– Брось оружие, – Густа сама удивилась, как четко прозвучала её команда, в унисон со звуком возводимого курка.
Человек вздрогнул, и девушка вдруг испугалась, что сейчас он выстрелит первым. Но нет, рука с оружием опустилась, и незнакомец заозирался, не в силах понять, откуда грозит опасность. Секундного замешательства непрошеного гостя хватило, чтобы в процесс вмешалась третья сила: Гиртс, как видно, тоже давно проснулся и тихо лежал, ожидая своего звездного часа. Воспользовавшись заминкой, парень мгновенно замахнулся удачно подвернувшимся поленом и с гулким стуком обрушил его на голову незнакомца. Тот, на секунду удивленно застыв, выронил пистолет и вдруг начал валиться вперед и вбок, застыв на полу какой-то несобранной кучей. Поняв, что опасность отступила, папа проворно поднял пистолет. Вия тем временем уже зажигала свечу, тут же заставившую мрак отступить, спрятаться по дальним углам.
В доме вновь стало тихо, и слышно было, как сопит за приоткрытой дверцей завозившаяся было Эмилия. Ни маленький Кристап, ни умаявшаяся с малышом за день Марта так и не проснулись.
Свеча горела, рухнувший посреди комнаты человек лежал, не шевелясь, а над ним сгрудилась семья, направив на нарушителя спокойствия весь имевшийся в запасе арсенал – два пистолета, полено и свечку. Они стояли не шевелясь, и только прерывистое дыхание выдавало напряжение, охватившее каждого.
Наконец куча на полу заворочалась, и из неё поднялась голова с мутно глядящими глазами. Сфокусировав взгляд и разглядев угрозу, человек почему-то больше всех испугался не пистолетов, а полена:
– Ты, парень, больше не бей. Рука у тебя тяжелая.
Сиплый простуженный голос почему-то разрядил обстановку.
– Отец, прости, я только попугать хотел, пистолет не заряжен.
Папа с недоумением посмотрел на свою руку, только сейчас обнаруживая, что держит какое-то подозрительно легкое оружие.
– Зато мой заряжен, – Густа была настроена решительно.
– Вижу, – пришелец наклонил голову и почти бесшумно сквозь зубы застонал. – Эх, приложил-то как. Можно, я сяду, а то голова раскалывается?
Поскольку никто не возражал, он тяжело и как-то неуклюже завозился на полу, устраиваясь поудобнее. Когда первая суматоха улеглась, стало понятно, что мужчина, хоть и большой и незнакомый, но какой-то не слишком страшный. Да и оружие не заряжено.
– Я тут, собственно, за помощью к вам…
– Ничего себе, помощь! – папа, обычно спокойный, в этот раз разозлился. – В темноте, спросонок да под пистолетом, это за помощью теперь так ходят!
Отец был зол не на шутку, потрясение, пережитое им, и впрямь было страшным.
– Прости, отец. Я же не знал, вдруг у тебя оружие есть или закричишь, может, – голос с пола звучал виновато. – Я же не подумал…
– Вот то-то, что не подумал! – папа никак не мог успокоиться, – А я всё равно кричу, и оружие у меня есть!
– Ты кто? – вмешалась держащая твердой рукой свечу Вия. – И зачем пришел?
Вопросы были резонные, и все замолчали, ожидая ответа.
По-прежнему держась за голову, мужчина вторично осмотрел столпившихся вокруг него людей в исподнем и, вздохнув и почему-то мелко перекрестившись, как с обрыва в прорубь выпалил:
– Партизан я, Вилнисом зовут.
– Ох, – вздох Вии, казалось, был каким-то общим вздохом семьи. Вот не было печали, а едва по радио про партизан сказали, так тут и на тебе, напасть и явилась. Густа растерянно посмотрела на папу, вернувшему ей такой же робкий взгляд.
Пока семья играла в гляделки, из двери в большую комнату просунулась голова пробудившейся Марты. Обнаружив, что все стоят вокруг сидящего на полу незнакомца, она задала вполне своевременный вопрос:
– Это кто?
– Партизан, Вилнис какой-то, – папа никак не мог успокоиться.
– Не какой-то, а Вилнис Мазиньш, – обижено протянул с пола незваный гость, вызвав насмешливое хмыканье присутствующих[4].
– И чего этому Мазиню надо? – похоже, Марту спросонок не удивляла странность ситуации.
– Давай, рассказывай, – папа взмахнул рукой с зажатым в ней пистолетом.
Из короткого рассказа выяснилось, что этот Мазиньш вовсе не единственный партизан, что в лесу есть целый отряд и что они сегодня ночью устраивали засаду на дороге. Поэтому пистолет и не заряжен – патроны закончились, и они вынуждены были отступить обратно в лес.
