В одном селе стоял старый дом, выстроенный из дерева и камня. Крыша у него походила на ветхую порыжевшую шляпу с обвисшими полями. Из-под нее глядели во двор два небольших окошка, забранных деревянными решетками. На каменной трубе аист устроил себе гнездо. Над гнездом шумел ветвями столетний развесистый орех. Протяжно и жалобно поскрипывала тяжелая дубовая дверь, обитая железом. Перед дверью важно расхаживал петух и поклевывал рассыпанный овес.
Как-то раз петух замахал крыльями, вытянул шею, закукарекал — и сказка началась.
Прежде всего распахнулась дубовая дверь. Озаренные лучами восходящего солнца, блеснули расписные миски и медные котлы, развешанные на крюках под полкой. Кошка, дремавшая возле очага, встала, потянулась, выгнув спину, и медленно переступила через порог. Крадучись, отправилась в сад охотиться за воробьями. Лавка в просторной горнице была покрыта пестроцветным домотканым ковром. На лавке сидел седой старик. На стене, у него над головой, висели деревянный лук и колчан со стрелами.
Перед стариком стояли трое молодцев, обнажив головы. Шапки они держали в руках.
Это были сыновья старика: старший, средний и младший. Первые двое, празднично одетые, стояли, гордо выпятив грудь. На шапках у них трепетали павлиньи перья. К бедрам спускались кисти алых шелковых кушаков. Сапоги доходили до колен. Младший прятался за их спинами. Он был одет кое-как, лыком подпоясан, нечесан, бос. Клок волос свисал у него на лоб, но глаза светились, как два уголька.
Седой старик окинул взглядом своих сыновей с головы до ног и молвил:
— Позвал я вас, дети мои, чтобы сказать вам, что этой ночью прилетит Дракон!
При этих словах старший и средний задрожали в испуге. Младший же стиснул зубы и шагнул вперед, поближе к отцу.
— Что ты говоришь, батюшка? Какой Дракон? — спросил старший.
— Сейчас я вам все расскажу. Но сперва закройте дверь. И засов задвиньте. Никто не должен знать, о чем я вам расскажу. Только вы.
Тогда старший брат повернулся к среднему и сказал:
— Запри дверь!
А средний толкнул младшего:
— Иди, запри дверь!
Младший покорно выполнил то, что ему сказали. Закрыл дверь и задвинул засов. Затем вернулся и опустился на пол у ног отца. Старший и средний сели на лавку, по обе стороны от отца.
Старик устремил взгляд на залитое солнцем окно, будто хотел на помощь память призвать, и начал свой рассказ:
— Много, много лет тому назад, когда я был маленьким, ваш дед послал меня пасти козу в Камендольский лес. Там, как вы знаете, есть сухой каменистый овраг. В те годы на его склонах росли вековые деревья с потрескавшейся корой. Их корневища были покрыты золотисто-зеленым мохом. Моя козочка взобралась на камень и стала тянуться к нижним веткам. Бородка ее моталась из стороны в сторону. Колокольчик позвякивал. Я уселся на нагретый солнцем пень и наигрывал себе на дудке. На плече у меня висела торба, наполненная дикими грушами, а у пояса — выдолбленная тыква для воды.
На дне оврага лежал островерхий замшелый камень. Гляжу, на него вполз ящеренок, этакий зелененький, с рубиновыми глазками, а спинка вся будто самоцветами усыпана. Скосил на меня глаза, глядит и слушает, развесив уши, как я на дудочке наигрываю.
Вдруг по всему лесу пошел гул, словно загрохотали возы с пустыми бочками.
Поглядел я на небо — там неслись страшные грозовые тучи. Их рассекала молния. Над лесом гром загрохотал. Перепуганные птицы с криком вылетели из гнезд и бросились куда глаза глядят. Крупные дождевые капли зашумели в листве, застучали по нагретым камням, намочили ящеренка. А тому хоть бы что: помахивает хвостиком и прохладе радуется.
Я перестал играть, подбежал к козе, схватил ее за ошейник и потащил к выжженному молнией сухому дубу. Спрятались мы с нею в дупле. У меня только нос торчал наружу.
Полил дождь как из ведра, а ящеренок по-прежнему сидел на камне. Словно гвоздями его прибили.
Немного погодя гром поутих. Ветер быстро смел тучи своей невидимой метлой. Качавшиеся ветви успокоились. Дождь внезапно перестал. Солнце показалось на очистившемся небе, и весь лес заблестел в алмазах. Птички с мокрыми хвостами уселись на ветках и весело защебетали.
