Он рассеянно взглянул на дерево — от ствола вверх — и вдруг замер от удивления: в окне третьего этажа стоял Витя в больничной пижаме и делал отчаянные знаки.
— Витька, это ты? — закричал Вова, задрав голову.
— Нет, это Пушкин! — донеслось сверху.
— А почему ты такой… переодетый? Выходи!
— Да, выходи! Одежду забрали! — зло крикнул Витя.
— Зачем?
— А я знаю, зачем? Говорят: «Исследуем на аппендицит». Я им клялся, что живот перестал, а они — ни в какую. Говорят: матери позвоним, а ты здесь останешься.
Вова моргал глазами, задрав голову.
— А как же «Фантомас»? — крикнул он.
— Пошёл ты со своим «Фантомасом»!
Витя выглядел очень жалким в своей полосатой пижаме. Его длинные руки торчали из рукавов, голова возвышалась на тонкой шее, а уши были печально оттопырены. Завистливым взглядом Витя смотрел на улицу.
— И вообще ты — гад! — вдруг плаксиво крикнул он. — Вот я сейчас на тебя плюну!
— А почему я гад? — запальчиво возразил Вова, отбежав на безопасное расстояние.
— Потому что лучше б у тебя болел живот, а у меня голова! С головой у меня всегда проходило!
В окне выросла фигура в белом халате и заслонила Витю. Строгий голос сказал:
— Мальчик, закрой окно и ложись в постель!
Последнее, что видел Вова, это Витин кулак, торчащий из больничной пижамы. Он мелькнул в окне и исчез.
Вова уныло поплёлся в школу.
Через несколько дней Витю выписали из больницы. Во дворе его все стали дразнить «Фантомасом».
Все ли мальчишки такие вредные или только Вова такой? Ему хочется сказать «да», а он говорит «нет». Хочется сказать — «белое», а он говорит — «чёрное».
Пришла как-то мама в красивом платье. Стала перед зеркалом и улыбнулась Вове:
— Посмотри, сын, какое у меня новое платье!
— Ах, ах, высокий класс! — Вова закатил глаза под лоб и скорчил такую гримасу, будто глотнул клюквенного соку без сахара.
Мама огорчилась.
Спрятала новое платье в шкаф и надела свой обычный домашний халат.
Вове хотелось крикнуть: «Надень то, красивое», но он сказал:
— Вот это другое дело!
А недавно мама вернулась из командировки. Она соскучилась за Вовой: пять дней его не видела. И пошла за ним в школу.
Прозвенел звонок, распахнулись двери, и из классов повалил школьный народ.
Мальчишки вырвались, как из горящего дома. Девочки вышли чинной стайкой.
— А где же Вова?
— Он, наверное, в столовой, — вежливо ответила толстушка с чёрной косой.
В столовой стоял невероятный галдёж. Обедала группа продлённого дня. Кто-то двигал стулья, гремел посудой. Из кухни тянуло чадом пригоревших котлет. А раскрасневшаяся повариха — тётя Катя — кричала кому-то:
— Подождёшь со своим шницелем! Сначала — продлённики!
Посреди столовой стояла седая женщина — директор школы — и разговаривала с двумя учительницами.
Уже с порога мама заметила Вову. Не обращая внимания на общий шум, он сидел за столиком и деловито хлебал борщ.
Потом он быстро съел второе, выпил компот, ладонью провёл по рту, забыв, что есть салфетка, и только тогда заметил маму.
— Ну, здравствуй, здравствуй. Приехала?
— Приехала.
— Пойдём!
Мама поправила сыну белый воротничок, пригладила волосы.
— Где же твои книги, сын?
— Ах, да! Хорошо, что ты напомнила! — Вова кинулся к столику, пошарил на полу и поднял шапку и ранец.
…Они шли по улице, мама и сын. Медленно кружась, падали снежинки, оседали на пальто, на ресницах. Вова согрел дыханием маленькую хрупкую звёздочку, и она превратилась в капельку.
— Что у тебя нового? — спросила мама.
— Несколько отметок. Все разные, уклончиво ответил Вова. — Расскажи лучше про свою командировку.
— Расскажу тебе, сын, об одном очень интересном человеке, — задумчиво начала мама. — Он охотник, но необычный: охотится с фотокамерой на диких зверей.
Мама сделала паузу, чтобы сын мог лучше оценить сказанное.
— Чепуха, — небрежно бросил Вова. — Ничего особенного.
— …Он карабкается по неприступным скалам, чтобы снять на плёнку горного козла. Представляешь, как это трудно?
— Чепуха, это очень легко!
— Да ты сдурел! — мама рассердилась. — Он сфотографировал орла крупным планом.
— То было чучело, — сказал Вова.
— Ну, знаешь! — мама пожала плечами. — Да он встречался с настоящим медведем.
