По широкой сходне с борта судна спускались раненые бойцы. Все они были перевязаны бинтами, некоторые опирались на костыли. Многих несли на носилках.
Следом за ранеными шла большая группа детей. Изможденные, иссушенные голодом, закутанные во что попало, они угрюмо и молчаливо ступали на незнакомый берег.
«Проклятые фашисты! — У Марата защемило в груди. — Сколько горя и несчастий из-за них». Эх, достать бы ему оружие да на передний край. Он представил себя в бою, на палубе быстрого корабля, ловко орудующим у пулемета или пушки. С какой яростью уничтожал бы он жестоких захватчиков.
Мысли Марата невольно вернулись к прошлому. Зачем год назад родители увезли его из Ленинграда? Сейчас он мог бы находиться там, рядом с отцом, в строю защитников родного города. И не пришлось бы ему пробираться туда тайком.
Из раздумий Марата вывел сердитый голос:
— Чего рот разинул, парень? Посторонись, дай дорогу раненым.
Марат отскочил в сторону и, оглянувшись, увидел за собой грузного широколицего моряка в мичманке, который сопровождал, подхватив под руку, перебинтованного матроса.
— Конечно, конечно, — опешил Марат. — Проходите.
Моряк настороженно посмотрел на него:
— Потерялся, что ли?
Не хватало еще расспросов.
— Нет, — пролепетал Марат. — Жду… тут вот…
Моряку, однако, было не до разговоров.
— Вижу, что тут. Делом надо заниматься, — недовольно буркнул он и повел своего подопечного дальше.
«Пронесло, — облегченно вздохнул Марат. — Однако пора, пожалуй, действовать». Он с беспокойством огляделся: нет ли поблизости патруля береговой охраны? И стал осторожно приближаться к судну. Нет, по сходне не пройти, там вахтенные, сразу заметят. Нужно придумать что-то другое.
Решение пришло само собой. Он вскочит на судно перед самым отходом. А пока надо спрятаться, не мозолить глаза экипажу.
Пользуясь сутолокой и еще не рассеявшимися сумерками, Марат незаметно юркнул под настил причала. По свайным креплениям пробрался поближе к борту судна и затаился на перекладине между опорами. Здесь и решил дожидаться удобного момента.
Он кое-что видел сквозь расщелины, многое слышал и поэтому мог судить, что происходило вокруг.
Прямо перед ним округлым боком выпирал корпус судна. При желании Марат мог дотронуться до него рукой. Мог запросто перебраться на палубу. Но нельзя было. Сейчас нельзя. Вахтенные там, наверху, ничего не проморгают. Шевельнись или кашляни — немедленно заметят. И тогда весь план Марата провалится с треском.
Над ним по толстым доскам настила непрерывно сновали люди. Что-то волокли, катили, передвигали. С залихватским уханьем, подбадривающими выкриками, со скрипом и скрежетом. С неизменными и незаменимыми матросскими прибаутками.
Разгрузили транспорт быстро, часа за полтора. А на погрузку ушел почти весь скудный ноябрьский день.
Марат внимательно наблюдал за корпусом корабля. Сначала его шершавая металлическая обшивка постепенно поднималась из воды. Точнее, из ледовой шуги, скопившейся на поверхности воды. Высоко поднялась граница между серой окраской надводной части и черной — подводной. Марат знал: эта граница называется грузовой ватерлинией. При полной загрузке судна она чуть уйдет под воду, и палуба окажется совсем низко. Один прыжок — и он там.
«Главное — не упустить момент», — наставлял сам себя Марат.
Расчет у него был точный: груженый транспорт задерживаться не станет, его ждут на другом берегу. Опять же место у причала освобождать надо. Да мало ли что? «Юнкерсы» могут налететь… Значит, отойдет быстро, сразу, как загрузится. И тут — не прозевать. Только отдадут швартовы — немедленно туда. Ни раньше, ни позже.
— Раз-два, взяли! — хрипло кто-то командовал наверху. — Еще раз, взяли!
Голос показался Марату знакомым. Не тот ли это моряк, который его от причала отгонял?
Доски настила скрипели, местами прогибались.
«Что-то тяжелое волокут, — прикидывал Марат. — Может, орудие грузят. А может, «катюшу»?»
По пути на Ладогу Марат не раз был свидетелем разговоров о каких-то новых минометах — в народе их прозвали «катюшами». Фашистов будто начисто выжигают, одним залпом целую роту, а то и батальон. В Ленинграде такое оружие очень бы пригодилось. У Марата даже мысль была: не податься ли в минометчики? Но мечта стать моряком глубоко засела. И переборола.
