— Пыток?
— Эмоций, Джон. Пытка — это метод, а не цель.
Эмоции. Вот как он нашел меня в доме, вот как ему удалось прочитать мои мысли вчера — он не читал их, а буквально чувствовал то же, что и я. Вот почему он перепугался в машине — потому что перепугался я. Вот почему он был в ужасе после того, как мучил Стефани. Он испытал весь ее страх и страх женщины за стеной одновременно.
— Начинаешь понимать, — сказал Форман. — Складываешь головоломку.
— Вы чувствуете то же, что чувствуем мы.
Форман кивнул, улыбаясь.
— А другие демоны так умеют? Махай, или как там вы его назвали?
— Мхай, — поправил Форман. — Нет, иначе у тебя не было бы ни единого шанса убить его. Он бы еще издалека ощутил твое приближение.
— Вы можете читать мысли?
— Это не чтение мыслей, Джон. Я чувствую — чувствую все то, что и ты.
Он сделал шаг вперед, угрожающе направляя на меня пистолет.
— Если я чувствую надежду, то знаю, что кто-то поблизости чего-то ждет. Кто-то возбужден. Потом я начинаю испытывать страх и понимаю, что его ожидания опасны для него самого, потом я улавливаю что-то более темное, ненависть или агрессию: кто-то желает вреда другому человеку, и у меня мгновенно возникает та же потребность. Таким образом, если ты когда-нибудь наберешься смелости воспользоваться этой штукой, — он указал пистолетом на нож у меня в руке, — я буду в курсе чуть ли не раньше тебя.
Я посмотрел на нож и положил его обратно на столик.
— Если вы ощущаете эмоции людей, то зачем же их мучить? Разве не лучше дарить радость и счастье, заполнять мир хорошими чувствами?
— Чувства не бывают плохими или хорошими, — сказал он, подходя ближе. — Только сильными или слабыми. Любовь, например, слабое чувство. Кто-то любит тебя, ты отвечаешь ему взаимностью, какое-то время ты счастлив, а потом любовь угасает. Но если один из любовников предает другого, тут и возникают настоящие эмоции, появляется нечто сильное, нечто такое, что оставляет отметину на всю жизнь. Предательство — это самое восхитительное, но, чтобы его подстроить, требуется время, а страх может иметь не меньшую силу, если знаешь, что делать.
Он медленно надвигался на меня с едва заметной улыбкой.
— Страх тебе известен. Противостоя Мхаю, ты, вероятно, испытывал такой страх, который недоступен большинству людей. Страх, предательство, гнев, отчаяние — в сравнении с этими эмоциями другие бледнеют.
Я не отступал.
— Мне поставлен диагноз «социопатия», Форман. Чтобы вызвать у меня сильные эмоции, нужно очень постараться.
— Ты здесь не ради моего удовольствия, а чтобы рассказать мне о Мхае.
— Но вам известно больше меня. Вы знали его сотни лет.
— Тысячи. Но сорок лет назад он исчез. А теперь мертв. Ты объяснишь мне, где он был все это время.
— Хотите пыткой вырвать у меня эти сведения?
— Все, что ты начнешь болтать под пыткой, не будет иметь цены, — ответил Форман. — Ты все выложишь сам, когда будешь готов. А пока, думаю, настало время представить тебя остальным игрушкам.
Форман вытащил из кармана ключи и швырнул мне:
— Отопри. Маленький круглый ключ.
Мы вышли в кухню; Форман по-прежнему держал меня под прицелом. Меня заинтересовал его пистолет — Кроули — Мхаю не требовалось оружия, потому что он умел превращать свои пальцы в когти. Мог ли так Форман? Я думал, все демоны более или менее одинаковы, но, видимо, ошибался. Кроули похищал тела, но вот эта штука с эмоциями оказалась для меня совершенно новой. Была ли у Формана демоническая форма, спрятанная под человеческой, или же его телесная оболочка не менялась?
Я выбрал правильный ключ и отпер дверь. В нос ударил едкий и горький запах, словно из сточной канавы.
— Что там?
— Игрушки. Радха, Марта и… нет, кажется, Марты уже нет. Они все на одно лицо, особенно после нескольких месяцев в подвале.
— Вы и меня собираетесь там запереть?
— Ну не могу же я позволить тебе разгуливать по дому? Двери — штука дорогая.
Он приставил к моей спине пистолет — холодную металлическую трубку.
— Спускайся.
Ступеньки были крутые и узкие, и мне, чтобы не упасть, приходилось держаться за перила. В дальней стене, на самом верху, я увидел маленькое грязное окно, но свет через него проникал слабый, а мои глаза еще не приспособились к темноте. Я не видел абсолютно ничего, пока не спустился до середины лестницы, — в этот момент Форман у меня за спиной щелкнул выключателем.
