— Муза, ну что там? — плохо скрывая злость, спросил Николай.
— Кажется, пронесло! — воскликнула я.
Обессиленно он ответил:
— А меня даже дважды.
В трубке раздался звук потока воды из сливного бачка. Мне стало ясно, как ему нелегко, и все же я не вошла в его положение.
— Вы скоро убийц поймаете? Вы скоро найдете чертову голограмму? Долго мне здесь сидеть? — набросилась я на Николая.
Он мгновенно повесил трубку. Я растерянно посмотрела на Капу, которая стояла за моей спиной и умирала от любопытства.
— Ну что? — спросила она.
Пришлось ей пожаловаться:
— По-моему, твой муж только что хамски меня использовал.
— Коля всеми так пользуется, — «успокоила» она меня, явно имея в виду себя.
Коля не ночевал дома этой ночью. Утром мы с Капой сидели на кухне, «шмаляли» (одну за одной) сигареты и переживали (каждая о своем). Капе пожизненно не давал покоя Коля, мне — моя лисья шуба. Приехав домой, я бросилась распихивать по шкафам содержимое сумок. Разумеется, впопыхах забыла проверить, так ли хорошо выглядит шуба, как уверял меня Коля.
Да и новые шубы хлопот не убавили. Теперь я всей душой болела еще и за них. Хоть пока и тепло, но возникали у меня опасения: а ну как эта дублерша вздумает в моих шубах пощеголять?
Очень мне этого не хотелось бы.
Капа сидела напротив и имела плачевный вид. Ее физиономия, вся в невысказанных претензиях, утратила последнюю привлекательность. Перья ее волос торчали жалобно и беспомощно, под глазами пролегла синева бессонницы, кожа приобрела землистый оттенок неудовлетворенности, между бровей появилась морщина досады, а рот изогнула подкова мученической гримасы. Взгляд ее был мутен и зол, как у мужчины.
Пришлось мне сказать, из благих побуждений:
— Много куришь.
Она дернулась нагрубить, но вдруг погасла, уронила перья на стол и зарыдала. Захотелось немедленно к ней присоединиться, но я зачем-то спросила:
— Капитолина, у тебя есть подруги?
Она перестала плакать и, взглянув на меня удивленно, горестно сообщила:
— Женская дружба — это дружба змеи с черепахой. Знаешь, как черепаха змею через реку перевозила?
Вынуждена была ответить:
— Не знаю.
— «Сброшу — укусит», — подумала черепаха. «Укушу — сбросит», — подумала змея. И обе решили дружить до берега.
Я возразила:
— Я своих подруг очень люблю. Я всегда им помогаю. И они мне.
— Это все оттого, что ты некрасивая, — беззлобно заметила Капитолина и зачем-то потащила меня в свою душу:
— Я в шестнадцать как расцвела, так он меня и приметил. Проходу, гад, не давал. В восемнадцать я вышла замуж. Фотографию видела?
— Да.
— Я там красивая?
Вынуждена была искренне констатировать:
— Просто блеск!
На лице Капитолины появилась пугливая радость:
— То-то же.
— Ты зря рано замуж вышла. Тебя это не украсило, — ради компенсации добавила я.
— А кого замужество украшает?
Пришлось согласиться:
— Замужество украшает мужчин.
— Это точно, — глубоко вошла в суть вопроса Капитолина.
Я предложила:
— Давай выпьем.
Она оживилась:
— Давай! За мужа моего, за Колю! Чтоб словил всех врагов нашей Родины и вернулся домой!
Мы немедленно выпили.
— В восемнадцать, значит, вышла я замуж, в девятнадцать ребеночка родила, — сказала Капа, деловито наливая по новой.
— Не много? — с опаской спросила я.
— В самый раз, — заверила Капа и с надрывом продолжила:
— Ребеночек как у нас родился, так Коля про семью и забыл. Все у него работа, работа.
Мы выпили снова.
— Ромку воспитывала как мать-одиночка, — пожаловалась Капитолина. — И в первый класс пошел без отца, и на последний звонок — без папы. Он все, сердечный, Родине служит. И как уйдет он служить, так обязательно ему в помощницы бабу дадут посимпатичней.
Она так выразительно на меня посмотрела, что я смущенно заерзала задом на стуле, стараясь скрыть удовольствие.
— Да я не о тебе, — обломала меня Капитолина.
— Знаю, что не красавица, — нехотя согласилась я. Она меня успокоила:
— Красавица или урод, дело не в том. У тебя случаи особый, здесь все и по-честному: девку домой к нам привел, меня задействовал и соседей. Знаешь, почему на это дело выбрали именно Колю?
С речью у меня наступило временное расстройство. Я лишь головой помотала, давая понять, что не знаю, но очень хотела бы знать.
