— Много разноцветных пометок, — ответила Гвен.
— Нет, — возразила я, — на самом деле ты видишь другое: мне точно известно, где был и чем занимался Грег чуть ли не каждую минуту последних четырех недель.
— И что это значит?
— Взгляни на таблицу, Гвен, — предложила я. — Она говорит о том, что Грег работал не покладая рук, путешествовал, питался, покупал всякую всячину, ходил со мной в кино. Но где время, которое он тратил на роман? Когда он успевал встречаться с женщиной, вместе с которой умер?
Последовала долгая пауза.
— Элли. — Гвен смотрела на мои таблицы почти с жалостью. — Я действительно не понимаю, какие отсюда можно сделать выводы. — Она взяла меня за руку. — Я не специалист, но слышала, что в скорби человек проходит несколько этапов, из которых первые — гнев и отрицание. Твой гнев можно понять. Но, по-моему, скорбеть — это значит принимать случившееся и учиться примиряться с ним.
Я отдернула руку.
— Знаю, слышала. Хочешь, скажу, о чем я думала, пока занималась таблицами? Что мне было бы легче, если бы я нашла хоть одно подозрительное письмо, которое Грег забыл удалить, хоть какой-нибудь обрывок счета, доказывающий, что у Грега был роман. Или обнаружила бы хоть один промежуток времени, когда Грега не было там, где положено. Тогда я могла бы и разозлиться, и опечалиться, и моя жизнь потекла бы своим чередом. Но для отношений на стороне ему просто не хватило бы времени. Как думаешь, стоит показать эти таблицы полицейским?
Гвен нахмурилась и долгое время молча изучала листы ватмана.
— Тебе ответить честно? — наконец спросила она.
— Да.
— Полиция вряд ли придаст им хоть какое-нибудь значение, — заявила она, — а если и придаст, то скорее всего скажет: «Возможно, он встречался с этой женщиной, когда занимался другими делами. Например, когда ходил за сэндвичами. Или же вы правы, и за последний месяц они не встречались ни разу. Может, она была в отъезде и вернулась только в день аварии».
Моим первым порывом было разозлиться на Гвен, но я сдержалась.
— Если в полиции и скажут что-нибудь, — продолжала Гвен, — то скорее всего речь пойдет о том, что ты пренебрегаешь единственным свидетельством, имеющим значение, а именно тем, что Грег и эта женщина погибли вместе. И что ты на это скажешь?
Я на миг задумалась.
— Что невиновным быть нелегко. А доказать свою невиновность невозможно.
Еще до того, как я позвонила в эту дверь, я уже знала, что в доме никого нет: все окна в нем были темными, на подъездной дорожке отсутствовала машина, дом казался нежилым. И все-таки я стояла, топая от холода ногами, и ждала, чтобы убедиться. Хотела бы я знать, какие чувства сейчас испытывает Хьюго Ливингстоун. Думает о Греге так же, как я о Милене — с ненавистью, ревностью и недоумением? Или ему известно то, чего не знаю я?
Этим утром, выскребая из банки остатки повидла и намазывая им черствый хлеб, я решила рассмотреть случившееся под другим углом. В жизни Грега я не нашла ничего предосудительного. Может, найду в жизни Милены?
И вот теперь, сырым ноябрьским утром, я стояла возле большого дома, смотрела на его темные окна и думала, что делать дальше. Я просто не могла вернуться в собственный маленький и холодный дом и заняться накопившимися делами. Удивив себя, я сверилась с картой и пешком преодолела примерно полмили, отделявшие дом Ливингстоунов от офиса «Тусовщиков» — так называлась компания, которой совместно владели Милена и ее партнерша.
Талсер-роуд оказалась тихой улицей, застроенной жилыми домами неподалеку от моста Воксхолл. В таких местах офисы встречаются редко. Дом номер одиннадцать ничем не отличался от других домов: он был большим, имел общую стену с соседними, цокольный этаж и эркерные окна. Звонок был всего один, на двери не нашлось табличек, сообщающих, что именно здесь организуют веселые и оригинальные торжества, учитывая все пожелания каждого клиента.
Однако в окнах нижнего этажа горел свет. Я подняла руку, чтобы позвонить, и вдруг зацепилась взглядом за собственное обручальное кольцо. Некоторое время я бесстрастно изучала его, словно оно возникло внезапно. Кольцо я не снимала с той минуты, как Грег надел его мне на палец во время регистрации брака. Мне казалось, снять его будет трудно, но так как за последние недели я похудела, кольцо легко соскользнуло. Положив его в сумочку, я позвонила в дверь.