— Стой, — велел он.
Резкий желтый свет залил помещение внизу. Я разглядел четыре грязные изможденные фигуры, съежившиеся, как увядшая трава. Это оказались одетые в тряпье женщины, три из них прятали лица. Я видел бетонные стены подвала, сточную трубу в углу, к которой женщины были прикованы цепью, а на потолке — несколько крюков. Подразумевалось, что пол тоже бетонный, но его покрывал слой грязи, мочи и крови. В углу я заметил доски, на которых стояли три невысокие металлические бочки.
— Это мои игрушки, — прошептал на ухо Форман. — Они пережили первые испытания. Наша общая подружка Стефани вряд ли к ним присоединится.
— Почему?
— Слишком слаба. Она мне быстро надоест. А вот эта — моя любимая.
Он показал на женщину в дальнем углу — единственную, которая осмеливалась не закрывать лицо. Она уставилась на нас негодующе.
— Посмотри на нее, — сказал Форман, — просто ждет не дождется. Мне пора возвращаться в участок, но… время еще есть. Возьми ключи и приведи ее ко мне.
— Я не собираюсь вам помогать.
Форман ткнул меня в спину пистолетом, и я потерял равновесие. Я схватился за перила, едва удержавшись, но он рукоятью ударил меня по пальцам. Я рефлекторно разжал руку и полетел вниз, сильно стукнувшись головой о деревянные ступеньки. Потом я приложился спиной о жесткий цементный пол, и у меня перехватило дыхание.
— Не смей больше возражать, — ровным голосом произнес Форман. — Другие игрушки хорошо выучили этот урок.
Я поднялся на колени, застонал и посидел несколько секунд, дожидаясь, пока не перестанет кружиться голова. Потом ухватился за перила и встал.
— Отлично, — сказал Форман. — А теперь приведи мне ее.
Я направился к ней, осторожно переступая через кучи мусора и разбросанные банки собачьей еды. Когда я проходил мимо, женщины по очереди вжимались в стену. Они были на грани истощения, заросшие грязью, одежда прохудилась, и под ней я видел покрытую шрамами кожу, обтянувшую торчащие ребра.
Четыре женщины находились в подвале и не меньше двух наверху; весь этот дом даже для меня был вместилищем ужаса и почти осязаемой ненависти. Как Форман это выносил? Если верить тому, что он наговорил мне, его эмоциональный приемник невозможно выключить, он работал постоянно, и Форман всегда чувствовал тех, кто рядом с ним. Вероятно, поэтому он и остался на лестнице, а меня послал за жертвой; внизу ему становилось плохо.
Сумею ли я использовать это против него?
Я приближался к женщине в углу, а она смотрела на меня, как тот кот на складе. Кожа у нее была темная, но точно определить ее происхождение я бы не взялся. Она выглядела чуть старше Лорен, но с учетом положения, в котором она оказалась, я мог ошибаться.
— Это вы? — тихо сказал я, становясь перед ней на колени.
— Идите к черту.
— Кто та несчастная в стене?
Женщина настороженно посмотрела на меня:
— Кто?
— Наверху, — прошептал я, снимая с нее цепь медленно, чтобы затянуть разговор. — Там наверху в стене замурована женщина.
— В какой стене?
Я помедлил.
— В пыточной.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вы наверняка ее видели.
— Кто вы?
— Меня зовут Джон Кливер.
— Больше нет. Теперь вы один из нас. Или, может, вы нечто другое. — Она прищурилась. — Мы — игрушки, а вы — домашний зверек.
— Кончай возиться, Джон, — сказал Форман.
— Послушайте, — спросил я, — как вас зовут?
— Радха.
— Радха?
— Я индуска, — огрызнулась она.
— Хорошо. Поймите, у нас мало времени. Я думаю, что смогу убить его, но мне нужна ваша помощь.
— Ничего не получится. Он только отыграется на нас потом.
— Он отыграется на мне.
— Не глупите. Вы сломали дверь в чулане и бог знает что еще, а кого он наказывает теперь?
Я покачал головой:
— Он никого не накажет. Ответьте, как он выводит вас отсюда, когда меня нет? Как он выводит других?
— Какая вам разница?
— Ответьте, он спускается сюда?
Она фыркнула и посмотрела мне за спину:
— Вон он стоит на лестнице — он может делать что хочет.
— Да, но он спускается сюда? — Я заглянул ей в глаза, побуждая сосредоточиться. — Мне необходимо знать, спускался ли он сюда и что при этом происходило.
Она взглянула поверх моего плеча:
— Он теряет терпение.
