– Нет! – торопливо отозвалась Лиза. – Нет, ты прав, показалось.
Над бесконечной чередой прохожих скользнула знакомая вывеска. Тот самый фастфуд, где Лиза обедала с Катькой. Возле спортивного центра с бассейном и забором. Целых три часа они с Максом пытались убежать, а Москва всякий раз ловила их, опутывая щупальцами знакомых улиц, дразня обрывками надоевших пейзажей, стискивая в километровых пробках и хватаясь миллионом голосующих рук. Обезумевший город не собирался отпускать их.
– Опять мы здесь, – Лиза потрогала матовый квадрат на приборной доске. – У тебя же бортовой компьютер. Там же и карта есть, наверное. Может, включишь его всё-таки?
Максим пошевелил кадыком и хрипло отозвался.
– Я не знаю, как.
– То есть?
Он не собирался отвечать, но Лиза смотрела на Макса, пока тот не сдался.
– Да, – сказал он. – Да, скажи это прямо, я идиот, у меня тачка уже месяц, а я до сих пор не разобрался в ней.
– Как?.. Это же «шестисотый». Ты говорил, у твоего отца был точно такой!
– Не говорил. И это не «шестисотый». Разве что похож немного. Снаружи.
Мысли в ее несчастной голове кинулись врассыпную, и совсем отказывались цепляться друг за друга. Лиза коснулась пальцами серой панели и отдернула их. На пластике остался смазанный черный след.
– Блин… ты бы ее… протер бы иногда, что ли, – сказала она. – Или помыл, не знаю даже.
– Я мыл, но давно. Я не ездил с тех пор как всё это, – Макс очертил дугу подбородком. – Началось. Всё это.
– Как не ездил? Почему?
– Не хотел, чтобы меня в ней узнали. Еще краской потом изрисовали бы, эти говнюки, ты же сама видела, м-мудаки, от них всего можно ждать, м-м… – он дважды шлепнул в мягкий руль кулаком.
Вдруг до Лизы дошло.
Он боится.
«Боже, Макс, тебя же трясет от страха. И ты молчишь».
– Стоп, – Лиза мысленно зажала в кулаке собственные нервы. Выручать их было некому, и от этой мысли ей стало немного легче. – Остановись. Останови машину. СТОП.
Максим будто ждал команды. Он повернул руль, машина плавно вильнула к обочине и заглохла. К ней моментально сбежались люди, они бродили вокруг, барабанили по стеклу, дёргали все четыре дверные ручки и глухо требовали внимания. Ни Лиза, ни Макс больше не замечали их. Теперь – наконец – они смотрели только друг на друга.
– Давай по порядку, – Лиза сморщила нос и кольнула виски ногтями. – С чего ты вообще решил, что с… с ним что-то произошло?
...
Утром в студии пропал интернет, и всякая работа остановилась. Люди галдели в коридоре, шумели на лестницах и непрерывно совались к Максиму в дверь, не утруждаясь прикрыть ее за собой. Макс не выдержал. Он бросил кабинет и полчаса бродил по внутренностям «Мега-44го», пытаясь отыскать хоть один спокойный угол, но повсюду теперь копошились люди. Они завтракали и курили, радовались и негодовали, совали Максиму свободные и занятые руки, говорили «привет», говорили «как дела», а он по-прежнему не был уверен, что видел их раньше и хочет видеть сейчас.
И что у него есть какие-то дела.
Сдавшись, Макс вернулся к себе.
Третий день он ездил сюда по инерции, как в былые времена, ранним утром, в диком, живом и беснующемся столичном метро, где рассветные маньяки уже мешались с дневной тягловой силой и плотными волнами пробивалась в центральные районы суетливая занятая толпа. Его выплевывал наружу эскалатор, подталкивали в спину заботливые прохожие, тянул наверх зеркальный студийный лифт, и Максим, сделав несколько шагов по ковру, оказывался в родном осточертевшем кабинете, будто и не покидал его.
Будто ничего еще не случилось.
Макс даже не помнил, как бывал дома: все его внимание пожирали часы, проведенные здесь. Пристальные, тревожные секунды, продавленные в кресле, у молчавшего телефона.
Он ждал короткого холодного увольнения.
Он ждал ругани и кровавых мер.
Он ждал, что позвонит Бергалиева. Или Члеянц. Или охрана здания.
Он ждал официоза. Ждал перехода на личности. Ждал непрофессионализма.
И в этот момент, когда в офисе не было даже интернета, настольный телефон забулькал и затрещал.
И Максим поднял трубку.
Он ждал чего угодно, только не того, что услышал.
– Здравствуйте! – гаркнул ему в ухо незнакомый голос. Женский, невыносимо громкий и пронзительный – голос человека, уверенного, что его не слышат.
– Да? – спросил Максим, отдернув квадратный наушник прочь. – Тише, пожалуйста.
– Здравствуйте, – так же громко проревел голос. – Я звоню по экстренной линии, здесь очень плохо слышно, я на опознании, вы друг Митяя? Вы можете как-то прокомментировать? То, что случилось? Как он погиб, и в каких вы были отношениях?