Я вытянул козочку из дупла и пустил ее побегать по мокрой траве.
Но тут суходол вдруг ожил. Сверху стеной хлынул мутный поток. Он волочил камни, выворачивал деревья, размывал рыхлые берега. В один миг залило овраг.
Только островерхий камень с ящеренком торчал над клокочущей водой. Бедняга, вцепившись в камень, вертел по сторонам головкой, размахивал хвостиком, испуганно моргал и пищал тоненьким голоском: «Ой-ой-ой! Кто же мне поможет?»
Я услышал его крик о помощи, повернулся — и сердце мое сжалось при виде гибнущего малыша. А ящеренок пищал все громче: «Братец! Братец!» — «Не бойся, иду!» — ответил я и, схватив с земли свой пастуший посох, дрожащими руками протянул его над мутной водой. Но он был слишком короток и не доставал до камня. Что делать? Я стал беспомощно озираться.
А ящеренок, поднявшись на задние лапки, махал передними и душераздирающе пищал: «Не видать больше батюшке своего сыночка! Погибает наследник ящериного престола!» — «Видно, рехнулся с перепугу!» — подумал я, быстро разделся и бесстрашно бросился в воду. Поток подхватил меня и понес было вниз, но я напряг все силы, начал грести обеими руками, словно веслами, и, наконец, добрался до камня. Подплыв, я махнул рукой и крикнул ящеренку: «Прыгай мне на голову!»
Ящеренок изловчился, прыгнул мне на голову и вцепился коготками в мои волосы. Я повернул было назад, но поток осилил меня и потащил вниз. Утопить меня хотел. Начал меня бросать то к берегу, то к быстрине. Затащил в опасный водоворот. Задыхаясь и изнемогая, я все же вцепился в какой-то корень, напряг последние силы и выбрался на берег. Так и повалился на траву. Чуть дышал.
Ящеренок вполз мне на грудь и стал прислушиваться — бьется ли еще сердце.
Пришел я в себя, поднялся, протер глаза и отправился за своей одеждой. Согревшись, я нагнулся, чтобы поднять с земли ящеренка. Ласково погладил его, а он и говорит: «Пойдем, братец, со мной!» — «Куда?» — спрашиваю. — «В Большую пещеру, к царю Ящеру. Это мой отец. Он владеет несметными богатствами, всеми подземными сокровищами распоряжается. Он очень добрый. Когда узнает, что ты сделал для моего спасения, то наберет полные горсти самоцветов и захочет высыпать их в твою сумку, но ты не бери камней!» — «А что же мне попросить?» — спросил я. — «Попроси деревце с белой корой, что растет в глиняном горшке!»
В БОЛЬШОЙ ПЕЩЕРЕ
Долго пришлось нам идти по каменистой козьей тропе, пока мы добрались до Большой пещеры. Ящеренок сидел у меня на плече, глядел вперед и покрикивал мне в ухо: «Еще немножко! Еще немножко!»
Наконец перед моими глазами блеснула дверь, сделанная из слюдяных плиток и вся усеянная звездочками, похожими на глазки ящеренка.
«Пришли!» — радостно воскликнул ящеренок и соскочил на землю.
Он проворно подполз к двери, вцепился в нее коготками и стал карабкаться по звездочкам вверх, к замочной скважине. Заглянул в нее и сказал: «Ку-ку!»
Дверь в пещеру скрипнула и распахнулась. Две окаменевшие собаки с глазами, как плошки, тотчас же ожили и преградили нам дорогу, но ящеренок крикнул им: «На место!» — и они, поджав хвосты, посторонились, встали по местам и снова окаменели.
Мы вошли внутрь.
А в пещере той сказочные богатства были. Всюду блестели самоцветы величиной с орех, а попадались и не меньше куриного яйца.
На троне, высеченном рукой искусного мастера, восседал царь Ящер. На голове у него была корона, на короне в три ряда горели драгоценные камни: ряд темно-красных, словно малина, рубинов, ряд желтовато-зеленых, словно морская вода, изумрудов и ряд огненных, словно глаза попугаев, топазов. Царь Ящер был величиной с большого кота. В руках он держал жезл из прозрачного горного хрусталя. На шее у него сверкало гранатовое ожерелье. На плечах — мантия, сотканная из тонких золотых нитей.