комнаты, подальше от окна, и шепчу:
– Мы купили фотопластинки. Ты не поверишь! Чарльз попросил меня охранять их от мистера Спенсера.
Он смотрит на меня обиженно. Не такой реакции я ожидала.
– Мне не нравится здесь, – говорит он.
– Мне тоже, – говорю я, хотя это не совсем так. Чарльз добр ко мне, а постель такая мягкая, тёплая. А тени, которые я видела, – плод моего воображения, я уверена.
– Нам нужно уходить, – говорит он, и мне так хочется встать и обнять его, но я знаю, что нельзя. Я смотрю в свою тарелку, ковыряю вилкой в еде.
– Ты испугался голоса Аннабелль и сияния? – спрашиваю я. – Это наверняка обман. Как наши фотографии.
Он задумался, поглаживая Лису за ушком.
– Что ты увидела в зале собраний? – спрашивает он, и я вспоминаю сияющую сферу и странные очертания, кружащие по комнате.
– Ничего. Не знаю. Я просто устала.
– Ты поэтому потеряла сознание?
Теперь я вижу по его глазам, что его беспокоит не только голос, он переживает за меня. Надо было сказать ему, что я в порядке, а я весь день провела в тёмной комнате и проявляла фотографии, а потом поехала в Гленсборо. Я ни разу не задумалась о его чувствах.
– Поверь мне, Джон, всё замечательно. А что касается зала собраний, я тебе докажу, что беспокоиться не о чем.
– Как?
– Сегодня ночью. Когда все уснут, встретимся во дворе. Сами всё проверим.
Даже самый сложный фокус имеет простое объяснение.
Кого я хочу убедить, его или себя?
В коридоре раздаются звуки, и из комнаты, где хранится ширма Мадам Кримсон, выходит мисс Элдридж. Она ступает бесшумно. Я не знала, что она там, и надеюсь, она не слышала наш шёпот.
Её волосы распущены, и выглядит она совсем не так, как накануне вечером, когда всё в ней, каждая мелочь, казалось безукоризненным. Я не отрываю глаз от своей тарелки, притворяясь, что не вижу Джона. Он забивается глубже в угол комнаты.
Она улыбается мне с порога и бросает взгляд на мою тарелку.
– Ты закончила?
– Да, мэм, – говорю я, едва дыша.
Пожалуйста, не подходите. Пожалуйста, не смотрите на него.
– Мне очень жаль, что приходится это делать, но сегодня вечером мы ждём новых гостей, и нам понадобится твоя комната.
За окном ревёт мотор, заглушая пение. Приехали новые гости, их радушно приветствуют в Ордене.
Мисс Элдридж подзывает меня к себе и ведёт наверх. Когда мы заходим в мою комнату, она поднимает мой чемодан, охнув от неожиданного веса. Я слышу, как по дну перекатывается камера и ударяется о бок чемодана, и молюсь, чтобы мисс Элдридж не открыла его.
– Я сама понесу, – говорю я, но она пропускает мои слова мимо ушей. Она открывает шкаф в коридоре и достаёт стопку толстых шерстяных одеял.
– Ты понесёшь вот это, дорогая. Мы устроим тебя внизу, и они тебе понадобятся, чтобы согреться.
Мы спускаемся по узкой винтовой лестнице в глубине дома, и мисс Элдридж открывает другую дверь, ведущую к ещё одной лестнице.
Теперь я понимаю, что она имела в виду. Внизу – значит не на первом этаже, а в подвале.
Мы спускаемся по ступеням и оказываемся у маленькой двери, ведущей к противоположному концу просторного центрального помещения, где мистер Спенсер делал снимки этим утром. Задник и штатив всё ещё здесь, но сейчас атмосфера совершенно иная. Будто в каждом тёмном углу прячется привидение, а пение во дворе походит на звериный вой.
Она ведёт меня в дальний угол подвала, где расположена небольшая кладовая с койкой и столом. Посередине каменной стены находится окно, значит, эта сторона не уходит под землю, – хоть на этом спасибо. Из щелей вокруг рамы тянет холодом.
– Скажи, если тебе что-нибудь понадобится, – говорит она и поспешно уходит, прежде чем я успеваю ответить, оставив меня одну с моими вещами.
Я сажусь на кровать, натягиваю одеяла на плечи и чувствую вес пластинок для камеры в руке. Ещё полно времени до того, как гости разойдутся по своим комнатам и мы с Джоном сможем исследовать зал собраний. А пока поработаю с пластинками, как раз успею за пару часов и немного посплю. Но вдруг меня кто-нибудь увидит. Вдруг один из гостей заметит странный свет в окне.
Нет.
Лучше не рисковать, по крайней мере не сейчас.
Я ложусь, стараясь навести порядок в голове. Время идёт, и я прислушиваюсь к звукам, эхом доносящимся сверху до самого подвала – гремят ставни, скрипят половицы. Двери уборных открываются и закрываются.
Вдруг я слышу громкий стук. Я выглядываю из комнаты и замечаю движение в углу подвала. Чёрные тени скользят по стенам, но в таком мраке разве что разглядишь. Может, это те же самые тени, которые я видела утром?
– Джон? Это ты? – зову я громко, но, конечно же, это не он. Он не мог бы сам спуститься по такой узкой винтовой лестнице. У него слишком слабые ноги, к тому же…
Бах. Бах.
Вот опять. Дрожь пробегает по моим рукам, и голос в голове призывает немедленно бежать. Кажется, я вижу силуэт в центральном помещении. Это одна из тех теней? Наверняка. Я бесшумно выскальзываю из своей комнаты, быстро пробираясь к двери, ведущей во двор, и вдруг рука опускается на моё плечо.
Прежде чем обернуться, я улавливаю дыхание мистера Спенсера, знакомый запах. Он больно сжимает меня, но его шатает, как маятник. Я легко могу сбить его с ног, если захочу.
– Отпустите! – рычу я на него.
– Подлизываешься к Чарльзу, да? – шепчет он, не выпуская меня.
– Не подлизываюсь я ни к кому, – говорю я как можно решительнее. – Он думает, что мы друзья. И он доверил мне охранять пластинки для камеры, так что вы должны поблагодарить меня.
Я показываю на свою крошечную угловую комнату в подвале, где меня ждёт пакет с фотопластинками.
При этих словах мистер Спенсер улыбается во весь рот.
– Так, значит, лиса стережёт курятник. Что ты ему наплела?
– Ничего. Только своё имя назвала.
Он сильнее сжимает моё плечо.
– Ну и зря.
– Я же не могу вечно молчать. Мы с ним разговорились, и теперь он доверяет мне, и если…
Он не даёт мне закончить. Хватает меня за подбородок, оглядывая комнату, чтобы убедиться, что мы одни.
– Ты разговаривала с Джоном при них? – спрашивает он.
– Нет.
Он по глазам видит, что я вру.
– Всего два слова, сегодня утром. А ещё вечером он был в столовой со мной и…
– Лиза, не делай этого. Только не здесь.
– Ничего я не делаю, – шепчу я.
– Ты врёшь. Что им известно о нас?
– Ничего. Клянусь.
Он убирает руку, и я чуть не падаю, потирая подбородок. Я смотрю на его сапоги, а он продолжает говорить, шепчет мне чудовищные слова, но мои уши гудят от ярости, и я не слушаю его. Он плюёт на пол и поворачивается, направляясь обратно к лестнице.
– Принимайся за работу, Лиза, – говорит он. – И смотри у меня. Это особенное место. Если нас
