зависим от лекарств и буквально каждые полчаса его рука сама лезла в карман и извлекала оттуда какую-нибудь упаковку.
- Я отвечаю за международные дела и мне важен престиж, лицо моей страны, - сказал Пауэлл, - Тенету тоже важно его лицо и лицо его фирмы. Я имею в виду не его нефтеперерабатывающую фирму, а ЦРУ... А вот, кстати, и сам господин Тенет и у него мы можем спросить...
В комнату одновременно вошли министр обороны Рамсфелд и директор ЦРУ Джорж Тенет... Буш обернулся от окна и поздоровался с вошедшими. Рукой посигналил, чтобы они садились к столу. И сам прошел в торец стола.
- И о чем же вы хотите меня спросить? - с улыбкой спросил Тенет, поправляя рукой свои прямые непослушные волосы, что придавало ему вид крестьянского мужичка, приодевшегося в выходной костюм для поездки в город... На самом деле это был не простой человек, хорошо разбирающийся не столько в делах разведки, сколько в перипетиях внутренней политики. А точнее, в играх обитателей Белого дома и Госдепартамента.
- А мы сейчас обо всем поговорим, - президент поздоровался с чиновниками из первой управленческой обоймы. - Надеюсь вы все ознакомились с новой редакцией резолюции?
Молчание - знак согласия. Президент мельком взглянул на Пауэлла и увидел на его лице то, что легко считывается даже у человека, умеющего прекрасно владеть лицевыми мышцами - несогласие...Однако Пауэлл никогда не спешит и не обгоняет. Он смиренно сидел за столом, напротив Кондолизы, и его взгляд был где-то далеко-далеко. Возможно, в детстве, которое было не безоблачным и не сытым. Детройт, семья мусорщика, шестеро детей, из которых "в люди" вышел только Колин. Он гордость и любовь семьи да и не только семьи, а и всей улицы имени Рузвельта, на которой он жил до поступления в Вестпойнт, в высшее военное училище Америки.
А может быть, Пауэл в думах своих был во сне, который накануне приснился. Он видел себя бегущим за поездом, и не за пассажирским, блестевшим надраенными поручнями и безукоризненно чистыми, отливающими радужными стеклами. Нет, он бежал за уходящим товарником, и тот вагон, в которой он пытался вскочить, но не вскочил, был дряхл, с зияющими дырами и торчащими осколками сломанных досок. И в дверном проеме он увидел президента Буша, который одной рукой держался за поручень, а другой призывно махал ему, Пауэллу, что-то крича - видимо, призывал убыстрить бег...Но осталось загадкой, почему в такой ситуации у президента лицо оставалось веселым и в какой-то момент Буш отцепился от поручня и, схватившись за живот, как-то неестественно рассмеялся...А поезд все набирал и набирал ход и Колин, поняв всю тщету гонки, остановился и так ему стало одиноко и грустно...
- Вы, конечно, помните предыдущий вариант резолюции, - сказал Буш, поэтому повторяться не будем. Есть ли у кого-то какие-то замечания, возражения или уточнения? Что у тебя Кондолиза?
- Меня одолевают сомнения насчет расширения роли ООН... В прошлом варианте США оставляли за собой единоличное право ввода войск коалиции в Ирак, если, конечно, для этого будут весомые основания.. Теперь же, эти действия мы должны будем снова согласовывать с ООН.
- Это вынужденный...тактический ход, - Чейни углубил в нагрудном кармане пиджака треугольничек платка, сочетающегося по цвету с галстуком "вице". Видимо, ему показалась неуместной эта деталь, к которой, между прочим, все уже давно привыкли и не замечали. - В Совете безопасности 19 членов и подавляющее их большинство против первой резолюции и мы вынуждены были...
Буш поднял руку, требуя внимания, и своими быстрыми, ни на ком не останавливающимися глазами, обвел присутствующих.
- Это не уступка, это тактический ход, но все равно мы сделаем так, как было запланировано. Мы должны членам Совбеза дать понять, что независимо от исхода голосования, наши войска войдут в Ирак. Во что бы то ни стало.
Буш взглянул на Пауэлла, чувствуя его молчаливое противостояние.
- А что ты скажешь, наш дорогой Госсекретарь?