— Квартиры новые мы должны получить, — раскрыла тайну Капитолина. — Всей площадкой. Слева, в однокомнатной, живет капитан. У него семья из пяти человек. А справа, в двухкомнатной, два лейтенанта ютятся. Заметь, со своими женами: каждому по комнате, а кухня и ванная общие. Такую там порнографию развели. Разве можно молодым собираться в кучу?
— Нельзя, — согласилась я, мучительно гадая, какое отношение имеет куча молодых к тому, о чем говорилось выше.
— Теперь мы получим трехкомнатную на Вернадского, а капитану четырехкомнатную там же дадут. Ну, и лейтенантам по однокомнатной, пока жены от них не сбежали. Таким образом, всех нас расселят.
— Это очень хорошо, но вроде бы мы о чем-то другом говорили, — подсказала я робко.
Капитолина отмахнулась:
— Да об этом же и говорили. Коля признался, что придется мне терпеть в нашей квартире тебя. Зато потом, сказал он, сразу получим трехкомнатную.
«Выходит, я, жизнью рискуя, квартиру им зарабатываю», — с легкой обидой подумала я.
— Теперь в этой операции задействованы все наши соседи, — не замечая моих переживаний, продолжила Капитолина. — Лейтенанты нас с тобой охраняют, а капитан в Колином непосредственном подчинении. Операцию закончат, сразу гурьбой отсюда и съедем, Я тебе адресок свой потом шепну. Ты мне понравилась. Хорошая ты девка, прямая, без камня за пазухой. Что думаешь, то сразу и говоришь. Вот скажи мне, мой Колька к тебе подкатывал?
Я напряглась, опасаясь, что не в полной мере оправдаю ее надежды.
— Говори, говори, не рассержусь, — подбодрила меня Капитолина.
Пришлось пойти на откровенность:
— Ну, подкатывал чуток, но ясно коню, что не из чувств, а для дела.
Капитолине речь моя очень понравилась.
— Вот, — сказала она, — ты, Муза, молоток. Давай выпьем за это.
— Давай, — вынуждена была я согласиться.
Мы выпили, после чего Капитолина мне сообщила:
— Мы, бабы, должны соблюдать солидарность, — сообщила она, ковыряя вилкой в банке со шпротами. — А то мужики вон как друг за друга стоят. Горой. Мы же, бабы, ну чисто звери друг на дружку кидаемся.
Уровень алкоголя в моей крови, видимо, достиг критической точки, потому что я запела любимую песню соседки:
— Ромашки спрятались, поникли лютики, вода холодная в реке рябит…
— За-ааче-еем вы, де-евочкиии, краси-выых любите, одни страдания от той любвиии, — в унисон противно завыла Капитолина.
Наша дружба крепчала с каждой выпитой рюмкой. Капа опять потянулась за семейным альбомом. Пока я размышляла, долго ли буду в гостях у нее прохлаждаться, Капитолина входила в тонкости прошлой жизни.
— Вот, смотри, это мы с Колей у мамы моей, — пьяно гундосила она прямо мне в ухо. — Видишь, Коля сидит на ковре, а я цветы поливаю. Красивый ковер был у мамы.
Пришлось из вежливости удивиться:
— Почему «был»?
— Теперь он у нас в гостиной. Конечно, он не персидский и не таджикский, как у тебя, но очень похож, особенно цветочками по краям. Только у тебя поле светлей. Так красивей, зато быстро пачкается.
Я остолбенела:
— Откуда ты знаешь, какое у моего ковра поле, если ты его ни разу не видела?
— Ты же сама подробно все расписала.
— Правда? — удивилась я. — Убей, не припомню. А розу, что в центре, описать не забыла?
— Да нет там розы в центре, — фыркнула Капитолина.
Как умный человек, я не стала спешить с разоблачением, решив, что сделать это всегда успею.
Горя у нас с Капой скопилось столько, что к вечеру все спиртное в ее доме закончилось. Мне было тяжело, но с помощью силы воли и местной стены я все же передвигалась к спальне, не теряя человеческое достоинство. Капа же стоять на ногах и не пыталась. Она брякнулась на пол и где ползком, где на четвереньках доползла до прихожей, после чего отключилась.
Проснулась я утром от громкого храпа.
Едва открыла глаза, на мое темечко рухнул молот!
Не пугайтесь, всего лишь похмельная головная боль приключилась.
Но зато какая!
Придерживая голову руками, я поднялась с кровати и побрела в гостиную. Капитолина уже лежала на диване и жутко храпела. Ее легендарный ковер был безбожно облеван. Я ахнула, Капитолина мгновенно проснулась. Я молча, одними глазами указала ей на ковер. Плоды вчерашней деятельности ее отрезвили. Как ужаленная она вскочила с дивана и с криком отчаяния упала на пол.
Но долго горевать не стала, сказав:
— Отмывала и не такое.
Она принесла из ванной флакон с моющим средством и принялась за ковер. Запах средства показался мне очень знакомым. Покопавшись в недрах памяти, я извлекла оттуда полезную информацию: именно этот запах расхваливала Гануся, ползая по моему ковру.