— В зоопарке, наверное…
Мама остановилась.
— Нет, Вова, в лесу. В Карпатах.
Она выжидательно смотрит на Вову, ожидая, что тот скажет: «Чепуха», но Вова молчит. Видно, заинтересовался, наконец.
— Это было летом, — продолжает мама. — Человек стоял в малиннике и ел спелые ягоды. А с другой стороны куста стоял медведь. Оба так увлеклись, что не заметили друг друга. Потом вдруг треснула ветка, фотограф глянул — а перед ним медведь. Рот открыт, течёт малиновый сок…
— У кого? — спросил Вова.
— У обоих! Они вытаращили глаза и замерли на месте. Потом фотограф как бросится бежать! Медведь — тоже. Еле живой остался от страха!
— Кто, медведь?
— Да нет, фотограф.
Вова несколько минут молчит, по его лицу бродит нехорошая улыбка.
— Это он сам тебе рассказал?
— Конечно, не медведь же.
— Он тебе наврал!
— Вова!
— Извини. Преувеличил.
Вова идёт рядом с мамой. Шапка еле держится у него на макушке. Пальто расстёгнуто.
Если говорить по правде, не очень аккуратный он ученик.
— Летом звери сытые и довольные, — авторитетно заявляет Вова. — Так что не надо было тому дяде так бежать. Ну, рассказывай дальше…
Но маме уже не хочется рассказывать. Она обижена, что её сын растёт таким Фомой-неверой.
— А зачем рассказывать? — медленно говорит она. — Ты же всё равно не веришь.
Дальше идут молча. А снежинки всё гуще. Цепляются за ресницы, щекочут, холодят щёки. Вот уже целые хлопья валят с неба. И кажется: всё вокруг кружится, кружится… Воздух резкий — зимний воздух.
— Мама! — вдруг вспоминает Вова. — Я сделал военный корабль!
— Чепуха, — равнодушно отвечает мама, продолжая идти.
— И совсем не чепуха. Он плавает в ванне и не тонет.
— Ничего особенного.
— …И на борту поместилось двадцать матросов из пластилина и две пушки! — Вова забегает вперёд, тревожно заглядывает маме в глаза. Но мама не разделяет его радости.
— А может, это и не ты сделал, — неожиданно говорит она.
— Я сделал! Я сделал! — Вова чуть не плачет. — Я так старался, а ты…
Мама останавливается. Смотрит на сына:
— Ну вот скажи, хорошо быть таким вредным? Да?
Вове хочется во весь голос крикнуть: «Нет, нехорошо! Очень плохо, когда ты говоришь правду, а тебе не верят».
Но вредный человечек всё-таки сидит у него внутри.
— Каким? — удивлённо бормочет Вова, морща свой курносый нос. — Вредным? А кто вредный? Я? Я совсем не вредный…
Когда Вова приходит из школы, дома никого нет: родители на работе. Открыв дверь своим ключом, который висит на верёвочке, чтоб не потерялся, он бодро проходит в комнату.
На подоконнике собрались голуби и ждут угощения. Вова идёт в кухню, берёт банку пшена и рассыпает на балконе. Начинается весёлая суматоха: налетают голуби со всей улицы, между ними серыми комочками шныряют воробьи. Вова наблюдает за ними, пока не будет подобрано последнее зёрнышко. Потом вспоминает, что нельзя ему терять времени, и снова идёт на кухню.
Соседка сидит у стола и кормит своего сына Павлика. Павлик и так толстый, но соседка хочет, чтобы он был ещё толще. Мальчик съел полную тарелку борща и теперь мучается над кашей.
— Я больше не могу! — с плачем говорит он.
— Нет, ешь.
— Ну, мама, ну, я не могу…
— Не встанешь из-за стола, пока не съешь!
На стол ложится сложенный вдвое ремень.
«Вот был бы ужас, если бы меня так заставляли есть!» — думает Вова. Каждый день он наблюдает эту картину и очень жалеет Павлика.
Чтобы как-то помочь товарищу, Вова затевает разговор:
— Скажите, может ли мышка сжать лапу в кулак?
— Фу, Вова, мы же кушаем! — брезгливо морщится соседка. — К чему этот дурацкий вопрос!
— От этого зависит мышиная жизнь, — говорит Вова. — Если может, то она наколет палочкой кусочек сала и вытащит из мышеловки. А если нет, то должна сама туда лезть…
— Вова, ты иди делай уроки, а то ты нас отвлекаешь от еды! — говорит соседка. — А ты, — добавляет она, обернувшись к сыну, — не встанешь, пока не будет чистая тарелка!
Она уходит в комнату, а Павлик начинает тихонько выть, роняя слёзы в тарелку.
— Ты в ведро её, — тихо говорит Вова.
