Вова нехотя взобрался на стул и протянул руки. Он очень не любил что-то мерять. А тут его оторвали от любимого занятия, заставили надеть жаркий китель и застегнули на все пуговицы.
— Скоро? — недовольно спросил Вова.
Мама не выдержала:
— Сын, ты что, не рад, что идёшь в школу?
— Нет, — ответил Вова.
Мама удивлённо посмотрела на Вову:
— И ты не хочешь знать, где живут птицы?.. Откуда течёт вода?.. Как получается гром?
— А я и так знаю! — Вова пожал плечами и покрутил головой. — Птицы живут в лесу, а вода течёт из крана. А гром получается, когда тучи стукнутся друг о дружку.
— Ну что же, — сказала мама, плотно сжав губы (это был верный признак, что она сердится), — снимай форму. Ты в школу не пойдёшь.
— А куда ты её денешь? — Вова опасливо покосился на форму.
— Отнесу обратно в магазин.
— А её не примут. Она уже меренная…
— Ничего. Подарю кому-нибудь.
Вова молча слез со стула. Настроение было испорчено. Мама завернула форму и положила в шкаф, а Вове сказала идти «с глаз». Он пошёл во двор, но и там ему не игралось. Никого из товарищей не было, только соседская девочка Галочка сидела на скамейке и шила кукле платье.
— Тряпками занимаешься, — хмуро бросил Вова.
— Почему тряпками? — Галочка подняла на Вову большие удивлённые глаза, — Разве платье — это «тряпки»?
— Тряпки, — упрямо повторил Вова, глядя в землю.
Галочка промолчала. Молчал и Вова, катая подошвой камешек.
— Вова, а ты идёшь завтра в школу? — спросила Галочка.
— Ещё не знаю, — буркнул Вова.
— Ты не дорос, да? Тебе не хватает?
— Это тебе не хватает! — рассердился Вова.
— Чего ты кричишь? — разозлилась Галочка. — Моя мама хотела записать меня в школу, а ей сказали: «Вашей дочке не хватает пол года».
— Мне хватает, — вздохнул Вова.
— И форма уже есть? — Галочка завистливо посмотрела на Вову. — Вот счастливый…
Вова вдруг смягчился:
— Какое тут счастье! Я, может, и не пошёл бы, так записали… Значит, надо идти.
Он потоптался на месте, повернулся и пошёл домой.
В тот вечер мама не поцеловала Вову на ночь, а только голодно пожелала ему спокойной ночи.
…И вот пришло утро первого сентября. Вова проснулся первым и сразу вскочил. Первым делом подошёл к шкафу — форма была на месте. Торопясь, Вова надел новые брюки и китель. Сел на кровать. Подумал немного и надел фуражку.
В ранец Вова положил несколько «деталей», а сверху — деревянный пистолет. Букварь не поместился.
…Медленно шло время, совсем не двигались стрелки часов.
— Вставайте! Часы испортились! — сказал громко Вова.
Мама открыла один глаз и глянула на Вову, который сидел на кровати.
— Некуда спешить, — медленно протянула мама. — Мы ведь в школу не идём…
— Как не идём? Идём! — Вова сорвался с места и подбежал к маме.
— Кто-то говорил вчера, что не хочет…
— Хочет! Сегодня хочет! — Вова уткнулся голо вон в мамину подушку. Фуражка покатилась под кровать.
Мама улыбнулась и поцеловала Вову в щеку.
— Ну, поздравляю, школьник! — торжественно сказала она.
Школьная жизнь Вове понравилась. «Ученик» — это звучит совсем не так, как «дошкольник» или «детсадник».
И относятся к ученикам, как ко взрослым, и спать днём не кладут. И на уроках обращаются по фамилиям:
— Опанасенко, как ты сидишь?
— Самойлов, вынь руки из карманов.
— Рудь, не гуди.
И класс у Вовы красивый: на окнах много цветов, парты светлые, удобные. А учительница молодая и приветливая.
Всё хорошо, только приходится каждый день делать уроки.
…Вечереет.
Вова пишет палочки. Палочки — это уроки. Их надо написать ровно и аккуратно. Чистая страничка тетради в косую линейку. Вова берёт ручку, макает в чернильницу и смотрит в окно. А за окном ветер качает ветки деревьев. «Вот бы хорошо погулять в скверике!» — думает он.
На бумагу ложатся толстая кривая палка и две — потоньше.
— Это будет наседка, а то — её цыплята! — решает Вова. — А клякса — небольшой пруд, где они будут купаться.
Он провёл ладошкой по носу, вздохнул и принялся писать.
Следующие палочки вышли ещё хуже: как покосившийся забор.
Вошла мама.
— Ой сын, как ты плохо пишешь!
