Брезентовый полог над задним бортом чуть сдвинулся, и в образовавшуюся щель втиснулась голова сестры Анны.
— Все в порядке? — шепотом поинтересовалась она.
— А что? — как можно более небрежным тоном осведомилась я, как бы заново, но в несколько иной плоскости переживая великую мудрость фразы «От любви до ненависти — один шаг».
— Вам надо спрятаться в глубине кузова…
— Непременно. Уже прячусь. Но, видите ли, сестра, мне страшно…
— Ничего, — луноподобное лицо сестры Анны осветила добрая всепонимающая улыбка. — Еще немного, и все страхи будут позади…
«И не только страхи, — мысленно завершила я, — а и вообще все».
Через несколько секунд мотор грузовичка прокашлялся, заработал ровнее, и машина, скрипя, покатила к монастырским воротам. Пробравшись к маленькому, забранному густой сеткой, оконцу водительской кабины, я заглянула внутрь: сестра Анна чинно сидела рядом с водителем — расплывчатым черным силуэтом в не по-зимнему легкой кепочке. Крадучись, я вернулась к заднему борту, вцепилась в обитую железной скобой планку, занесла левую ногу и как бы оседлала борт, потом не без усилий перебросила правую и спрыгнула наземь, разумеется, лицом против движения… К счастью, машина еще не набрала скорость и мое приземление прошло без ощутимых потерь.
Выпуская чудовищные клубы серого дыма, осиротевший грузовичок (в конце концов, весь этот спектакль с экстренным вывозом грязного белья был устроен исключительно ради моей скромной персоны!) выехал из ворот монастыря и скрылся за поворотом.
Постояв несколько секунд в полной тишине, я тяжело вздохнула и поплелась обратно к каменным двухэтажным строениям монастыря, где мне предстояло еще одна неприятная, хотя и не столь опасная миссия: разбудить святого отца или убедиться в том, что по причинам объективного характера подобные попытки лишены смысла…
23
Цюрих. Международный аэропорт
14 января 1978 года
Рейсовый самолет Москва — Цюрих еще только пересекал на высоте девяти тысяч метров границу СССР и Польши, когда Виктор Иванович Онопко, представитель авиакомпании «Аэрофлот» в Швейцарии, взгромоздился на высокий табурет за стойкой бара в уютном цюрихском аэропорту и, непринужденно перемигнувшись со смазливой барменшей в пышном жабо, заказал двойной «эспрессо».
Тридцатисемилетний полковник, умница и педант, Виктор Иванович Онопко вот уже три года являлся резидентом КГБ в Швейцарии и, одновременно, объектом откровенной зависти ряда высокопоставленных сотрудников Первого главного управления, поскольку, согласно принятой в советской разведке шкале ценностей, работа под официальной крышей единственной советской авиакомпании в нейтральной и во всех отношениях благополучной Швейцарии приравнивалась к гипотетическим обязанностям старшего гримера на областном радио. То есть она считалась сущей синекурой, благословением свыше, уникальной возможностью жить, будучи членом КПСС, по-барски, практически ничем не рискуя. Всему центральному аппарату КГБ было известно, что Онопко посчастливилось родиться двоюродным племянником пробивной «Катеньки» — министра культуры СССР, брежневской фаворитки Екатерины Алексеевны Фурцевой, вследствие чего стремительное продвижение Виктора Ивановича по служебной лестнице воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Тем более что подобная схема выдвижения «перспективных кадров» была весьма распространена, и не только на Лубянке. И лишь Юлий Воронцов да генерал-майор Иван Карпеня знали, что Онопко (редчайший случай в среде обычно деградирующих отпрысков кремлевских фамилий) был одним из самых ценных зарубежных резидентов «конторы».
