Сеньора Диаса ответ не удовлетворил. Он внимательно посмотрел на Пабло, покрасневшего под его взглядом. Спросил:
— Ты тоже готов, сынок?
— Да, — коротко ответил юноша, гордый значительностью происходящего и своей ролью в нем. Его миловидное лицо дышало решительностью. Сеньор Диас довольно кивнул.
— Ну что ж, — сказал он, — обсудим детали. Я, конечно же, недоволен, Рафаэль, тем, что ты избрал преступление способом зарабатывать на жизнь. Еще более недоволен, что ты втянул в это сына, но… нет худа без добра. Пусть и твоя беспутная профессия послужит общему делу.
— Я грабитель, — гордо заявил мужчина, — но разве ты слышал, чтобы я хоть раз позарился на гроши бедняка? И сын мой воспитан так же. — Он усмехнулся, дерзко взглянув на банкира:
— Кроме того, могу дать гарантии: твой банк в безопасности.
— Ладно, — махнул рукой сеньор Диас. — Не время считаться. К делу.
И мужчины погрузились в обсуждение деталей предстоящего. В конце разговора сеньор Диас строго напомнил:
— Главное, не подвергать опасности ее жизнь. Ты отвечаешь за это, Рафаэль.
— Волос с головы не упадет, — убежденно сказал грабитель.
— Но при этом, — продолжил сеньор Диас, — все должно быть натурально, хотя и без жертв. Необходимо ввести ее в соответствующее состояние.
— Сделаем, — отозвались одновременно отец и сын.
— Я все же не понимаю, — пожал плечами Рафаэль, — к чему волноваться, она же бессмертна.
— Да, — подтвердил банкир, — бессмертна, но… В общем необходимо делать, как я сказал.
Дальнейшие пояснения он посчитал излишними. Извлек из стенного сейфа наборный нефритовый пояс, на каждой плашке которого древний мастер вырезал изображение двухголовой богини, отдал его Рафаэлю. Спросил:
— Ты знаешь истинную цену этой вещи?
— Да, — коротко ответил мужчина. — Она получит это.
— Что ж, — вздохнул сеньор Диас. — Идите.
* * *
Девушка решила, что поручение отца может подождать. С утра у нее возникла необходимость разобрать свои немногочисленные вещички, привести их в порядок. Пришло время позаботиться о теплой одежде. Здесь, в Мексике, она, конечно же, ни к чему, но скоро домой. Октябрь в Москве это не тропики. Не выходить же из самолета в легком сарафанчике.
Впрочем, задача перед ней стояла пустяковая: всего и дел-то, что сходить в ближайший банк и взять со счета, по доверенности отца, немного денег на хозяйственные нужды. Она проделывала это много раз.
Собирая банковские документы, девушка вспомнила о симпатичном молодом человеке.
«То лавка древностей, то цветочная выставка, — вспоминала она. — Удивительные случайности. Может, это судьба? Ах, как жаль, если он погиб в той ужасной аварии», — подумала девушка, не веря в то, что это могло случиться.
* * *
Она вошла в кондиционированную прохладу банка часа за два до закрытия. Клиентов почти не было, лишь несколько пожилых сеньоров заполняли у стойки банковские документы.
Ей нравился этот банк. Небольшой, уютный и в тоже время солидный, респектабельный. Зал, декорированный мрамором и металлом, подпирала в центре массивная колонна. За конторками, отделенными от посетителей стеклянными перегородками, споро работали молоденькие сеньориты. Улыбчивые и доброжелательные.
У входа в операционный зал она споткнулась о чуть выступающий порожек. Неловко взмахнула рукой. Ее сумочка вылетела, описала в воздухе дугу и…
Высокий гибкий молодой человек ловко поймал ее у самого пола.
— Вы? Извините, — смущенно пробормотал он по-русски, одной рукой приглаживая растрепавшийся белокурый чуб, другой протягивая ей сумочку.
— Вы? — девушка расплылась в улыбке. — А я только что о вас думала.
Он оживился:
— Думали? Что?
— Переживала. Такая ужасная катастрофа.
— Да, но все обошлось. Вряд ли кто-то утонул. И в газетах сообщений о жертвах не было.
Помолчали. И он и она не знали, как продолжить разговор, но и расставаться оба не хотели.
Неподалеку за столом бронзоволицый юный мексиканец, нежные щеки которого еще не познакомились с бритвой, насторожился. Старательно выводя в банковском бланке каракули, он искоса разглядывал молодых людей.
Молчание затягивалось. Наконец блондин решился.
— Простите, — торопливо сказал он, — мы так и не познакомились. Меня зовут…
И в этот момент хриплый бас прогремел так, что задрожали стекла:
— Всем на пол! Это налет!
Крупный мужчина в черной маске, потрясая револьвером, ворвался в операционный зал.
Пожилые сеньоры у стойки с округлившимися от ужаса глазами оцепенели. Девушки-операционистки вспорхнули со своих мест. Прижались к стене. Все остолбенели.
