Айболит проверял, крепко ли привязаны нитки, подкрашивал фломастерами тех, у кого стёрлась краска, вычищал пушистой метёлкой пыль, а ещё раздавал шоколадки всем, кто смеётся, и свистульки тем, кто грустит.
Он обходил ёлку, напевая какую-то песенку, и игрушки говорили друг другу:
— Какой весельчак!
Так, с песенкой, Доктор проверил все фонарики у Гирлянды: какие-то подкрутил, какие-то почистил. Нашёл на ленточках Дождика морщинки и осторожно разгладил их крошечным утюжком. Выпрямил лучик Снежинки, расчесал бороду Деду Морозу, вытряхнув из неё старые конфетти.
У Картонного Домика еле-еле держалась труба. Ох и трудно было подклеить её изнутри! Но у Доктора получилось.
До позднего вечера ходил Айболит по ёлке, весело поблёскивая очками.
— Как бодро он шагает! — удивлялись игрушки. — Как будто не устаёт.
А Доктор Айболит очень-очень устал в тот самый первый день. Но он не мог присесть отдохнуть, чтобы… не расплакаться. И, чтобы не расплакаться, громко распевал песенки.
И улыбался, чтобы никто не видел, как ему тяжело.
«Когда очень-очень грустно, нужно улыбаться! Несмотря ни на что — улыбаться!» — этим лекарством Доктор Айболит вылечил десятки игрушек.
«Не показывай, что тебе грустно; грусть обидится и уйдёт», — всегда говорил он.
Но его грусть была какая-то необидчивая и не уходила.
Кто мог подумать, что он окажется на новой ёлке? Когда Катя положила его в пакетик с конфетами, Доктор Айболит не ожидал, что его унесут так далеко!
От друзей, от любимого стеклянного пуделя Джетро и поролоновой обезьянки, которая не висит на нитке, а держится за ветку лапами…
Кто будет заставлять их по утрам заниматься физкультурой, чтобы они оставались такими же весёлыми и здоровыми?
От этих мыслей на глазах у Доктора Айболита выступили слёзы. «Вот когда-нибудь хозяева откроют форточку, прилетят синицы, сядут на подоконник, я их позову и улечу. А что? Я лёгкий! Синицам ничего не стоит взять в клюв мою нитку и отнести обратно: в Катино окно на пятом этаже!»
Он посмотрел на свой чемоданчик с красным крестом и вытер мокрые глаза.
— Всё как нужно, — сказал себе Доктор Айболит. — На моей ёлке игрушки не болели. Они почти все молодые. И нитки там привязаны крепко. И комнаты проветриваются два раза в день при любой погоде. А здесь столько больных и старых…
Он вспомнил потёртые стены Картонного Домика, слабые руки Феи, Сосульку с трещиной и прошептал:
— Конечно, я нужен здесь. Я ведь доктор.
Он положил чемоданчик под голову и уснул.
Да, это был настоящий Доктор!
Сказки пластилинового ослика
О Пластилиновом Ослике на ёлке много спорили. Начинал разговор Разноцветный Попугай на прищепке.
— Можно ли считать Ослика ёлочной игрушкой? — громко спрашивал он.
— Конечно, если у него есть верёвочка и он висит на ёлке, — отвечал Щенок Тявка.
— Ослик сделан из пластилина, а не из стекла… — сомневались ёлочные Шарики.
— А я из поролона. Ну и что? — спорил Снеговик.
— Ну и то! — не унимался Разноцветный Попугай на при — щепке. — Мы сделаны на заводе, а он — всего лишь поделка! Можно даже сказать — подделка! С двумя «д»!
— Совсем не важно, сколько в нас «д» и откуда мы родом! — заступался Доктор Айболит. — Главное, что Ослик — для радости, как все игрушки.
— Он не блестит! — фыркали Стеклянные Кошки. — Какая же от него радость?
— Радость может быть и от того, кто не блестит, — робко замечала Сосулька. — И вообще, если Мама повесила его на ёлку, значит, он наш, ёлочный.
— А его не вешала Мама! — кричал Разноцветный Попугай на прищепке. — Его Павлик повесил! Павлик — это не Мама!
— Павлик ещё главнее, чем Мама, — просыпался Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. — Вся ёлка для Павлика. В тех домах, где нет ребят, ёлки почти не ставят.
Разноцветный Попугай отворачивался, нахохлившись, и замечал угрюмо:
— Ёлочные игрушки на ёлке всё время. А Ослик что?
— Вы просто завидуете, что он путешествует, — грозила пальцем Серебряная Фея с пружинками — завитушками на голове.
И в самом деле, почти все игрушки завидовали Пластилиновому Ослику. Из года в год они не видели ничего, кроме той комнаты, где стояла ёлка. Но Папа, Мама и Павлик были там не всегда. Они уходили и приходили, приходили и уходили в Таинственный Мир за дверью, а игрушки лишь гадали: что там?!