Но вот тут-то и случилась незадача, напарник в темноте упал и ногу повредил – идти не может. Вот он, Вилнис, и пошел искать подмогу, чтобы приютить раненого в тепле, пока партизаны смогут забрать его «в отряд».
– Ну и где же он, напарник твой?
– Да, собственно, тут, неподалеку в лесу, – Вилнис махнул рукой, – туда метров пятьсот будет.
– В лесу, – Марта с шумом вдохнула воздух.
«Ах, да», – вспомнила Густа историю, приключившуюся с сестрой. Ту – двенадцатилетнюю девочку – однажды едва не задрал волк. Зачем она зимой выходила за ограду, теперь уже и не вспомнить, но зверь тогда подошел к хутору гораздо ближе, чем на полкилометра. Спасли ребенка тогда только проворные ноги и громкий голос, услышанный взрослыми. С выбежавшими навстречу родителями хищник тягаться не решился и скрылся в лесу, оставив напуганную и осипшую девчонку в целости и сохранности.
Эту историю вспомнили все, и мама тревожно посмотрела на дочь. И в эту же минуту, в унисон с общими мыслями в доме послышался далекий волчий вой.
– Волк! – брошенный клич привел в движение всех, даже Гиртса, ничего не знавшего об этой истории.
Сама мысль о том, что беззащитный, не способный ни убежать, ни защитить себя человек может быть разорван голодным хищником, заставляла торопиться. Вилнис с некоторым недоумением смотрел, как только что наставлявшие на него пистолет хуторяне мечутся по дому, с невероятной скоростью натягивая на себя теплую одежду. Уже через считанные минуты папа, Гиртс, Густа и Марта были готовы мчаться на помощь, оставив Вию с детьми.
Они бежали через заснеженный зимний лес, встретивший их сырым холодом и поземкой – поднималась буря. Вилнис, даром что казался неуклюжим увальнем, уверенно вел по едва видному следу к месту, где оставил товарища.
Успели они вовремя – зверь, как видно, был бывалый, пуганый и не решался сразу приблизиться к человеку, размахивавшему железным предметом, густо пахнущим порохом. А заслышав приближающуюся группу, он и вовсе поторопился убраться подальше. О волке больше можно было не волноваться. Тем более, что у Густы за поясом был пистолет, очень даже отлично заряженный, да и сама она готова была дать отпор любому, если потребуется.
Однако в этот раз нужда возникла совсем в другом: при одном взгляде на неестественно согнутую ногу лежащего у корней большой сосны человека становилось ясно – сам он на эту ногу долго не сможет ступить. Командование принял на себя папа, запаливший предусмотрительно прихваченную с собой лампу. Гиртс, снабжённый четкими указаниями, со всех ног помчался обратно к дому, а остальные в ожидании обступили лежащего. Тот с тревогой вглядывался в незнакомые лица, переводя время от времени взгляд на Вилниса, а точнее – на цветущую пышным цветом увесистую шишку его на лбу. Шишка родилась от соприкосновения с полом после удара поленом по макушке. Макушку просто не было видно.
Наконец Вилнис решился рассказать о ночном происшествии:
– Слышишь, командир…
К моменту возвращения Гиртса уже не только была рассказана история, но стало известно имя страдальца: партизана со сломанной ногой звали Арман Розе. Гиртс принес старую попону и две больших слеги, оставшиеся после постройки свинарника. Приладили попону и соорудили что-то наподобие носилок. но идея тащить пострадавшего по снегу потерпела крушение тут же. Несмотря на наскоро прилаженный лубок, при первой же коряге, предательски припорошенной снегом, на которую наткнулись волокуши, человек на них вскрикнул и потерял сознание от боли. Пришлось всю дорогу нести его на руках. Сестры шли рядом, и Густа подумала, что вот так же они когда-то несли вместе раненого папу. Ей стало отчего-то очень горько оттого, что вот так дружно и слаженно они действуют только в момент опасности. «Как бы сделать так, чтобы это единение было, а никаких трагических ситуаций – не было», – думала Густа, внимательно переставляя ноги по снегу и чувствуя рядом плечо сестры.
Наконец кавалькада добрела до хутора.
Гиртс уступил раненому свою кровать и тот, намерзшийся и измученный, тут же забылся на ней тяжелым сном. Остальным было не до сна – за помощь партизанам радио обещало немедленный расстрел.
– Вы когда его заберете? – папу терзало беспокойство за безопасность семьи.
– Я – в отряд, – Вилнис машинально поднес руку к голове, на которой красовались здоровенная ссадина и густо-фиолетовая шишка. – Командиру доложу, он решает.
Это было понятно. Как понятно и то, что в ожидании решения семья находится в опасности. Но вопрос о том, чтобы оставить человека без помощи, даже не обсуждался. С тем и закрыли дверь за ушедшим. И снова легли спать.