– Что? – Макс почесал небритую щеку. – Не понял, вы кто? И потише говорите, я вас слышу.
– Меня зовут Мария, – раздельно произнес голос. – Я сотрудница молодежного журнала.
«Ар-эн-би», Митяй – наш штатный редактор. Вы не знаете? Его буквально час назад нашли мертвым, в вагоне метро, там была эвакуация… в общем, здесь тоже нет света, представьте? Даже в моргах… так вот, нас вызывали на опознание, меня главный редактор отправила с вами связаться…
– Подождите, – Максим зачем-то сделал у микрофона жест рукой. – Вы хотите сказать… да, во-первых, кому вы звоните? Откуда у вас этот номер?
– Вы Максим, – сообщил голос. – Правильно? Нам выдали его вещи, здесь визитки в его пиджаке…
– Это мой пиджак, – автоматически поправил Макс.
– А… ну да, вы же, ну, второй парень, правильно?
– Так, еще раз, – Максим раздраженно глянул по сторонам. – Чего вы от меня хотите?
– Не я, а главный редактор, она просила вас найти… возможно, прокомментировать. Как это случилось, какие у вас соображения. И вообще. Какие между вами были отношения. То есть, им, вами, э… Элизой, тоже. Не беспла…
Макс протянул руку и с грохотом утвердил невесомую трубку на рычаге. Он заметил, что стоит, и опять сел. Откинулся в кресле. Опять склонился вперед.
Скрипнув пальцем о полировку, Максим провел линию. И вторую. Крестик.
– Это мой пиджак, – рассеянно пробормотал он, шаря по себе в поисках сигарет. – Мой.
Сознание Макса отказывалось переварить остаток телефонных известий. Да, пиджак его, Дмитрий по-прежнему носил его костюм. Это объясняло… что-нибудь. Дальше, эвакуация. «Здесь тоже нет света». Тоже. Вот ключевое слово. Но к чему тут главный редактор?
Осколки беседы просто не подходили друг к другу. Сколько Максим ни вертел их в уме, детали упрямо не желали собираться в одно целое.
Сам не заметив этого, Макс вышел из кабинета, спустился в холл, покинул здание и выскочил на улицу, с каждой минутой ускоряя шаг. Нужно было успеть куда-то – зачем? «Нет, прежде всего позвонить Лизке», – решил Максим. Убедиться, что всё хорошо, и повесить трубку. Она вряд ли захочет говорить, да и ему пока нечего было сообщить ей. Он вынул телефон.
НЕТ ОПЕРАТОРА.
– Дайте позвонить! – какая-то женщина выхватила у него мобильник прежде, чем Макс успел отреагировать. – Пожалуйста, мне срочно… а… нет, у вас тоже.
Она сунула Максиму трубку и немедленно исчезла в толпе.
В толпе? Откуда здесь толпа?
Вопросов было слишком много. Куда больше, чем Максу хотелось бы.
У студии постоянно дежурили таксисты.
– Речной вокзал, – Максим распахнул дверцу и сунулся в мягкий салонный полумрак.
– Пятьсот долларов, – хмуро отозвались из-за руля.
Что?
– Пятьсот долларов, вам же сказали, молодой человек, садитесь или не задерживайте, – истерично потребовал новый голос. Макс обернулся и с тупым удивлением обнаружил на заднем сиденье обойму спрессованных тел.
Он молча подался наружу, и кто-то сразу нырнул в машину, заняв его место. Дверца захлопнулась, и такси отбыло прочь, распугивая сигналом несостоявшихся пассажиров.
Лохотрон, конечно.
«И хрен с ним, и хрен с ним», – затараторил в нем истеричный голос. Только бы скорее добраться. Теряя остатки здравого смысла, Максим кинулся к следующей машине.
– Речной вокзал?
– Семьсот.
Макс опустил в карман непослушную руку. Вынул и раскрыл бумажник.
– Шестьсот… семьсот, – и отсчитал почти все наличные.
– Тыща! – крикнул паренек с пухлыми губами, вынырнув у Максима из-под локтя. Он ловко впрыгнул на сиденье и с треском захлопнул дверь. – Тыща, тыща, поехали!
Второе такси отчалило. Второе и последнее. И Макс решил идти пешком. Он пока не знал, почему, но вариант с метро даже не мелькнул среди его рассеянных мыслей.
Следующие два часа он шел. Сначала это было нетрудно. Все шли. Кроме тех, кто стоял у обочины, ловя непонятно что в едва ползущем транспортном потоке. Грозди светофоров на столбах и проводах смотрели пустыми глазницами – умер даже желтый, мигавший когда-то при любых обстоятельствах.
Третье кольцо осталось позади, а Максим по-прежнему не мог думать. Ему было некогда. Он только матерился: когда про себя, когда сквозь зубы. Он пытался держаться проспектов, но каждый раз упирался в очередное препятствие. Москва, оказывается, состояла из одних заборов: жестяных, сосновых, бетонных и шиферных. Где не забор, там канава. Где не обвал, там полосатая лента.
