вы не понимаете. Я сегодня была на фабрике облаков и познакомилась со стариком Барри. Это дедушка Кита. Этот дедушка, он скульптор облаков! — тараторила Унка. — А деда Тихон из-за облаков приезжал. Они появляются там, за лесом. Понимаете?
Родители, конечно, понимали, но совсем уж по-своему. Они считали, что Унка фантазирует и очень скучает по дедушке. Когда долго живёшь среди серых домов, несущихся мимо машин и минут, ты перестаёшь верить даже в падающие звёзды, исполняющие желания. Какая уж там фабрика.
Вечером Лу зажёг камин, возле которого жил уют.
— Я сегодня немного писала, — сказала Поли. — Послушаете?
Унка легла, положив голову папе на коленки, и начала слушать.
Мне сегодня трамвай простучал, простонал свой дверью скрипучей:
— Я за годы ужасно устал, мне уехать бы в лес дремучий. Мне сойти бы с дороги невольной, прогуляться, пути выбирая. Я уверен, что вы и не знали, мол, нелёгкая жизнь у трамвая. Кто-то думал, я просто железка, что вожу лишь туда и сюда. Только я, пассажир, уверяю, расскажу тебе всё, без стыда. Плачу я, порой стоя в ангаре, и шепчу: «Будьте прокляты, рельсы!» А наутро везу детей в школу, в жизни есть очень важные рейсы. На работу везу я врачей, кто-то в садик идёт первый раз. Ты представь, каково им услышать мой скрипучий железный отказ. Очень часто завидую людям: выбирают, куда им идти. Только страшно, что не понимают эту ценность свободы пути. И однажды, когда меня спишут, попрошу: «Переплавьте в автобус». Чтобы я без стучащих колёс обогнул и объехал весь глобус. Вы цените, пожалуйста, люди, вы любите свободу пути. В ваших силах оставит все рельсы и идти лишь по зову души.
Мне сегодня трамвай простучал…
— Знаешь, важно бывают порою
рассказать, что лежит на душе. Очень рад был я встрече с тобою.
Остановка моя, выхожу. Улыбаюсь и вдруг понимаю…Под ногами не рельсы, земля! И пути я сама выбираю.
Поли подняла голову и от увиденного приподнялись уголки её губ. Уна спала, свернувшись на софе. Лу уже укрыл её любимым клетчатым пледом. Поли выключила свет и прошептала: — Добрых снов, моё вдохновение!
А Унке снился уставший трамвай, который возил очень важные рейсы. Он понял наконец, что в лесу совсем никому не нужен, и начал наскрипывать и настукивать весёлые мелодии. Самый невероятный трамвай на свете, в котором теперь не хватало мест. Снилось ей и то, что они с Китом тайком переложили все рельсы. И однажды утром трамвай увёз всех к озеру. Ей снился говорящий ветер и штаб на дереве, в котором сидел деда Тихон и как всегда улыбался.
— Доброе утро!
— Мам, уже что, день? Почему ты меня не разбудила? — сонная Унка стояла на пороге кухни.
— Подумала, что тебе может сниться что-то хорошее. Завтракать будешь?
— Мне нужно к Киту в штаб бежать, я вчера обещала.
— Тогда одевайся, а я положу в рюкзак всё самое нужное. И кстати, папа нашёл в стайке велосипед, может, на нём поедешь?
Всё тот же оранжевый свитер, джинсовый комбинезон и ботинки с избитыми носами. А во всём этом какая-то новая Унка. Она взяла рюкзак, поцеловала маму (от которой, как всегда, кофейно пахло) и выбежала из дома.
— Доброе утро, пап!
— Добрый день, соня. — Лу стоял во дворе перед какой-то железной штуковиной, похожей на газонокосилку.
— А это что?
— Нашёл в сарае, сам не разобрался толком. А ещё велосипед нашел, он у калитки. Я ему уже имя дал: Кирк Патрик Мак Милан. Это в честь изобретателя первого двухколёсного велосипеда.
— Не слишком длинно? — хихикнула Унка.
— Зато у тебя имя всего из трёх букв. Будете дополнять друг друга.
— Я к Киту поехала, не теряйте.
— Хорошо поплавать! — пожелал Лу и сам засмеялся своей же шутке.
Унка подошла к калитке и улыбнулась старенькому велосипеду с потрескавшейся голубой краской. И было в этом что-то красивое. Унке вообще нравились старые вещи, в них скрывался отпечаток целой истории. Она погладила велосипед по раме.
— Ну что, прокатимся?
Велосипед наскрипывал мелодию, пока Унка ехала по брусчатке (и казалось ей, что она уже где-то слышала эту мелодию).
В лесу девочку встретил запах мокрой земли и опавших листьев. Из рюкзака сладко пах пирог. Унка чувствовала спиной, что он ещё горячий.
Над головой появился штаб. Внутри всё щекотало, так сильно Унке хотелось подняться наверх. Она на ходу спрыгнула с велосипеда и положила его на землю. Первая ступенька, вторая, пятая, восьмая…
— Уна, ты?
— Я!
Маленькая дверца открылась, и из неё высунулся Кит. Он улыбался во все зубы, которые у него были (сколько их было точно, он и сам не знал). Кит был крепким и невысоким. Его курносый нос тянулся к солнцу, а Кит вечно тянулся к приключениям.
— Давай руку, — он втянул Унку в штаб, который был залит ярким солнцем.
— Какой от тебя запах пушистый!
Она рассмеялась:
— Бывает разве такой?
— Как не бывает, если ты его с собой принесла.
Уна сняла с плеч рюкзак:
— Тут пирог малиновый. Горячий ещё, будешь?
— Спрашиваешь! Сейчас на пол накрою. — Кит достал с полки скатерть (когда-то она была белой), постелил её на пол, а сверху поставил две кружки. У одной из кружек была обломана ручка, и Кит поставил сломанную себе (гости всё-таки).
— Вот это да! — Унка оглядывалась по сторонам. — Это ты один всё?
— Дед помогал…. Гришка, — немного замявшись, сказал Кит.
Унка провела рукой по корешкам пыльных книг (такие же стояли в мастерской у дедушки Барри). В штабе висел выцветший на солнце гамак, а к стене был прибит синий почтовый ящик без крышки. Слово ПОЧТА исправлено на ПОЧТИ. Кит бросал в него всякую всячину (что-то вроде баскетбола). Оранжевый летучий змей грустно лежал в углу, стесняясь свой дырочки в правом боку. Здесь было целых два окна и почти целая крыша. В общем, потрясающее место.
— А зачем тебе часы, если всё равно опаздываешь? — не с укором, а с искренним любопытством спросил Кит. — Договорились утром, а солнце говорит, что сейчас около двух.
Унка посмотрела на часы — 13:50. Действительно, зачем они ей? В Клаудинге нет репетиторов, расписания автобусов, секций и спешки. Она сняла часы и покрутила их в руках.
— А давай из них секретик сделаем? — Унка вспомнила, как закапывала с дедой Тихоном различные фантики, открытки, камешки. Она клала на них стёклышко и закапывала. Где-то
