Грегор вдруг почувствовал, что ему важно знать, сколько прошло времени, — чтобы вернуться в реальность. Календарь на кухне не поможет, но ведь есть телевизор! Правда, телевизор разбудит остальных. А еще можно пойти к почтовым ящикам и отогнуть уголок чьей-нибудь газеты, чтобы увидеть число.
Грегор откинул одеяло и замер как вкопанный: он впервые за долгое время видел свое тело в лучах солнечного света.
— Ни фига себе, — только и смог он сказать.
Он знал, что в Подземье ему порядком досталось, но не придавал этому особого значения. Он давно перестал считать шрамы, которые украшали его с каждым новым визитом в Подземье все отчетливее: следы щупалец осьминога… следы плетущихся лоз, зубов, когтей… Теперь к ним добавились шрамы от лезвия меча Сандвича у него на ладонях — свежие, ведь он сломал меч всего день назад. Его кожа стала похожа на карту, путешествуя по которой можно было узнать обо всех ужасных событиях, которые с ним происходили.
Подземные дали ему с собой этой отвратительно воняющей рыбой мази. Вдруг поможет. Но некоторые шрамы точно останутся. Например вот этот — на груди, где отпечаталась пятерня Мортоса, где тот прорвал ему грудную клетку… Как он сможет объяснить это другим? Что попал в автомобильную аварию? Упал из открытого окна? Боролся с тигром?
Если он не сможет придумать объяснение — значит, придется прятаться. Забыть о пляже, о занятиях гимнастикой. К врачам обращаться только в крайнем случае, когда существует прямая угроза жизни: врач никогда не поверит в выдуманную Грегором версию, какой бы правдоподобной она ни была, а говорить правду в его планы не входило.
Грегор надел рубашку с длинным рукавом и штаны — все это стало ему коротко. Он, видимо, изрядно подрос за… за то время, что был внизу. Надев носки, обул единственную пару обуви, что была у него в Наземье — туфли, приобретенные к весеннему концерту. Пальцы ног упирались в носы туфель, и вид у него был дурацкий — туфли вовсе не подходили к остальному наряду. Он был бы счастлив надеть подаренные миссис Кормаци кроссовки, но они, увы, уже развалились.
Грегор хотел выскользнуть незаметно, но когда проходил мимо квартиры миссис Кормаци, дверь отворилась — соседка всегда вставала очень рано.
— Ты стал еще худее, — констатировала она, окидывая его внимательным взглядом — с ног до головы. — И штаны тебе коротки. Как насчет французского тоста?
Грегор прошел вслед за ней на кухню и сел за стол, глядя, как она готовит завтрак.
Она рассказала ему, как дела у бабушки:
— Вообще-то дела у нее не так чтобы хороши, Грегор. Она в реанимации, в палате интенсивной терапии. И если твоя мама все еще носится с этой странной идеей переезда в Вирджинию — вряд ли у вас получится перевезти бабушку туда.
Она положила Грегору на тарелку кусок багета, обжаренного в яйце, и рядышком уместила кусочек жареного бекона.
— Но я не знаю, как мы можем остаться, — возразил Грегор, поливая все сиропом. — Может, мама хочет забрать только нас, детей.
Хотя, конечно, это было бы ужасно — разлучать членов их семьи. Ведь они всегда держатся друг за друга.
— Может быть. Ну, а что с тобой интересного произошло, мистер? — спросила миссис Кормаци.
Грегор задумался о том, что с ним произошло за это время. О том, что он видел и делал.
Нет, он решительно не мог облечь все это в слова.
— Ты язык проглотил? — поинтересовалась мисси Кормаци. — Впрочем, ладно. Можешь ничего не рассказывать, пока не появится желание. — Она окунула кусок бекона в сироп и принялась задумчиво жевать: — Знаешь, мистер Кормаци воевал. Он очень не любил об этом говорить. Я понимаю — это, должно быть, ужасно. У моего мужа бывали кошмары, и они мучили его до самой смерти.
— Меня тоже сегодня разбудил кошмар, — признался Грегор.
— Думаю, не последний, — покачала головой миссис Кормаци. — Хочешь сока?
И налила ему в стакан, не дожидаясь ответа.
— Это ведь как бывает. Ты растешь, и все детство слышишь, что надо быть добрым к другим людям, что причинять другим людям боль — это плохо, а потом тебя посылают на войну и требуют от тебя, чтобы ты убивал. Что в этот момент происходит у тебя в голове, а? Скажи на милость?
— Ничего хорошего, — буркнул Грегор.
— Ну ничего, все-таки все наладится, Грегор, — успокоила его миссис Кормаци.
— Не знаю, — с сомнением произнес он. — В моем сне я падал навстречу смерти. Не первый раз мне снится такой сон. Но сегодня я в первый раз достиг дна.