Пластилиновый Ослик, конечно, отвечал на вопросы, подробно рассказывал, что видел и где бывал. Но от его рассказов Таинственный Мир становился только непонятнее.
— Сегодня мы плыли по морю! — запинаясь от страха, говорил Пластилиновый Ослик. — Ой-ой-ой! Волны, как дом! Я глаза зажмурил и дрожу. А Павлик кричит: «Впереди акула!» Я спросил: «Какая?» А Павлик говорит: «Больше моря!» Я посмотрел, а акула и правда больше моря!
— Что ж твоё море к нам не затекло? — перебивал Разноцветный Попугай на прищепке.
— Акула его выпила сразу… — объяснял Ослик. — Павлик сказал: «Акула выпила море. Теперь будем играть в Африку. Вот эта полоска на коврике — река Нил, а ты, Ослик будешь крокодилом!»
— И ты стал крокодилом?! — ахали игрушки.
— Конечно! Ведь Павлик сказал, что я — крокодил!
— А если бы Павлик сказал, что я бабочка, я бы стал бабочкой? — волнуясь, спрашивал Картонный Домик.
Ослик кивал. В Таинственном Мире за дверями всё было так, как скажет Павлик.
Как-то он запросто превратил Ослика в пингвина. Игрушки любили эту историю и просили пересказывать её снова и снова.
— Дело было так! Павлик надел шубу, шапку и сказал мне: «Теперь ты — пингвин. Слышишь, как воет ветер? Он принёс нас на Южный полюс. Но это он только так называется — „южный“. Здесь холодина — бр-р-р! А знаешь почему? Потому что много снега. У тебя, пингвина, нет тёплой шерсти, как у белого мишки, холодно тебе?» «Бр-р-р!» — сказал я.
— Зови всех пингвинов. Ты у них командир, — распорядился Павлик.
Я закричал по-пингвиньему громко-громко, и со всего полюса притопали красивые косолапые птицы. Они боялись Павлика, а меня — нет. Я ведь тоже стал красивым и косолапым.
— Переведи им, что из всего — всего снега нужно скатать снеговиков и отправить их Плыть в другие страны! — сказал Павлик. — Тогда в Антарктиде станет тепло.
Я объяснил пингвинам по-пингвиньему, и мы стали лепить снеговиков. Снега было много. А пингвинов хоть и много, но не хватало. Тогда в них превратились все солдатики, пушистый лев и резиновый водолаз. А потом даже машинки!
Мы спускали снеговиков на воду и говорили: «Счастливого плавания!», а они спрашивали: «Куда плыть?» Павлик говорил: «В Россию. К Павлику. Дом четыре. Квартира пять. Мы для вас тут детский сад для снеговиков построим».
Мы слепили сто тысяч снеговиков!!! Павлик считал. И все они поплыли, как кораблики, в океан.
— Где ж они? — спрашивал Снеговик.
— Плывут. По океану долго плыть. Павлик сказал: сто тысяч дней!
Игрушки закрывали глаза и представляли, как сто тысяч раз будет звонить звонок в их квартире и снеговики друг за дружкой будут приходить в дом.
— А на полюсе стало тепло? — спрашивала Матрёшка.
— Ага, — кивал Ослик. — Павлик сказал: «Теперь жара, как в батарее». А потом снова снег пошёл. Его белые медведи позвали, когда вспотели.
Игрушки удивлялись, охали, ахали, и каждой хотелось, хоть на секундочку, увидеть океан, медведей и стать пингвином.
Ещё Ослик был червяком, телевизионной башней и даже экскаватором, когда нужно было узнать, что там, в середине планеты Земля.
— И что там? — затаив дыхание, спрашивал Дождик, которого очень волновал этот вопрос. — Правда, ли что туда стекаются все дожди, когда уходят в почву?
— Мы ещё не докопали до середины… — уклончиво отвечал Пластилиновой Ослик. — Павлик сказал, что во мне мало экскаваторских способностей, и тоже превратился в экскаватор. Мы рычали: «р-р-р», земля так летела, что я стал весь чёрный и Павлик весь чёрный. Мы были два чёрных рычащих экскаватора!
— Ах, как интересно! — подпрыгивала Снежинка. — И что нашли?
— Мы откопали много конфетных бумажек, фломастер и маленький мяч. А потом пришла Мама и сказала, чтобы мы вылезали из-под кровати.
Игрушки представляли глубокую — преглубокую яму под кроватью и хором просили Ослика обязательно копать дальше.
— А про Марс я рассказывал? Мы же опять на Марс летали! — вспоминал Пластилиновый Ослик.
— И кем ты был: космонавтом или ракетой? — спрашивали игрушки.
— Сегодня я был доктором, который летит спасать марсиан. Павлик сказал, что у них вдруг стали болеть антенны на голове. И спасти их может только печенье «Мария».
— В самом деле? — удивлялся Доктор Айболит.
— Павлик сказал, что если «марсиане» и «Мария» начинаются на одну букву — «ма», то значит, это печенье и есть лучшее лекарство. Но на всякий случай мы ещё майонез взяли.
