— Аня, это... это Ольга Павловна.
Та-ак, это Пашкина мамаша, только ее-то мне и не хватало!
Нельзя сказать, что мы с Ольгой Павловной в бытность нашего близкого знакомства с ее сыном испытывали друг к другу нежные чувства. Откровенно говоря, я не испытывала к ней вообще никаких чувств. Виделись мы всего два раза, этого хватило нам обеим, чтобы понять: у нас нет ничего общего. Замуж выходить за ее сына я не собиралась, так что заранее задабривать будущую свекровь не входило в мои планы. Она тоже не особенно меня опасалась, недолюбливала просто так, по инерции.
В первый момент, услышав ее голос, я безумно испугалась, что выдам себя, не справившись со своим голосом. Понадобилось все оставшееся хладнокровие, чтобы вспомнить, что это не я убила ее сына, и кое-как взять себя в руки. Все же часть моей вины была — Пашку убили в моей квартире, я избавилась от его трупа...
— Аня, я звоню из больницы...
Я вспомнила, что старуху ударили по голове в собственной квартире, возможно, ограбили, и усовестилась:
— Слушаю вас, Ольга Павловна! — как можно мягче ответила я.
— Аня, я потеряла Пашу, — старуха и не подозревала, как она права, но я сжала зубы и промолчала. — Ты знаешь, что со мной произошло?
— Да, — промямлила я, — ко мне приходили из милиции, но я сказала им, что не знаю, где Паша.
— Ты точно этого не знаешь?
— Понятия не имею! — честно ответила я, ведь местонахождение Пашкиного тела мне в данный момент было неизвестно. — Мы поссорились, и он ушел, ушел ночью с пятницы на субботу.
Я внимательно следила за своими словами, чтобы не проговориться, а главное, чтобы все было так, как я рассказывала милиции. Но Ольгу Павловну не интересовали мелочи.
— Аня, сейчас не время копить обиды! Если я чем-то перед тобой виновата, то прости за все! Но скажи мне, у него другая женщина? Ты хотя бы знаешь примерно, к кому он ушел?
Мне стало ужасно жалко несчастную старуху, в конце концов, Пашка был ее единственным сыном. А теперь его нет.
— Ольга Павловна, честное слово, не знаю! Но не думаю, что тут другая женщина! — вырвалось у меня.
— Я тоже так не думаю, — воскликнула она, — потому что звонила ему на работу. Его нет, и они ничего не знают. Он не звонил и не предупреждал, что не придет. Я так волнуюсь, Аня...
Не знаю уж, что ей показалось после того, как получила удар по голове, может быть, бедная старушка решила, что мы с ней почти родственницы и жили до этого душа в душу.
— Ольга Павловна, дорогая, а вы в какой больнице находитесь? — поспешно заговорила я, чтобы уйти от скользкой темы. — Я вас навещу, и мы обо всем поговорим. А может быть, и Паша объявится, — добавила я, чувствуя себя последней скотиной.
Старуха продиктовала мне адрес двадцать шестой больницы на улице Гагарина и отключилась.
После тяжелого разговора я достала платок и вытерла пот со лба. Ни за что не пойду в больницу, я не в силах смотреть Ольге Павловне в глаза. За что такое наказание?
И тут проклятый мобильник запищал снова.
Не ожидая ничего хорошего, я ответила.
— Анька! — кричали в трубку. — Ты где находишься, черт бы тебя побрал!
Это еще кто? Я ожидала звонка Алены или Ленки, а тут кто-то незнакомый орет в трубку.
Впрочем, голос только в первый момент показался мне незнакомым. Вслушавшись в характерные южные интонации, я узнала Оксану Кондратенко, с которой училась когда-то в одном классе.
— Анька, ты скотина! — с места в карьер начала Оксанка. — Пропала на неделю, а договаривались созвониться!
Господи, о чем я с ней договаривалась? Совершенно вылетело из головы. Но Оксану не нужно было подстегивать, слова лились из нее неудержимым потоком.
— Подумать только! Нас пригласили как приличных людей, а ты даже не соизволила...
