«Это опять лесть, — подумал Эндрю. — Я не верю».
Голос программы, который хвалил его и подбадривал, заставил его остановиться и задуматься. Он чуть-чуть поостыл.
«Я не должен злиться. Чем больше я злюсь, тем легче я совершу какую-нибудь ошибку, тем большую власть эта программа заберет надо мной. И тогда я уже не буду принадлежать себе».
Он сделал несколько медленных и глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Что-то поднималось у него в груди и душило. Он был рад темноте, потому что это что-то щипало ему глаза, и они наполнялись влагой. Странные звуки, которые он издавал, напоминали всхлипывание.
Голос проговорил с презрением:
— Ну что, сдаешься? Ты не выиграешь. Тебе меня никогда не победить.
— Нет, — сказал он вслух. — Я не желаю сдаваться. Игра должна быть доиграна, это я как раз и собираюсь сделать.
Он услышал, как эхо его голоса пронеслось по туннелю и растаяло в глубине. Перекрывая эхо, программа глумливо сказала:
— Конец-то горек!
Эндрю не нашел нужным отвечать. В нем созревала решимость. Он как бы отложил в сторону свою боль и свою печаль, не стал думать и о том, что ее причинило.
— Я займусь этим потом, — сказал он самому себе.
Он продвигался сквозь темноту туннеля.
«Мне бы найти Элейн, может, она уже узнала что-то такое, чего не знаю я. И по крайней мере я буду не один».
Элейн сидела в темноте, чувствуя себя такой идиоткой, как никогда в жизни.
«Ну как я могла оказаться такой дурой? — вопрошала она саму себя уже в который раз. — Почему я не послушалась Бена? Я же знала, что может случиться!»
Она поежилась, вспоминая тот ужасный момент, когда ощутила черноту набросившегося на нее демона. Вспышка ненависти Эндрю хотя бы спасла ее от этой черной силы.
«Я, во всяком случае, надеюсь. Хотя ничего нельзя сказать наверное, тут такая темнотища. А что, если я превратилась в одного из этих чудовищ и даже не догадываюсь об этом?»
Она попробовала посмотреть на свою руку, но рука оставалась невидимой в этой абсолютной черноте.
«А может, я ослепла? — подумала она с ужасом. — Может быть, вообще все пришло к концу и я навсегда останусь в этой темноте. А может, я уже умерла?»
Потом она подумала:
«Как же я во все это впуталась? Что со мной случилось? Как это все началось?
Почему я пришла с Беном?
Чтобы разобраться с космическими демонами.
Почему они нас преследуют?
Эндрю напустил их из компьютера.
Как я туда попала?
Эндрю меня заставил.
Как?
Он попросил меня прийти к нему.
Зачем я пошла?
Я хотела помочь Бену.
И еще?
Я хотела напустить одного из них на Линду.
Ага!
А что такого в Линде?
Она избалованная. Она гадко обращается со мной. Я ее не люблю.
А за что?
У нее есть мама, которая о ней заботится, а у меня Нет.
Ну вот, кое-что проясняется», — подумала Элейн.
И начала с другого конца:
«Почему я так обошлась с Эндрю?
Потому что я была зла на него.
А почему?
Потому что он задается…
И еще?
Потому что у него такой хороший дом.
Почему у меня нет такого дома?
Потому что мой папа просто верзила, а моя мама…
О черт! Опять я прихожу к тому же самому! Мама, — подумала она в отчаянии. — это все ты виновата. Ты сбежала от меня, и я никогда этого не переживу! Я могу просидеть тут весь остаток жизни, все равно я ничего в жизни не добьюсь. Все против меня. Я могла бы уж и сдаться!»
Вдруг она услышала голос, похожий на эхо:
— Нет… нельзя сдаваться… игра должна быть доиграна до конца.
Голос звучал приглушенно, но она его узнала. «Это Эндрю! — подумала она с удивлением. — Он здесь, в игре. Я больше не одна».
Эта мысль очень ее поддержала. Она ощупала свое лицо.
— Нет, я не космический демон, — сказала она себе твердо. — Я — это я, Элейн Дженнифер Тейлор. Может, еще все обойдется.
Она начала потихоньку двигаться в том направлении, откуда доносился голос.
Вскоре они прямо налетели друг на друга. Он вытянул руку, в темноте что-то пушистое и легкое мазнуло его по руке. Он не видел, но мог себе представить, какое это «что-то» рыжее.
Элейн взвизгнула и замахала руками.
— Ой! — сказал Эндрю.
— Это ты, Эндрю?
— Это мой глаз, — сказал он. — Эй, я пришел тебя спасать.
— И чего ты пришел? — сказала Элейн сердито. Она не удержалась, это у нее вырвалось. — Может, еще мне придется тебя спасать.
Она тут же пожалела о сказанном.
