Хорошо меня вовремя нашли охотники, иначе я бы умер от потери крови… А в больнице, Паша, до меня наконец все дошло. Просто в какой-то по счету жизни я был волком. И в минуту опасности подспудно дремавшие инстинкты и навыки взыграли. И тогда я стал отмечать моменты дежа вю, случившегося со мной. По-новому их оценивать. Только смерть прервала мои занятия…
— Вас убили? — спросил я, перестав намыливать его спину.
— Да, врачи. Они делали мне переливание крови и спутали группу. Но это было к лучшему, Паша! Когда я обрел себя в новой жизни и в новой ипостаси, я очень скоро вспомнил о своих изысканиях, что само по себе уже было подтверждением, что я не ошибся. Я стал копаться в древних книгах, благо я был библиотекарем во дворце графа Оболенского, и нашел у него книги индийских авторов, где описываются перевоплощения, подобные моему… Из них я узнал, что это дано далеко не каждому, что многие умирают раз и навсегда, но почти все перевоплотившиеся не помнят ничего из прошлых своих существований. Вот как ты. И стал присматриваться к людям и скоро стал отличать перевоплощенных от всех иных. И первым из них был ты, Паша. А уж потом — Цаплин.
— А Елена Борисовна… — с замиранием спросил я. — Тоже перевоплощенная?
— Не бойся, — ласково сказал он и погладил меня по руке. — Она умрет раз и навсегда. Но здесь ты от нее так просто не отделаешься. К тому же ее бывший муж маршал Малинин, когда-то спасший тебя после того, как с твоей же помощью сделался рогоносцем, стал командующим нашим округом и собирается в ближайшее время провести войсковые учения «Карающий меч». Тебе на это время лучше куда-нибудь уехать. Я слышал, что у них снова повысился допустимый процент гибели людей во время учений, гражданских лиц в том числе, и догадываюсь, кого они наметили. Можешь уехать вместе с Марией. И не спрашивай почему. Всему свое время.
Он ласково обнял меня за шею.
— А теперь отнеси меня, Паша, в теплую постельку. В прошлых жизнях ты не всегда был младше меня, хотя всегда на меня работал. Однажды ты был моим дядькой, а я твоим любимым барчуком. Ты относил меня после мытья в постель, а потом рассказывал мне сказки… Что смотришь? Неси, Паша. Заверни в простынку и неси. Мне это так нравилось! От твоей бороды всегда приятно пахло махоркой и брагой, ты нес меня, покачиваясь, но так ни разу не обронил. А когда я болел, ты сидел возле меня сутками, не отходя, и втайне от докторов и маменьки потчевал меня отварами из трав… Я до сих пор уверен, что они меня спасли! Ведь ты меня всегда спасал, Паша, от всех напастей. И я с тех пор тебе плачу, чем могу.
Я вытер его сухое, в отметинах и шрамах тело, завернул в простыню и понес. Сама баня находилась в полуподвале бывшего обкома, и пока я поднимался с ним по лестнице, нам встретились двое охранников и ночная секретарша, испуганно прижавшаяся к стенке.
Я старался ни о чем не думать. Работа как работа. Многие завидуют.
— Паша, вам звонила Елена Борисовна! — крикнула опомнившаяся секретарша. — Просила обязательно позвонить.
— Не давай бабам садиться себе на шею! — сказал задремавший, не открывая глаз, Радимов. — Я не могу ее уволить, иначе ее бывший муж устроит здесь военный переворот. Но могу устроить тебе справку, что на государственной службе ты стал импотентом.
Когда я уложил его в кровать, стоявшую в комнате отдыха, он сказал, по-прежнему не открывая глаз:
— Ах, как хорошо. Будто снова вернулось детство, когда я был сыном помещика Селиванова с тремя тысячами душ, жалованных еще Екатериной Великой, ты моим дядькой, а Цаплин сыном управляющего имением… Но только тебе я буду рассказывать истории о своих шрамах, а ты будешь слушать… Всякий раз в новой жизни я не оставлю попыток вернуть тебе память, а ты, Паша, уже сколько поколений сменилось, ничего не можешь вспомнить.
И мгновенно заснул. Он лежал передо мной, всесильный повелитель Края, беззащитный, как ребенок. Раскинувшись, что-то лепеча и сопя. Блаженная улыбка растянулась на его безмятежном лице.
Притворив дверь, я вышел. Подумав, не стал спускаться к себе, а устроился на сдвинутых стульях тут же в кабинете. Я долго не мог заснуть. Мерещилась какая-то чертовщина. Дважды вскакивал, когда казалось, что он неслышно выходит из комнаты отдыха в длинной белой рубахе и со свечой в руке. На третий раз меня разбудил телефонный звонок.
Звонила Елена Борисовна, почему-то по вертушке. Как я потом догадался, из командного пункта маршала Малинина. А может, из штаба.