Поступив сразу по окончании экономического факультета МГИМО в аспирантуру и защитив диссертацию на тему «Использование банковской системы Швейцарии для нужд специального кредитования», которая без какого-либо нажима со стороны Катеньки была засчитана ВАКом как докторская (в расширенной преамбуле к данной работе, которая, естественно, тут же перекочевала в спецхран КГБ под грифом «Сов. секретно», указывалось, что научный труд Виктора Онопко является уникальным методологическим документом, позволяющим практически без риска переводить через швейцарские банки крупные суммы на нужды братских компартий и подпольных террористических организаций), свежеиспеченный доктор экономических наук, минуя обязательное обучение в Высшей школе КГБ, сразу был принят в экономический отдел Первого главного управления, где и проработал несколько лет, зарекомендовав себя как финансовый гений внешней разведки. Примерно с начала семидесятых годов объем перекачки иностранной валюты «для нужд специального кредитования», проходивший по линии КГБ СССР, неизменно возрастал. Соответственно повышался и спрос на услуги Онопко. В тридцать два года он получил звание подполковника и был направлен представителем «Аэрофлота» в первую загранкомандировку — в «натовскую» Норвегию. Впоследствии именно под этой крышей Онопко работал в Швеции и Англии, после чего был переведен в Швейцарию, где не только руководил разветвленной сетью советских нелегалов в Центральной Европе, но и осуществлял переводы десятков миллионов долларов на нужные счета, так четко проводя самые мудреные банковские операции, что они ни разу не вызвали подозрений со стороны федеральных или кантональных властей и искушенных банковских экспертов «самой нейтральной страны в мире»…
Шифровка из Москвы, которая пришла на имя Онопко накануне, была необычной. За все годы нелегальной работы за границей Виктор Иванович, оперировавший исключительно банковскими терминами и весьма смутно представлявший себе устройство пистолета «Макаров», еще ни разу не получал ничего подобного. В шифровке, которая была помечена литерой S-3 (сообщение категории «сверхважное, сугубо секретное»), ему предписывалось прибыть в назначенное время в международный аэропорт для «инспекции рейса 261».
Впрочем, на лице Онопко, заказавшего вторую чашечку кофе, можно было прочесть что угодно, кроме выражения озабоченности: в интернациональной Швейцарии, этом деловом Вавилоне XX века, где уже в те годы было практически невозможно поразить чье-либо воображение экзотической внешностью или оригинальными манерами, этот заурядного вида блондин в тонких профессорских очках и с явно обозначившимися залысинами на чуть сплющенном черепе мог сойти за кого угодно, но только не за чужака, представляющего самую мощную разведывательную службу обоих полушарий.
Когда служба информации передала, что рейс 261 совершил посадку, Виктор Иванович расплатился с барменшей, смахнул невидимую пылинку с модного дакронового костюма цвета морской волны, подхватил со спинки высокого табурета черный плащ и, влезая в него на ходу, спустился на первый этаж аэровокзала. Подойдя к служебному отсеку, Онопко предъявил рослому полицейскому с роскошными черными усами на побитом оспинами лице пластиковую карточку, разрешавшую ему выход на летное поле, получил сдержанный кивок, и, стремительно преодолев длинный коридор, обитый гофрированной жестью, вышел к небольшой стоянке служебных автомобилей и передвижных трапов. Белый пикап с голубой надписью «Аэрофлот» вдоль борта тут же подкатил к Онопко. Кивнув водителю, он подобрал полы плаща и уселся в тесную кабинку.
Когда пикап подрулил к серебристому «ТУ-154», пассажиры уже спускались по трапу. Обождав, пока оба автобуса с пассажирами не укатят к зданию аэровокзала, Онопко вышел из машины и легко поднялся по трапу. Молоденькая бортпроводница в цветной косынке на шее встретила официального представителя «Аэрофлота» в Швейцарии широкой белозубой улыбкой:
— Здравствуйте, Виктор Иванович!
— Здравствуй, Оля! — Онопко легонько потрепал девушку по плечу. — Все хорошеешь!.. — И, не дожидаясь еще одной, теперь уже благодарной, улыбки, он проследовал в первый салон. Там, во втором ряду, уставившись в иллюминатор, сидел генерал-майор Игорь Карпеня. В мешковатом сером костюме, в такой же серой рубашке без галстука и допотопных коричневых штиблетах заместитель начальника Первого главного управления КГБ СССР напоминал скорее отставного старшину, нежели пассажира первого класса престижного международного авиарейса. Присев с ним рядом, Онопко чуть развернул корпус в сторону высокого начальства и выжидательно уставился в остриженный «под горшок» затылок старого генерала.
— Как поживаешь, Виктор? — Карпеня оторвался наконец от окна и окинул Онопко колючим проницательным взглядом. — Давненько не виделись, а?
— Почти год… — на вытянутом лице Онопко читалось сдержанное внимание к собеседнику.
— Да, время летит…
Онопко тактично промолчал, предоставляя сановному гостю самому решать, когда именно закончить вступительную часть и перейти к делу. Он был далеко не новичок в разведке и понимал: раз Карпеня использовал такой редкий способ личного контакта, как встреча на своей территории (каковой и являлся лайнер «Аэрофлота» в любой точке земного шара), стало быть, речь идет о деле чрезвычайной важности…