«Не годится, — подумала она. — Я должна поладить с Эндрю. Если б только он не раздражал меня так ужасно!»
— Не сердись и не спорь, — сказал Эндрю. — Здесь это опасно.
— Ну так давай выберется отсюда, — сказала Элейн. — Что нужно? Перестрелять всех демонов? Дай мне пистолет.
— Все не так просто, — сказал Эндрю. — Демоны уже теперь не демоны. Они теперь — Марио, и я не знаю, поднимется ли у меня рука стрелять.
— Так что же нам делать?
Эндрю пожал плечами. Элейн не видела этого в темноте, но почувствовала, потому что держала его за руку. Она даже не поняла, как на это решилась. И отдернула руку.
— Все в порядке. — успокоил ее Эндрю. — Держись за руку. Может, тебе не будет так страшно.
— Мне не страшно! И я не буду держать тебя за руку.
Эндрю не хотел ее сердить. Она должна была сохранять спокойствие.
— Прости меня.
— Что?
— Я сказал: прости меня. Прости, что я загнал тебя в игру. Прости, что я злился на тебя. Прости за то, что я наговорил тебе.
Он был благодарен темноте — легче было все это говорить.
Элейн просто онемела.
— Почему ты это говоришь?
— Потому что, если мы будем по-прежнему беситься от злости, мы отсюда никогда не выберемся. Поэтому давай думать вместе.
Он нащупал в темноте ее руку и слегка пожал ее.
Элейн сказала то, что отягощало ее душу:
— И ты меня прости. Мне жаль, что я сказала про твоего папу.
— Но это правда. Они разошлись.
И сам удивился, как спокойно это произнес.
И поскольку он молчал, она продолжала:
— Мне жаль, что я тебе сказала. И мне жаль, что так у тебя получалось. Тебе, наверно, тяжело.
— Да ладно, — ответил Эндрю беззаботно, — такова жизнь. Со многими это случается. И что тут можно поделать?
— Тебе разве все равно? — удивилась она.
— Конечно, не все равно. Меня это просто бесит. Но я не позволю испортить себе жизнь. Вообще-то еще недавно я думал, что я из-за этого просто кончусь. Но я этого не допущу.
— Как же ты это сделаешь?
— Ну, для начала я не буду себя ни в чем обвинять. Это не моя вина, ко мне это не имеет отношения. Они сами так решили, пусть сами и разбираются.
— У меня вчера вышел с папой скандал, — поделилась Элейн. — Он не очень-то любит говорить про маму, но вчера много чего сказал. Оказывается, она меня никогда не любила. — И тоже подивилась своему спокойствию.
— Ну это она зря, — заявил Эндрю. — Матери должны заботиться о своих детях. Ты-то уж тут ни при чем. Не виновата. Это ее проблемы. И я ни в чем не виноват. И нечего нам разваливаться на части из-за, того, что наши родители не могут поладить друг с другом. Мы будем в порядке. Мы выживем.
— Если мы когда-нибудь выберемся отсюда. — напомнила Элейн.
— Никогда, — произнес некий голос с издевкой.
Элейн крепче сжала руку Эндрю.
— Боже, что это?
— Не обращай внимания, — успокоил ее Эндрю. — Это в программе игры. Она пытается заставить нас сдаться. Не хочет, чтобы мы играли дальше. Она знает, что мы победим. Знает, что проиграет.
— Вы уже проиграли, — сказал спокойный голос. — Вы уже никоим образом не можете победить.
— Это правда? — спросила Элейн в тревоге.
— Нет, она врет, — сказал Эндрю с уверенностью в голосе, далекой от его истинных мыслей. — Не слушай!
— А если мы сдадимся, что с нами будет?
— Мы не будем сдаваться! — твердо заявил Эндрю. — Мы доиграем до конца.
— Если вы признаете свое поражение, то спокойно вернетесь к себе, заверил их голос программы.
— Хорошее известие, — обрадовалась Элейн. — Почему бы нам не признать, а, Эндрю?
— Ты не должна верить ни одному слову, — сказал он упрямо. — А потом, как же с Марио? Его-то ведь, наверное, не вернут?
— Мы сожалеем, — произнес голос холодно. — Нам нужна энергия. Он не может быть возвращен.
Эндрю поймал себя на том, что подумал: «А кто будет о нем жалеть? Спишут его, как еще одного парня, удравшего из дома».
Элейн думала почти так же:
— Мы могли бы легко выбраться из этой каши. Нам надо только признать свое поражение. Марио в конце-то концов такая крыса! Мы бы только оказали услугу его родным. Никто бы и не расстроился.
Но одна упорная крошечная мысль все пробивалась и пробивалась на поверхность сознания: «Джон расстроился бы». Она постаралась эту мысль подавить. Голос программы настаивал:
