И, помолчав немного, прибавил:
— Интересно мне знать, как там теперь письмоносцы работают: носят газеты по дворам или же, как у нас, прямо на производство идут? Неужели ничего не пишут о письмоносцах? Вы, землекопы, так целых полгазеты заняли.
— А чего про тебя писать? — не то серьезно, не то в шутку ответил Иван Сорока. — Очень уж ты большой план выполнил. Много наработал с лопатой…
— Во-во, ага. Ты думаешь, что только у одного у тебя план, а у нас, письмоносцев, так себе, никаких рекордов? А может, я нарисовал себе такую политграмоту, чтоб ты газету читал не через два часа, а через час после того, когда ее с самолета сбросили! Во-во! Теперь, брат, когда новости одна другую догоняют, нам, письмоносцам, может, требуется большие рекорды ставить, чем вам, землекопам… За границей везде теперь война идет, бомбы людям на головы сыплют. Так небось тебе хочется знать, кто кого бьет, кто от кого удирает…
И Митька Попок, обиженный таким невниманием к своей профессии, не стал больше разговаривать с Сорокой и направился вдоль магистрального к другим колхозникам.
А новости и в самом деле догоняли одна другую, как сказал письмоносец. Дело в том, что Павлик Дераш, не найдя в «Зеленом Береге» равного себе по силе и сноровке, вызвал на социалистическое соревнование знатного землекопа республики Ивана Прагинца. Сообщение об этом было помещено во многих газетах. Иван Прагинец из сельскохозяйственной артели «Красная Смена» работал, как и Павлик Дераш, на магистральном канале. Но то, что он успевал сделать за день, многим даже и не снилось. Сто двадцать кубометров торфа выбрасывал за день Иван Прагинец. Сто двадцать кубометров. Выходило, что норма выработки выполнялась на тысячу пятьдесят процентов.
Павлик сперва был ошеломлен. Павлик не верил тому, что было напечатано в газете. А может, это от усталости и он неправильно понял цифры? Семьдесят кубометров выбрасывал Павлик за день. А сколько пришлось из-за этого спорить, ругаться и упрашивать Устина Бращика, чтобы он сделал сперва один «профиль» лопаты, потом второй, третий. Сколько он приглядывался к тому, как работает самоуверенный Иван Сорока, улавливал каждое его движение, изучал все повороты старого землекопа. Потом, придя домой и достав с этажерки брошюрки зачинателей стахановского движения в нашей стране, вычитывал при свете лампы все то новое, что дало им возможность сломать старые нормы. И Павлик Дераш достиг многого, неслыханного в «Зеленом Береге». Он победил в соревновании Ивана Сороку, который на своем веку перевернул не одну тысячу кубометров земли, который до вступления в колхоз и даже еще ранее — до Октябрьской революции — успевал повсюду: и на сплавных каналах лесных дач полесских помещиков, и на бескрайнем марьинском массиве. Семьдесят кубометров торфа стал выбрасывать за день Павлик Дераш. Ему казалось, что это был предел, что больше сделать может разве что только землечерпалка или ненасытный ковш экскаватора. И вот на тебе! Нашлись в стране люди, которые в дни этого всенародного наступления на болото выбрасывали лопатой по сто двадцать кубометров в день. Не по семьдесят, как он, Павлик Дераш, а по сто двадцать.
Народ — рабочие, колхозники, интеллигенция — народ республики, на территории которой имеется больше пяти миллионов гектаров болот, хотел каждый день знать, каждый день слышать об отвоеванных у воды новых урожайных землях, о новых Героях Социалистического Труда. И редакции центральных газет послали в районы своих корреспондентов. И сообщения о борьбе шестидесятитысячной армии колхозных землекопов с болотом читались с таким же интересом, как и оперативные сводки верховного военного командования. И портреты колхозных землекопов-стахановцев печатались в газетах точно так же, как печатались раньше портреты прославленных героев войны.
Дело, начатое одним колхозом, одним районом, развернулось в огромное, государственной важности дело, которым руководил Центральный Комитет партии. Вековечное болото, на котором росла хилая травка, гнилую болотную топь, где тонула скотина, надо было преобразовать в богатые, цветущие поля, грохотом тракторных моторов наполнить новые просторы.
Так понимали это дело Иван Сорока, Павлик Дераш и многие другие колхозники. Даже расшевелился, стал активнее колхозный пчеловод Михал, личность в достаточной степени индивидуальная, как и все старые пчеловоды. Однажды он явился в правление, где Захар Петрович и Миклуш готовили сводку для отправки в центр, и сообщил:
— Вычитал я, председатель, в календаре, как надо медовое пиво варить. Нашим землекопам оно в жару как нарзан кавказский будет…
— Что? Пиво, дедуля? — встрепенулся Миклуш. — Давай, дедуля, давай.