— Вира помалу! — рокотал над головой все тот же голос. — Крепче держи, братва, чтоб не сорвалось.
Марат слышал тяжелое, прерывистое дыхание, топот кирзовых сапог, восклицания, похожие на стон: «И-эх!». И ему казалось, что конца этому не будет. Уж больно медленно погружался корпус судна. Ватерлиния упорно не уходила под воду.
Сколько часов может просидеть мальчишка на сквозном леденящем ветру? Два? Три?.. Марат сидел уже шестой час. Он точно знал: пять часов прошло. Знал, потому что на каждом корабле все подчинено строгому распорядку. А корабль — военный транспорт — находился совсем рядом. Буквально рукой подать. От него веяло теплом и уютом. И еще чем-то неуловимо притягательным, желанным, скрывающимся за металлической обшивкой борта.
А холод пронимал до костей. И голод давал о себе знать. Не помог даже сухарь, который Марат с яростью сжевал примерно в середине дня. Он с тревогой ощущал, что постепенно коченеет. Еще немного, и ему уже не удастся ни разогнуться, ни разжать пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в скобу, скреплявшую свайное основание причала.
«Ничего, выдержу, — успокаивал себя Марат. — Скоро погрузка закончится, и тогда…»
Он знал, ради чего мучается. И дождался своего.
Уже смеркалось, когда на причале и на транспорте вдруг наступило затишье. Прекратилось движение, смолкли голоса. Потом грохнули сброшенные сходни.
Марат насторожился, напрягся до предела.
«По местам стоять, со швартовов сниматься!» — послышалась команда.
Заработала машина. Корпус судна покачнулся, задрожал. Шуга вокруг него зашевелилась.
Марат разжал затвердевшие пальцы, по перекладине подвинулся к самому краю причала.
«Отдать носовой!.. Отдать кормовой!..»
Звякнул привод машинного телеграфа, и тут же заработал винт. Транспорт медленно, будто нехотя, поплыл вперед. Расстояние между его бортом и причалом стало увеличиваться.
«Пора!» — скомандовал себе Марат.
Он покрепче надвинул на лоб фуражку и опустил ремешок ее под подбородок — это чтобы не упала при резком движении. Затем выпрямился и одним махом прыгнул на транспорт. Хотел попасть прямо на палубу, но промахнулся, немного недотянул. Ухватился за верхнюю кромку металлического ограждения — фальшборта и стал подтягиваться.
«Кажется, не заметили», — мелькнула мысль.
Еще усилие, и он будет на судне.
Но что это? Онемевшие руки не слушались. Пальцы разгибались.
В школе на уроках физкультуры Марат подтягивался на турнике не менее десяти раз. А однажды на спортплощадке у дома, когда на него из окна своей квартиры смотрела Галка Одинцова, подтянулся восемнадцать раз, а потом еще сел на перекладину верхом и, кувырнувшись, лихо соскочил на землю.
А тут… Последним напряжением воли Марат пытался перебороть себя. Хотя бы удержаться, во что бы то ни стало удержаться!
Судорожными рывками старался он перебросить отяжелевшее тело на палубу.
И сорвался, упал в воду.
Шуга смягчила удар, задержала погружение.
«Все пропало!» Марат в отчаянии барахтался, кое-как удерживаясь на поверхности. И с ужасом чувствовал, как ледяная вода заполняет ботинки, подбирается к телу.
А мимо проплывал борт столь желанного транспорта.
И в тот же миг… На это Марат не рассчитывал, но это произошло. Кто-то тревожно выкрикнул:
— Человек за бортом!
Рядом плюхнулся спасательный круг. Марат ухватился за него обеими руками.
Транспорт замедлил ход.
— Полундра! Под винт не угоди! — донеслось до Марата.
Кричали с транспорта. Марату показалось, что голос был тот же, который он слышал днем, при погрузке.
«Боцман, подобрать утопающего! Быстро, черт возьми!» — гулко скомандовали в мегафон.
— Где он, братва? — беспокоился все тот же голос.
Скрываться дальше было бесполезно.
— Здесь я, здесь! — во всю глотку завопил Марат.
— Ага, вижу, — подтвердили совсем рядом. — Держи конец.
Конец троса с петлей, скользнув по плечу, повис около Марата над водой. Он отпустил круг и ухватился за петлю.
— Крепче держись! — наставлял все тот же голос. — По-о-шел!..
Через секунду Марата выдернули из воды и потащили вверх.
Чьи-то сильные руки ухватили его за ворот полушубка, кто-то поддержал за ремень. Перевалили через фальшборт и поставили на палубу.
— Ну вот и порядок! — удовлетворенно пробасил старший.