— Я стараюсь, — пробормотал Вова. — Эта палочка вышла плохо, потому что проехал троллейбус. Эта — потому что прожужжала муха. И вообще у меня заложен нос.
Вова состроил плаксивую рожицу, но мама ему не поверила.
— И о чём ты только думаешь!
Вова сказал:
— Я думаю, выйдем мы в скверик с велосипедом или нет?
— Если плохо будешь работать — нет! — отрезала мама.
Вова макнул перо и вывел несколько осторожных дрожащих палочек.
— Так хорошо?
Мама кивнула.
Вова оживился и дописал ещё несколько.
— Мама! — спросил он. — Можно сказать что-то важное?
— Говори.
— У Альмы есть щенки.
— Лодырь ты и бездельник, — рассердилась мама. — О чём ты только думаешь во время работы…
— Я думаю, что они в школьном сарае. Я ей туда отнёс бутерброд.
Мама всплеснула руками:
— Так вот почему у тебя запись в дневнике: «Опоздал на первый урок».
— Давай я буду писать, а то ты меня отвлекаешь! — быстро сказал Вова.
Он макнул перо, взял его правильно, «в щепотку», как учили, и стал писать. Красивые ровные палочки строились в ряд.
Какое это было утро! Солнечное, весёлое. С деревьев медленно слетали жёлтые листья и, покружившись в воздухе, плавно ложились на землю.
Вова шёл в школу, как всегда, — через скверик. Но сегодня он заметил, что всё выглядит необычно: аллеи засыпаны листьями. По ним идёшь, как по шуршащему ковру.
Как приятно было взрывать ногами золотистый ковёр! Жаль только, что впереди работала дворничиха: энергичными взмахами метлы она уничтожала всю красоту. По обе стороны дорожки вырастали кучи листьев.
«Ничего, — подумал Вова, — буду идти из школы — поваляюсь вдоволь».
Вдруг он увидел соседского мальчика Витю. Он шёл навстречу, весело размахивая портфелем.
— Привет! — крикнул Вова, поравнявшись с Витей. — А ты разве не в школу?
— Какая там школа! В «Коммунаре» идёт «Фантомас»! — важно ответил Витя.
— А как же… — начал было Вова, но тот его перебил:
— Пасую, понимаешь? — и прошёл вперёд.
Вова остановился. Завистливо посмотрел вслед Вите и вдруг неожиданно для себя закричал:
— Эй, слышь ты… я тоже хочу!
…Через несколько минут мальчики подходили к высокому серому зданию на углу. Там была поликлиника.
— Так ты запомнил? — Витя внимательно посмотрел на Вову. — У тебя болит голова, а у меня — живот.
— А почему не наоборот?
Витя сдвинул фуражку на затылок и сказал:
— Потому что я лучше умею притворяться. Я им такую рожу скорчу, что сразу поверят. А тебе не поверят.
Вова испуганно схватил Витю за рукав.
— А как мне говорить?
— Ну, скажешь, голова болит, угорел.
— А почему угорел?
— Скажешь, мать рано печку закрыла.
— А у нас паровое отопление.
— Ну, скажешь: об стенку стукнулся.
Вова забежал вперёд:
— А синяк где? Нету ж синяка!
— Вот я тебя сейчас как вдарю, так будет синяк! — крикнул Витя.
Вова отскочил в сторону и уныло поплёлся за другом.
Ребята подошли к поликлинике и остановились. Из дверей на них пахнуло острым лекарственным запахом. У Вовы забилось сердце.
— Иди ты первый, ладно? — заглянул он искательно Вите в глаза.
— Ладно! — Витя важно подмигнул Вове и шагнул вперёд. На пороге он остановился и дал последнее указание:
— Ты жди меня здесь, понял? Если я раньше выйду, я тебя подожду, и пойдём на первый сеанс.
— Понял, — отозвался Вова. Он пошёл по длинному коридору мимо белых дверей. Врач, пожилая тётя в белой шапочке, осмотрела его быстро, попросила показать горло. И сказала: «Ничего страшного, мальчик. Можешь идти на уроки!»
Вова с красным от стыда лицом торопливо оделся, сжимая в руке таблетку от головной боли и спасительную справку о том, что был у врача. Потом облегчённо вздохнул и вышел на улицу.
«А пасовать не так страшно! — подумал он, расхаживая под окнами поликлиники. — Правда, неприятно, когда врач на тебя смотрит в упор. И глаза как-то сами бегают, и уши как-то сами горят. Но ничего, ради «Фантомаса» потерпеть можно».
Вова ходил долго. У него заболели ноги, а Витя всё не появлялся.
«Где же он пропал? — недоумевал Вова. — Сам же говорил: быстро!»
