– Так у вас тогда крылышки…
– Даже совсем чуть-чуть, чуть-чуть не хотите! – и комаринка заплакала. – Всё отговорки нахоодите!
– Ну, если только совсем чуть-чуть!
– Ах, не нужны нам подачки от вас!
– Да… не подачки… вовсе.
– Подачки!
– Мне и самому хотелось тебя покатать!
– Это ты сейчас на ходу придумываешь!
– Да нет, мне давно хотелось, только я боялся тебе предложить.
– Это почему это?
– Боялся, что откажешь.
– Правда?
– Правда.
– Правда-преправда?
– Преправда и правда.
– Тогда чего жее ты?..
– А чего я?..
– Ну?! – насупилась Толстурика.
– Ах, да!.. Не хотите ли покататься?
– Как покататься, на чём? – замялась-заулыбалась.
– Как на чём? На мне, конечно.
– А не уроните?
– Ни за что на свете!
– А сил не хватит?
– А вот и увидите.
– Увидим-увидим! – обиженный тон комаринки неожиданно сменился на приказной, и, быстро воспарив над комарёнком, она пухлым мешком плюхнулась к нему на спинку.
Комарёнок от такого неожиданного приземления и впрямь чуть не упал. Но немного опустившись, он быстро восстановил равновесие.
– Вперёд, Ниткокрыльчик, вперёд! – довольно азартно приказала комаринка.
«О! Теперь мы все будем заражены благородством! Теперь они все на нас ездить будут!» – боязливо подумал и тут же забыл комарёнок.
И чуть-чуть ещё попищав, парочка пискорыльчиков растворилась в воздушной дали.
Понукание к стартуА пока муравьишки-мальчишки болтали со Слабачком, муравьинкам на их спинках сидеть стало скучно. И они постепенно начинали друг с другом играться. Сначала они решили перепрыгивать с одной спинки на другую. Потом старались перепрыгнуть уже через две и даже через три спинки сразу. А потом пошли толкаться. Толкаются, в спинки муравьишек упираются-пинаются, не удерживаются, охапками в травку с визгами и смехом валятся.
Спинки муравьишек под лапками муравьинок изрядно трещали и побаливали. Разговоры со Слабачком разговаривать им уже было совершенно невозможно, потому что шалуньи всё сильнее их пинали и громче визжали, а, упав, уже плакали и с каждым разом всё жалостливее.
Но для муравьишек, как оказалось – это было не самым большим неудобством. Все упавшие муравьинки, как сговорившись, вдруг с травки поднялись, на муравьишек взобрались, уселись поудобнее на спинках своих носильщиков и закричали-заверещали вместе с остальными:
– Эй, сильны языки тренировать! Не пора ли доказать, что ты самый быстрый, если уж не самый сильный.
– Эй, отнеси меня быстрее всех на самый край полянки!
– И ты неси меня!
– И ты!
– И ты!
Старт на износ«Что-что? – подумал каждый муравьишка. – Мной, будущим муравьём строителем-воином, начинает понукать какая-то муравьинка-тростинка-пылинка?!» «Сейчас я ей покажу! Как сброшу со своей спинки!..» «Да, сброшу, сброшу! Вот, сейчас!» «Но… тогда кого же я буду возить?» «А вдруг подумают, что я устал и хочу бежать налегке?» «А вдруг её кто-то другой начнёт возить?» «Может, и впрямь, попробовать… всех… обогнать?»
И так подумали все разом на себя взвалившие о всех их разом запинавших. А кто-то один, переглянувшись с остальными, сказал Слабачку:
– Ну, мы тут, поперегоняемся… Побежим?
Другой:
– Наши желания, хоть и не настолько велики, как у тебя, но, все-таки, делают и нас сильнее!
И они, не дожидаясь ответа Слабачка, все разом развернулись и рванули, забавляя и азартом, и страхом сидящих на них муравьинок.
Началась погоня за Победой! Муравьишки забыли и про себя, и про тех, кого они везли, готовые толкаться, кусаться, и драться. Они не видели ничего, кроме того «впереди», до которого им надо было добраться и добраться первыми!
А дорога бегов оказалась не просто дорогой, а точнее и вовсе не дорогой. На ней стали появляться для кого ямки, а для кого кочки, для кого овражки, а для кого упавшие ветки и даже стволы деревьев! А потом всем надо было обязательно взобраться на одну травинку и перепрыгуть обязательно на какой-нибудь цветок. А потом сразу для всех появилась ямка с водой и на ней много травинок, по которым надо было перейти на другую сторону. Кто-то не удерживался и падал в воду со своей муравьинкой, или травинка не выдерживала сразу несколько десятков пар муравьишек и опускалась в лужу. Кто кричал: «Спасите, тонем!», а кто им в ответ: «Мы вас спасём!», кто-то «какая же я глупая, что влезла в эти бега», кто-то: «Какая же я наивная, что села на этого глупика-задохлика!» Кто-то, вылезая из лужи, плакал из-за того, что им не быть первыми или что какие они мокрые, а другие, выскакивая из воды, говорили: «Ух, хорошо!» и пускались в путь или без единого слова продолжали бег и скок.
Песня муравьинокА муравьинки уже начинали понимать, что значит повелевать! И это они, которые ещё недавно могли только дрожать и плакать! Они стали тоже видеть только то самое «Впереди», до которого должны были добраться первыми. И во что бы то ни стало!