Вот теперь я вспомнила. Неделю назад Оксана позвонила мне домой и сообщила, что в нашей школе намечается юбилей — не то сто лет со дня открытия, не то сто пятьдесят. Мне, в общем-то, было все равно, но Оксанка загорелась идеей собрать всех. И взяла с меня слово, что я тоже помогу ей в этом неблагодарном деле. Естественно, я тут же обо всем забыла, да тут еще столько всего навалилось. Но от Оксанки не так легко было отвязаться.
— Ты не соизволила мне помочь, — продолжала она, — но я всегда знала, что на тебя нельзя положиться, и обзвонила всех сама. Нас ждут в школе к шести, насколько мне удалось узнать, у них там намечается что-то грандиозное. Возможно, сам губернатор будет! Или его заместитель. Что ты молчишь?
— Да понимаешь... — завела было я, но Оксанка заорала в трубку, как резаная:
— И не вздумай отказываться! Брось все и приходи! Какие такие могут быть срочные дела?
И я подумала: действительно, какие у меня дела? Что ждет меня? Вот этот пыльный подоконник? Или бездумное скитание по улицам? Что делаю я в этом загаженном подъезде? Спасаюсь от бандитов? Но здесь я никого не встречу, кроме бомжей и бездомных котов. Если пойти на юбилей школы, то я пообщаюсь там с друзьями и можно попроситься к кому-нибудь переночевать. Хотя бы к той же Оксанке. Хотя нет, у нее муж и, кажется, ребенок маленький. Но все равно кого-нибудь я там встречу. И еще: если обещал быть сам губернатор, то охраны в школу нагонят тучу! Так что моим знакомым бандитам там делать нечего.
— Анька, ты уснула, что ли? — воззвала Оксана. — Разоришься на телефонных разговорах...
Мы условились встретиться без десяти шесть и распрощались.
Я спрыгнула с подоконника и устремилась вниз. В проходном дворе никого не было. Я сжала зубы и шагнула вперед. Никто меня не преследовал, я оторвалась от бандитов и хотя бы на время освободилась.
В первом же попавшемся платном туалете я кое-как почистила костюм, умылась и наложила свежий макияж. Потом в крошечном магазинчике, торгующем всякой всячиной, я купила две пары трусиков, зубную щетку, еще кое-какие необходимые мелочи и отправилась на встречу к Оксанке.
Оксана ждала меня на троллейбусной остановке — без нее я вряд ли нашла бы школу, укрывшуюся за уродливым четырнадцатиэтажным жилым домом. Наше старое здание, простоявшее сто лет или больше, пришло в совершеннейший упадок, и школу выселили на окраину города в новую бетонную коробку.
Окинув меня удивленным взглядом, Оксана спросила:
— Ты что, Анька, прямо с работы? Даже домой переодеться не забежала?
Сама она была явно только что от парикмахера и одета так, как будто собралась в шикарный ресторан. Я вспомнила, как сама наряжалась в пятницу, когда мне еще и в страшном сне не могло привидеться все происшедшее со мной...
— Да, не успела, — кивнула я, не вдаваясь в подробности.
Тем более что эти подробности были таковы, что Оксана в них просто не поверила бы.
Мы вошли в здание школы и сразу попали в руки нарядных старшеклассников.
— У вас есть приглашения?
Когда мы объяснили, что нас пригласили по телефону, а приглашения должны были для нас оставить, нас проводили к столу, на котором лежали подписанные конверты. Мы нашли свои фамилии, достали из конвертов пригласительные билеты и прошли в актовый зал.
Зал кишел народом и гудел от сотен голосов, как птичий базар. К нам подходили разные люди, кого-то я узнавала, кого-то нет, но мне никак не удавалось заразиться царящим здесь оживлением. Я ни на секунду не забывала о своих проблемах, о том, что, выйдя отсюда, я даже не смогу поехать домой...
— Что с тобой, Анютка? — тормошила меня Оксана. — Что ты как неродная? Неприятности на работе? Да выбрось ты их из головы! Давно ведь ни с кем не виделись! Ой, смотри, Димка Селиванов! Как я была влюблена в него в десятом классе!
Оксана упорхнула, и я осталась одна посреди всеобщего оживления.
— Девушка, вы из выпуска девяносто третьего года? — спросил меня симпатичный парень.
— Нет, — я так мрачно взглянула на него, что он пожал плечами и ретировался, пробормотав:
— Ну, нет так нет...