И хотя президент пытался придать минуте шутливый, оттенок, и тем самым разрядить не совсем подходящую для него атмосферу, Пауэлл на это не клюнул. С присущей ему солдатской прямотой, он отчетливым, упакованным в твердую артикуляцию голосом, проговорил:
- В этой резолюции, как и в предыдущей, есть такая фраза: "Поскольку Ирак владеет оружием массового уничтожения и не идет на сотрудничество с мировым сообществом, США оставляют за собой право без особого оповещения о своих действиях, ввести войска с конечной целью устранения в этой стране режима Саддама Хусейна, а самого его, как террориста, отдать под суд". Пауэлл сделал паузу.
- И что тебе, Колин, в этой фразе не нравится? - спросил Буш.
- То же, что и в первом варианте: бездоказательность тезиса... цитирую: "Поскольку Ирак владеет оружием массового уничтожения..." Любой член Совбеза обязательно за эту легенду ухватится и начнется торпедирование нашей резолюции. Во всяком случае, и Франция и Германия... с вместе с Россией, обязательно этим воспользуются. Да и я, как должностное лицо нашей страны, не могу под этим подписаться...
Гробовое молчание, которое сопровождал безобидный, даже в чем-то пасторальный стрекот газонокосилки, несшийся из приоткрытого окна.
Все, кто был за столом, понимали, что среди них завелся диссидент. Впрочем, это уже не для кого не новость. Буш еще с прошлого обсуждения поставил напротив фамилии Госсекретаря жирную галочку, между прочим, согласованную и с Чейни, и с Рамсфелдом, и, разумеется, с воинствующей Кондолизой Райс. Кстати, превосходной выученицей профессора Бржезинского, который для белозубой и черноокой негритянки был мэтром, примером бескомпромиссности и политической прозорливости...
Первым нарушил молчание...нет, не Буш. Он держал паузу, рассчитывая таким образом выяснить - "кто с нами, а кто не очень"... И не Чейни, который тоже имел свой расчет: не быть впереди президента, а чувствовать дистанцию таково его непреложное правило. Рамсфелд тоже не отреагировал, во-первых, потому, что процитированная Пауэллом фраза содержала два слова "ввести войска", что указывало на его, Рамсфелда, прямое участие в Иракском вопросе, и, во-вторых, министр обороны, соблюдая политкорректность, не хотел быть впереди тех, от кого зависит политическое решение этого вопроса. Войска это всего лишь инструментарий...И конечно же, первой откликнулась Кондолиза. Ее левая соболиная бровь высоко поднялась, а из-под нее на Пауэлла глянул гневный глаз.
- А разреши узнать, Колин, почему ты не был столь принципиален, когда дело касалось Афганистана? Разве ты тогда требовал от нас хоть каких-то доказательств, оправдывающих наше вмешательство?
Пауэлл улыбнулся одними губами. Его карие глаза без вызова и без любви встретились с афро-американским огнем глаз Кондолизы. Это не был вызов, Госсекретарь этого не любил, он смотрел не в ее глаза, а в переносицу.
- Отвечу, если ты до сих пор не понимаешь сущности вопроса. Тогда, после 11-го сентября, мы все были во хмелю боли и униженности, которую пережила страна. И ты и я, и все мы, - Пауэлл, словно апостол Павел, когда вышел из пустыни и чтобы объяснить толпе свой поступок, повел рукой, очерчивающей пространство, где господствует разум. - И мы, начав бомбардировки Афганистана, не посягнули на его суверенитет, ибо он был разрушен талибами. Мы освобождали Афганистан от захватчиков, пришедших к власти путем военного вторжения и навязывания бесчеловечных законов. В этом случае речь идет о нашей помощи в установлении демократического устройства, а никак не об оккупации. А Ирак - светская страна, которой правит законно избранный президент. Даже если этого президента зовут Саддам Хусейн. Он очень плохой мальчик, но ни у тебя, Кондолиза, ни у меня нет права смещать его под надуманным предлогом. - Пауэлл взглянул на Тенета. И все стало ясно, кто будет следующий...Однако Кондолиза последнее слово хотела оставить за собой.
- Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то. И если дом разделится сам в себе, не может устоять этот дом.(Новый завет, Марк, стр.121).
- Ты уж называй этот дом Белым, - сказал Пауэлл и начал мысленно искать подходящую цитату. Нашел ее на самой нижней полочке сознания, где лежало собранное еще в юные годы. Екклесиаст: - "Если подуешь на искру, она разгорится, а если плюнешь на нее, угаснет: то и другое выходит из уст твоих..."
Кондолиза растерялась, сверкая глазами, она глубоко задышала и ее роскошная грудь вздымалась и опадала. Вздымалась и опадала...