— Не беспокойся. Если ты и правда упадешь на дно — вокруг полно людей, которые помогут тебе подняться, — улыбнулась миссис Кормаци.
«Помогут мне подняться? — подумал Грегор. — Скорее поднимут мое бездыханное тело. Кому нужна помощь после падения на такие скалы…»
Да и вообще — даже если люди захотели бы помочь… В своих снах Грегор всегда был один. Он знал, что никто ему не поможет.
Пока он ел, миссис Кормаци нашла пару старых кроссовок, которые принадлежали одному из ее сыновей лет двенадцать тому назад. Конечно, они были далеко не новые и тоже не слишком подходили к одежде Грегора, но все же это было куда лучше, чем парадные туфли.
— Тебе нужна новая одежда в школу, — сказала миссис Кормаци.
— А школа уже началась? — спросил он.
— Несколько недель назад, — ответила она. — У нас тут середина октября, Грегор.
— Я не знал, — произнес он.
Утро он провел, приглядывая за сестрами, в то время как родители вместе с миссис Кормаци отправились навещать бабушку в больницу. Пока Лиззи и Босоножка завтракали, Грегор стоял у окна и наблюдал за тем, как соседские дети идут в школу. Он подумал о своих друзьях, Ларри и Анджелине, и ему стало интересно, как они отнеслись к его исчезновению. Что они подумали — что он заболел? Или переехал? Какая-то часть его очень хотела поскорее увидеться с ними, а другая его часть так же сильно этого не хотела. Он слишком многое испытал, слишком сильно изменился — мысль о том, что надо возвращаться к прежней жизни и делать вид, что ничего не случилось, казалась ему невыносимой.
Родители вернулись к обеду. На маму визит к бабушке произвел ужасное впечатление.
Никто не мог сказать, когда бабушку выпишут — даже если дома у нее будет круглосуточный медицинский уход с сиделками и всевозможными процедурами.
— А я могу ее повидать? — спросил Грегор.
— Не сейчас, сынок. Может, попозже, когда ей станет лучше, — ответил папа.
— И что же нам теперь делать? — все-таки решился он спросить. — С Вирджинией?
— Не знаю, — сказал папа. — Мы еще подумаем.
— Я не хочу в Вирджинию! — вдруг заявила Лиззи, и все воззрились на нее в изумлении.
— Но ты же говорила, что хочешь! — произнесла наконец мама. — Ты первая побежала паковать вещи, когда я это предложила.
— А теперь я не хочу уезжать. Здесь наш дом. И я не хочу никуда убегать. — Лиззи покачала головой. — Живоглот говорит: если убегать от того, что тебя пугает, — оно тебя обязательно догонит.
— А ты, Грегор? — обратился к нему папа.
Грегор попытался представить себе их жизнь в Вирджинии. Потом попытался представить себе их жизнь здесь.
— Не имеет значения. Мне не важно, где мы будем жить, — сказал он наконец.
Что там, что здесь — одинаково ужасно. Он снял с крючка у двери свою куртку:
— Пойду прогуляюсь.
Грегор и сам не знал, куда идет, но пройдя несколько кварталов, вдруг понял, куда ему хочется попасть. Проверил карманы — тридцать пять долларов. Этого хватит с лихвой.
Он спустился в подземку и поехал к монастырю.
Ему нужно было увидеть каменного рыцаря, который помог ему пережить последние несколько недель. Вдруг он и сейчас поможет ему разобраться в случившемся и найти во всем хоть какой-нибудь смысл.
День был холодный и солнечный. Деревья уже начали облетать. Но Грегор никак не мог отделаться от мыслей о том, другом мире, где солнца совсем не бывает, а деревья на вес золота. Мире, к которому, кажется, теперь принадлежал и он.
Что если он скажет родителям, что хочет вернуться в Подземье и остаться там навсегда? Там он не выглядит уродом. Там у него есть настоящие друзья. Там у него есть Люкса.
Нет, они никогда ему этого не позволят. Да и хочет ли он туда на самом деле? Грегор не знал.
Единственное, что он знал, — что здесь, в верхнем мире, который когда-то был его домом, он чувствует себя чужаком.
Женщина-кассир смотрела на него с подозрением, когда он подошел, чтобы купить билет. Что она видела перед собой? Какой-то мальчишка, в одежде не по размеру, один, в разгар школьного дня… И руки забинтованы. Грегор вдруг понял, что не помнит, когда последний раз подстригал волосы.
Он попытался оправдаться:
— Мне нужно делать доклад в школе. Задали написать работу о самом классном здании в Нью-Йорке, и я выбрал это. Может, у вас есть дополнительная информация, которая могла бы мне пригодиться?