— Но мне в этом деле помощники понадобятся. Ведь чтобы утолить жажду стольких людей…
— Ты вот что, дядька Михал, — начал нахмурившийся Захар Петрович. — Пиво свое медовое ты вари и, пожалуйста, как можно больше, но помощников я тебе не дам. Сам знаешь, даже учителя, даже наши школьники — все на магистральном. Тут мы с тобой, пожалуй, и не договоримся…
— Ну вот! — может, в первый раз за всю свою жизнь заторопился в разговоре пчеловод. — Не дослушал ты, председатель, и сразу — наступать. А мне такие помощники потребуются, от которых тебе на болоте все равно никакого проку: конек мне соловый нужен, на котором Максим Резак молоко возил. И две бочки из сыроварни — для воды. Вот и все мои помощники, председатель.
Сперва громко захохотал, ухватившись за свой ремень, Миклуш, потом просветлел лицом и расхохотался Захар Петрович. Глядя на них, рассмеялся и сам Михал.
— А ты сразу — не дам, — ворчал старик и снова смеялся. — Разве я не знаю, что теперь для нас самое важное.
— Да бери таких помощников, пожалуйста. Хоть двоих, хоть троих. Могу даже сказать, чтобы на грузовике тебе воды подвезли…
Михал вдруг стал строгим и, встав с дивана, торжественно проговорил:
— Грузовик я на пасеку не пущу. Еще пчел кавказских распугает…
Михал стал варить для землекопов медовое пиво по вычитанному в календаре рецепту.
И эту мелочь не преминул отметить в своей очередной корреспонденции Бас, так же как не забыл наконец вспомнить и похвалить хорошую работу Митьки Попка.
Потом на магистральный приехал областной театр.
Вот что происходило в «Зеленом Береге» и по всей округе, когда Мечик и Генька начали однажды дискуссию, в которую вынуждены были вмешаться учитель Лысюк, а позже инженер Кардыман, Захар Петрович и Миклуш. Вмешались затем Иван Сорока и Павлик Дераш.
Ребята во главе с Мечиком к этому времени уже считали себя равноправными строителями канала. Правда, взрослые еще, как говорится, и на пушечный выстрел не подпускали их к лопатам, но у ребят была не менее интересная работа. Им поручили рубить и стаскивать в кучи болотные кусты. Командовал всем этим Мечик. С утра до вечера непрерывно подымались в безоблачное синее небо высокие столбы дыма.
Болотная равнина, по которой, куда ни взгляни, двигались сотни и тысячи людей, на которой поблескивали железо и сталь лопат, напоминала поле великой битвы. Дым, что всплывал и всплывал над кустами, еще больше усиливал это сходство. И вот в один из таких дней, незадолго до обеденного перерыва, Мечик, захваченный этой картиной, воскликнул:
— Они отступают! Вы только посмотрите!
— Кто они? — поинтересовался Генька, бросая в огонь охапку тонкого, но жесткого, как проволока, березняка.
— Кусты отступают, — разъяснил Мечик. — Вчера здесь такая чаща была, а сегодня — чистая поляна. Завтра закончим эту делянку и пойдем дальше.
Генька и остальные ребята с чувством удовлетворения посмотрели на результаты своей работы. Мечик, довольный не меньше других, сел на кочку и продолжал:
— Вчера я читал в газетах, что уже много тысяч людей взялись за осушку болот, как и мы. Наверно, и на других болотах происходит сегодня все так же, как и у нас. Где-то такие же вот хлопцы, как и мы, тащат в эту самую минуту колючий кустарник и бросают в костер…
— Вот подняться бы на самолете и поглядеть! — простодушно крикнул Ленька.
Мечик ничего не ответил. Он смотрел в сторону Леньки и не замечал его. Мечик вообще в эту минуту не замечал своих друзей. Это бывает с человеком, когда он занят, поглощен какой-то важной мыслью. Ребята также повернулись в ту сторону, куда был устремлен взгляд Мечика.
— В следующем году в эту пору выйдем мы на выгон к аистову гнезду и только тогда вспомним, что здесь когда-то было болото. Всюду будет зеленеть кок-сагыз…
— А вот и нет. Клевер здесь будем сеять, — возразил Генька. — Я-то это хорошо знаю. Дядька Михал говорил, что теперь для пасеки самое важное клевер…
— Мало ли что говорил твой дядька Михал. Может, кузнецы наши захотят еще железо сеять, и чтобы оно росло, как растет хлеб. Нам теперь нужно много резины на покрышки для автомобилей и самолетов. А кок-сагыз на осушенном болоте растет лучше, чем на обычной земле.