При этом одни повелевали грубо: «Быстрей, чего еле лапки переставляешь!», а другие мягко, почти пели: «Ты самый сильный, самый быстрый, ну, ещё, ещё быстрей!.. Ты можешь, ещё!» И те, кого подбадривали, обгоняли тех, кого обижали.
Скача рядом друг с другом, муравьинки друг с другом успевали поболтать:
– Как интересно, – говорила одна другой, – смотри, мы те, которые как бы не можем возить-носить, и именно поэтому нас и везут, и те, которые везти-нести и могут. И именно поэтому мы никогда не повезём – не понесем!
– О-хо-хо-ха-ха! – был ей ответ.
– Не могущие на могущих и над могущими, потому что не могут!
– Мы на них!
– Везут нас и возить будут!
– И именно поэтому никогда возить-носить не будут их, – подскакала одна из муравьинок и ушла вперёд на очень усталом муравьишке, обливающемся потом.
– И поэтому мы, которые, как бы не могущие возить, будем указывать, куда и что возить им, везущим-несущим нас!
– Хо-о-хо-хо-хо!
– Чтобы управлять теми, кто возит, убеди, что возить необходимо и именно тебя!
– А для этого лучше докажи, что не то что возить, а и ходить не можешь, что слишком слаба: что уже родилась неспособной, ха-ха, ходить, не то, что возить.
– Ха-ха!
– А, если уж тебя взялись возить, то куда возить, тебе и говорить.
– А не им!
– А не им!
– Ха-ха-ха-ха!
– А – нам!
– На-ам!
– Ох!
– О-ох!
– А если ещё и всем понравится смотреть туда, куда ты указываешь, то все и повезут всех туда, куда ты укажешь.
– И повезут ещё и то, что скажешь.
– И повезут и того…
– И тех…
– На кого покажешь.
– Вот какие мы!
– Слабенькие, ха-ха-ха-ха! – хором.
– Муравьинки! Хи-хи-хи! – хором.
– И мы, которых везут, ещё и помогаем им, которые везут нас!
– Помогаем?!
– Палкой! Ха-ха-ха!
– А гоняют они ради нас и для нас!
– Сами же на себя и взвалили нас.
– И счастливы, что мы на них!
– Что они под нами!
– Везут нас ради нас!
– И наших похвал!
– Типа «Мо-ло-дец»! Хи-хи!
– Хотя думают, что хотят похвастать.
– Какие они си-ильные, хи-хи!
– Хотя не прочь посбрасывать нас!
– Теперь: куда им без нас?!
– Теперь они зависят от нас!
– Всегда зависели от нас!
– Потому что не могли и не смогут не возить нас!
– Не соглаасен! – возглас одного из бегуще-несущего, еле дышащего.
– Не отвлекайся.
– Всегда будут хотеть возить нас!
– Всегда!
– Э-ээй! Быыст-реей!
Наказание за победуБежали до длинного овражка. И финиш рисовать кому-то бежать не надо, и куда бежать, всем известно. И вот один из муравьишек так сильно ото всех умчался вперед с той, которую он вёз, что его не стало даже видно. А смог остановиться он тогда, когда не только достиг этого заветного овражка, а даже и перепрыгнул через него. Это был Скакунок. Его и прозвали Скакунком потому, что он прыгал выше и дальше всех. Но никто и не думал, в том числе и он сам, о том, что он может еще и быстрее всех бегать.
Когда все поняли, что победил он, то остановились, а точнее, попадали от усталости.
И, когда Скакунок остановился, то первое, о чём он подумал, было то, что та, которую он на себе возил, сейчас скажет ему не одно слово, а целых три: «Какой ты мо-ло-дец!».
Но, к его ужасу, он вдруг услышал: «Ну, посмотри, куда ты убежал?! Наверняка, все подумают, что тебя вообще на перегонялках не было. И самым лучшим назовут кого-нибудь другого! А, потом, я десять раз чуть не упала! Ты меня вёз, как кучу хвороста! Жаль, что вся твоя прыткость-резвость досталась только твоим ногам и совсем ничего не двигается в твоей голове!».
Но то, что Скакунок получил за все труды такие нехорошие слова – это совсем неудивительно, потому что он возил на себе не кого-нибудь, а Грубяшку.
У Грубяшки была самая красивая мордочка, самые стройные лапки и самая блестящая спинка. И поэтому Скакунок был очень рад, когда Грубяшка согласилась вскочить к нему на спинку. Но, видя красоту снаружи, он совсем забыл рассмотреть в ней то, отчего рождаются слова и поступки – её душу. Он совсем не хотел думать о том, что говорили все вокруг, а именно, как страшен у неё язык. Но вот теперь его собственные уши, а вслед за ними и его сердце, содрогнулись, поняв, какой длинный и колючий язык у его Грубяшки. А ведь, пока он её на себе вёз, она не проронила ни единого словечка. Наверно, боялась, что Скакунок обидится и сгоряча возьмет да и сбросит её с себя. А теперь, когда они стали первыми, Грубяшка стала смела, как голодная лиса. И почему-то она знает, что Скакунок, несмотря на всю её вредность, повезёт её снова. Знать, раскусила доброе и терпеливое сердце Скакунка.