Грохнул револьверный выстрел.
— На пол! — прорычал мужчина. — Лицом вниз!
Пожилые сеньоры, кряхтя, выполнили команду.
Грабитель подскочил к стоящим посреди зала молодым людям. Толкнул парня в грудь. Размахивая у его лица револьвером, заорал:
— Ты не понял?! Я сказал на пол! Девушка вышла из оцепенения, решительно встала между грабителем и молодым человеком.
— Не трогайте его! — звенящим голоском по-русски потребовала она. Грабитель отступил.
— Иисус милосердный! — воззвал он. — Они не понимают испанский!
Не надеясь больше на слова, грабитель трижды выстрелил из револьвера поверх голов. Визг рикошетящих пуль наполнил зал.
Грабитель метнул в центр зала увесистый сверток, прогремел сильный взрыв, полыхнуло пламя. Все затянуло дымом. Но, когда гарь рассеялась, выяснилось, что никаких повреждений взрыв не причинил.
— Эй ты, — рявкнул грабитель дрожащей от ужаса кассирше. — Собери-ка всю наличность. Да поживее! — Он бросил ей сумку.
Выбивая зубами дробь, бедняжка повиновалась. Русскую девушку кто-то потянул за рукав блузки.
— Сеньорита, сеньорита, — прошептал ей в ухо юный мексиканец, укрывшийся за колонной. — Идите ко мне. Здесь безопасней.
Девушка юркнула за колонну.
— Меня зовут Пабло, сеньорита, — прошептал юноша. — Не бойтесь. Все будет хорошо.
В зале воцарилась тишина. Кассирша складывала в сумку деньги.
Девушка, дрожа от страха, прижалась плечом к Пабло.
— Вы и тот блондин иностранцы? — спросил он.
— Да, — ответила она, — но мы не знакомы, даже не знаю, как его зовут. Вы не заметили, куда он делся?
— Нет. Вы так напуганы. Не бойтесь и послушайте меня.
И, к ее удивлению, она снова услышала звуки удивительного языка, насыщенного согласными. Девушка перестала дрожать, вслушиваясь в чарующий ритм этой речи. Совершенно непонятной и… такой понятной.
* * *
Четыре звезды упали к ногам Атуэя. Опалил жар небес душу творящего лики богов. Теплым пеплом опал на сердце.
Золотым свечением звезды заструились с плеч Атуэя.
Сколько звезд пролетит над миром? О, сколько звезд!
Полыхнули огнем светила. Опалили кожу до углей.
Сколько ярости в пламени неба? О, сколько ярости!
Четыре звезды упали. Четыреста лунных дней ждал Мастер. Рыдала Земля Любви обреченно.
Четыре звезды — свет мечты Атуэя.
Четыре звезды!
Красная — ярость схватки.
Сколько ярости в бездне неба? О, сколько ярости!
Голубая — тоска по дому.
Сколько лун у дороги к дому? О, сколько лун!
Белая — бремя чести.
Сколько слабых падет душою? О, сколько слабых!
Желтая — путь разрушений.
Как печальны руины храмов! О, как печальны!
Прекрасным днем полнолунья, в день Двуликой Богини. В день плача. Роздал душу свою Мастер. Роздал, любовь утратив. Навек потеряв надежду.
Полыхнули звезды, взлетая. Устремились к заре рассветной.
Засверкал взгляд Атуэя.
Сколько лун ждать звездного взлета? О, сколько лун!
Воцарились на небе звезды. Разлетелись узором созвездий. Небо в плен их втянуло вечный.
Сколько лун ждать звездного часа? О, сколько лун!
Тщетно Мастер молил Небо. Умолял возвратить душу.
Небеса отличает бесстрастье!
Тысячу мер нефрита сложил Атуэй к краю свода.
Скорбел о души утрате. В ответ шелестела вечность.
Что для вечности смертный?!
В месяц Белого Ягуара, в пору Змеиных Перьев, спустилась с небес рабыня, похитив Мастера душу.
На остров Вечной Печали легко опустил ее ветер, лаская вздохами кожу.
По следам памяти предков направил свой парус Мастер. На острове Вечной Печали — сыскать удалось беглянку.
Прикрыла лицо рабыня.
— Сколько ждать тебя, Мастер? Сколько лун одиночеству светят? О, сколько лун!
— Долог миг ожиданья. Ты же. Мастер, не знаешь спешки.
Не меня ты ищешь. Забаву!
Сколько лун искупят разлуку? О, сколько лун!
Обогрел ее взглядом Мастер. Вплел в янтарные косы Верность.
Улыбнулась рабыня. Взглядом обогрела лицо Атуэя. Омыл он нежностью масла ее обнаженное тело.
Подняла их ладья на гребень. Унесла за черту свода.
Стража полночью их схватила. Смерть, Пернатого Змея милость, обещала за преступленье.