— Ты спишь? — строго спросила она. — Разве ты не чувствуешь, что я не могу уснуть? Для чего я нашла тебя? Чтобы ты, как последний холуй, носил своего барина по бывшему обкому глубокой ночью? Изменник! Ты предал меня на глазах телезрителей. Об этом все только и говорят! Люди смеются мне в глаза, когда видят меня! Мой рейтинг никогда так низко не падал! Ты видел результаты последних опросов?
— Я не изменник, — сказал я. — Просто импотент. Завтра представлю вам справку. Копию отнесу в газеты. Ну что я могу сделать, чтобы вы поверили?
— Опять врешь! — крикнула она. — Хочешь справкой прикрыться? Или уже с этой блаженной Марией завел шашни? Я ей глаза выцарапаю! Из-за тебя я потеряла прекрасного мужа, отчего он с горя стал маршалом, чтобы забыться! И даже принял этот округ, чтобы быть ближе ко мне! А ты, неблагодарный… — Она всхлипнула. — Словом, я высылаю за тобой машину. С охраной. Тебя поместят в наш госпиталь и исследуют. Когда на карту поставлены моя честь и репутация, я ни перед чем не отступлю, так и запомни!
И швырнула трубку. Так было уже не первую ночь. Машина с охраной, чтобы отвезти меня на обследование, так и не приезжала. Либо кончался бензин, или у охраны пропадали автоматы, либо терялась сама машина вместе с охраной. Это всегда означало, что пару дней она меня не будет беспокоить. Но потом начиналось все сначала. «Ну где ж твоя справка?» — спрашивала она. «Там же, где ваша машина с охраной», — отвечал я, и она бросала трубку телефона правительственной охраны.
Думаю, моему бывшему комбату, ныне маршалу, было в эти дни не до меня. Во время последних учений у него пропала уже не машина с охраной, а целый танковый полк, обнаружившийся лишь месяц спустя в Сальвадоре, где он сражался на стороне правительственной армии.
Потом маршалу предложили провести новые учения под присмотром инспекторов Генштаба и органов безопасности, чтобы определить возможные каналы утечки воинских частей. На этот раз пропала мотострелковая бригада и усиленный десантный батальон вместе с инспекторами.
Они дали знать о себе спустя полгода, когда их использовали для подавления волнений в Руанде на границе с Бурунди. Эти хотя бы обещали вернуться, как только с ними полностью расплатятся по контракту. В противном случае они грозили Руанду присоединить к Бурунди, изменив там монархический строй на республиканский.
После этого от маршала Малинина, просившего отправить его в любую горячую точку рядовым, потребовали провести полномасштабные учения округа, окружив места дислокации частей заградотрядами особого назначения с пулеметами и противотанковыми снарядами. Только после этого он стал отказывать своей горячо любимой бывшей супруге в машинах с охраной для водворения меня в госпиталь в одноместную палату с двуспальной кроватью.
Когда я наконец заснул, мне снова приснился Радимов в белой рубахе со свечой в руке. Но на этот раз все происходило наяву. Я проснулся от того, что горячий воск капнул мне на щеку, и увидел его, стоявшего надо мной в этой самой рубахе и с наполовину обгоревшей свечой.
— Не спишь? — сказал он. — Вот и мне не спится. А я собирался перед тобой, Паша, покаяться…
Я вскочил и начал быстро одеваться. Нет, к черту отсюда! Не нужна мне такая служба ни за какие коврижки. Прочь из этого дурдома…
— Сядь, Паша! — сказал он, властно глядя мне в глаза. — Я каяться буду! Перед тобой, моим верным рабом… Поверь, ты и в прошлых своих жизнях пытался от меня сбежать, и тебе это иногда удавалось, но потом тебя отлавливали и пороли или объявляли строгий выговор с занесением, в зависимости от эпохи. Так слушай, Паша, что я от тебя скрыл, рассказывая, как ты был моим дядькой.
Я сел, вытаращив на него глаза. Каким дядькой? А, ну да… Сказки ему рассказывал. Теперь он мне их возвращает.
Я послушно сел. Куда бежать? Еще напорешься на автоматчиков маршала Малинина…
— Давно я хотел, Паша, замолить свой великий грех, грех содомства и мужеложства! В другой жизни, после того как ты был у меня дядькой, я опять был твоим барином, а ты был уже мальчиком для посылок, или казачком. Наверно, из той, прежней жизни перешла моя любовь к тебе, трансформировавшись столь постыдным образом. Уже не ты укладывал меня спать, а я укладывал тебя с собой! И не нужны мне были никакие красавицы, дочки окрестных помещиков, не нужна мне была прекрасная вдова предводителя дворянства, присылавшая мне свои чудесные, надушенные письма с пятнами от ее чистых слез! Я ничего не мог с этим поделать, Паша, и ни в какой другой жизни это больше не повторялось. Но с той поры на мне неизгладимая вина, которой я никогда не искуплю, как бы ни старался.