Женщина, которая открыла мне, оказалась чуть старше, чем я ожидала. У этой рослой и стройной шатенки волосы были подстрижены изысканно и коротко, они мягкими прядями обрамляли треугольное лицо. На бледной коже только начинали появляться первые морщинки, глаза поблескивали за прямоугольными стеклами очков. На незнакомке были черные брюки и бледно-голубая льняная рубашка, украшениями служили крошечные сережки-гвоздики в ушах и серебряная цепочка на шее. Элегантный вид, интеллигентная и сдержанная притягательность.
— Чем могу помочь? — спросила она хрипловатым голосом.
— Здесь находится офис компании «Тусовщики»?
— Да, здесь. Хотите устроить вечеринку?
— Нет. Я насчет Милены Ливингстоун.
Я увидела, как изумленно раскрылись ее глаза, как она предприняла недвусмысленную попытку взять себя в руки.
— Значит, вы ничего не знаете? — спросила она.
Я чуть было не ответила: «Знаю, конечно, потому что человек, вместе с которым она умерла, был моим мужем», но что-то остановило меня.
— О чем? — спросила я.
— Зайдите на минутку. Простите, я не представилась: меня зовут Фрэнсис Шоу.
Я пожала протянутую руку. Пожатие Фрэнсис было теплым и сильным. Я переступила порог, она закрыла за мной дверь.
— Предлагаю пройти вниз, в офис, если его можно так назвать. Простите, у меня тут полный хаос.
Она провела меня в цокольный этаж, где середину просторной комнаты занимал длинный стол. Он был завален неряшливыми стопками папок и бумаг. На диване возвышалась груда рекламных брошюр, письменный стол занимали штабеля папок.
Зазвонил телефон, из соседней комнаты выглянула грудастая девица с ярким макияжем, в сапогах на высоченных шпильках.
— Мне ответить? — спросила она.
— Нет, пусть оставляют сообщения на автоответчике, — распорядилась Фрэнсис. — Знаешь, Бет, приготовь нам кофе. Вы ведь не откажетесь? — добавила она, обращаясь ко мне.
— Кофе был бы очень кстати, — растерявшись, пролепетала я.
— Присаживайтесь. — Фрэнсис смахнула брошюры с дивана на пол. — Когда вы последний раз виделись с Миленой?
— Не хочу вводить вас в заблуждение… — начала я.
Меня прервал звонок ее мобильника, лежавшего на столе.
— Черт!.. Прошу прощения, я ненадолго.
Она открыла телефон, отвернулась, и я услышала, как она неразборчиво бормочет что-то в трубку.
Закончив разговор, Фрэнсис села рядом со мной.
— Дело в том, что Милена умерла. Разбилась на автомобиле.
Мне представился еще один шанс объяснить, кто я, но я не воспользовалась им. И даже не поняла почему.
— О! — воскликнула я и неловко потерла щеку, не представляя, каким должно быть в эту минуту выражение моего лица. — Какой ужас… — Я чувствовала себя актрисой, произносящей реплики, не имеющие для нее никакого смысла.
— Это был кошмар. Она погибла вместе с каким-то мужчиной. О его существовании никто даже не догадывался.
— Такая молодая… — пробормотала я. Возможностей прояснить ситуацию оставалось все меньше, а когда Фрэнсис сообщила, что муж и приемные дети Милены держатся в меру своих сил, и я прониклась сочувствием, последний шанс объясниться оказался потерянным.
— Поэтому у нас такой беспорядок, — заключила Фрэнсис, обводя комнату взмахом руки.
— Вам, должно быть, нелегко пришлось, — заметила я. — Вы были близкими подругами?
— Поневоле сблизишься, работая в такой обстановке. — Она состроила гримасу. — Не знаю только, к худу это было или к добру. Она была не то чтобы… — Фрэнсис умолкла.
Интересно, что она имела в виду? Мне хотелось расспросить о том, каким человеком была Милена, но мне как ее подруге полагалось это знать. Поэтому я кивнула и добавила «да».
Дверь распахнулась, в комнату, чуть покачиваясь на шпильках, вошла Бет и внесла поднос с кофейником, двумя чашками и молочником. Направляясь к нам, она наступила на папку и споткнулась, попыталась удержать равновесие, но не избежала катастрофы. Кофейник ударился об пол и раскололся, обдав кофейной волной все вокруг, осколки чашек разлетелись по комнате.
— Гадство! — простонала с пола Бет.
— Ушиблась? — спросила ничуть не удивленная Фрэнсис.
— Извините. — Бет с трудом поднялась на ноги.
— Давайте я помогу прибраться, — предложила я.
— Не смешите, — сказала Фрэнсис.
Я подала Бет руку:
— Пойдемте, покажете мне, где у вас тряпки и прочее.
