В фильме Тома Аланда “Экономка Бергмана” (2009) Анита Хаглёф рассказала, как выглядели будни в квартире на Карлаплан и в доме на Форё. Двадцать лет она проработала на коммутаторе Драматического театра, и все это время Бергман разве что мимоходом бросал ей “привет, привет” да в одном из разговоров с Ларсом Лёфгреном назвал ее “телефонной ведьмой”. После кончины Ингрид Бергман в мае 1995-го ему потребовалась помощь во всем – в уборке, приготовлении еды, пришивании пуговиц, закупках, курьерских услугах. Две недели испытательного срока превратились в восемь лет на службе у режиссера.
Анита Хаглёф рассказывает в фильме, что, когда Бергман находился дома, она ни на миг не могла расслабиться. Он был невероятно педантичен во всем. Отступления от порядка недопустимы. Еду надо подавать на стол минута в минуту, все должно быть как некогда в доме его родителей. Когда он возвращался домой после изнурительного дня в Драматическом, то иной раз называл ее озорницей и ведьмой. Он был невероятно впечатлителен, не терпел неожиданных звуков и, когда Хаглёф однажды уронила на пол крышку от кастрюли, прямо-таки взорвался: “Еще раз так сделаешь, убью!” Давал ей скрупулезнейшие указания, как застилать его постель. Шел с ней в спальню, объяснял, что одеяло надо складывать поперек вдвое, что ей надо знать длину его руки, чтобы точно отмерять расстояние между краем простыни и изголовьем кровати. В доме на Форё он клал на кровать линейку.
Кроме того, Бергман требовал, чтобы она внешне соответствовала его пожеланиям. Например, отказалась от губной помады (“Ты без нее симпатичнее”) и перестала красить волосы.
Экономка чувствовала себя ничтожной и начала смотреть на себя как на “глупую служанку”. Однажды она, собравшись с духом, сказала ему: “Ты нападаешь на слабых!” – и режиссер согласился, что многие его боятся. Бергман во многом напоминал ей родного ее деда, человека властного, которого она в детстве боялась. Хаглёф часто сердилась на режиссера, но видела и его уязвимость, его одиночество; “он как маленький мальчишка”, говорит она Тому Аланду.
Требуется много терпения и внутренней силы, чтобы выдержать такие вот ежедневные тяготы. Ингрид Бергман, по-видимому, обладала солидным запасом самообладания и самопожертвования. Она, как говорит ее сестра Биргит де Геер, по натуре была сдержанна: “Тебя встречала отнюдь не улыбчивая особа”. Поэтому на первый взгляд она могла показаться строгой, однако в ней совершенно отсутствовала отцовская жесткость. “А мне хочется, чтобы она ею обладала. Но в ней не было ни капли строгости. Или, по крайней мере, слишком уж мало”.
Обращаясь во многих своих фильмах к проблемам религии, Ингмар Бергман считал свою пятую жену наименее религиозным человеком, какого возможно себе представить. “Однако она ежедневно совершает благие дела”, – говорил он Биргит де Геер. Правда, отдача не была взаимной. Все вращалось вокруг потребностей и желаний режиссера. Когда у Фредрика фон Розена, сына Ингрид Бергман от первого брака, родился сын, она хотела, чтобы малыша крестили в поместье Ильсхольм, принадлежавшем семье Карлебу в Рослагене, у пролива Ветёсунд. Но Ингмар Бергман не позволял ей покидать Форё больше чем на два дня, и крестины устраивала сестра.
В мире Бергмана все, что могло помешать ему и его жизни, следовало устранять. В браке с Ингрид Бергман это означало: все, что могло мало-мальски отвлечь ее внимание от него, следовало держать на должном расстоянии. В особенности ее детей.
Он старался отделаться от всего окружения Ингрид, от всех, кто хоть что-то для нее значил. Такой вот собственник. На первом месте всегда он, Ингмар. А она любила своих детей. И очень тяжело переживала, что они не могли быть с ней. Правда, от меня он так и не сумел отделаться. И волей-неволей смирился, —
говорит Биргит де Геер.
Ингрид Бергман, выросшая в гостеприимной атмосфере семьи Карлебу, добилась, чтобы муж открыл Форё своим детям. Впервые это произошло в 1978 году, когда ему исполнилось шестьдесят. Через десять лет она решила повторить праздник. Но и на сей раз ей пришлось нелегко. “Ингмар боялся своих детей, он ведь почти никогда их не видел. И этот элемент ужасно ему мешал”. В конце концов он согласился отпраздновать свое семидесятилетие на Форё, но поставил условие: он наденет коричневый вельветовый пиджак и все время будет ходить в нем. Она не возражала.
Сестре показалось, что Ингрид Бергман выглядела усталой, и она отнесла это за счет протестов капризного мужа.
За ужином, когда все мы сидели вокруг накрытого стола, пришло время речей в честь Ингмара. Биби Андерссон говорила блестяще, без бумажки. Еще выступили Харриет Андерссон и Свен Нюквист. Один красноречивее другого, а Ингмар нервно ерзал на стуле. Потом встал Ян Бергман [сын от брака с Эллен. – Авт.] и произнес чудесную речь – в честь Ингрид. Сказал, что благодаря Ингрид на старости лет обзавелся братьями и сестрами, каких у него раньше не было. И отцом. Ингрид рассказывала мне, что утром посыльный принес ей большой букет красных роз. От Яна.
После смерти Ингрид Бергман режиссер впал в состояние похожее на транс. В доме на Форё повсюду стояли ее фотографии. И в дальнем конце дома, чтобы пожелать доброй ночи, и на столике возле кровати, чтобы поздороваться утром.
Она стала святой. Он говорил, что только тогда начал понимать, какой уникальной личностью она была – самоотверженной, веселой, цельной, талантливой, —
говорит Биргит де Геер.
Похоронами занималась сестра. Режиссер был не в силах.
Я сказала ему, что не могу, что горюю не меньше его. Но он знал, что я человек дисциплинированный и сделаю все как надо, и я сделала. Он попросил меня выбрать надгробие. Я не могу выбирать за тебя, ответила я. Конечно же можешь, сказал он. И место для могилы тоже пришлось выбирать мне.
Ингмар Бергман не хотел речей, священник должен был произнести короткую речь, о певице и о хоралах вообще ни слова не говорили. Но когда он сказал: “И никаких поминок”, она запротестовала: “Раз ты хочешь, чтобы я все устроила, то мне и решать! Поминки будут обязательно, так нужно всем нам”.
Сперва Ингмар Бергман хотел уклониться от похорон жены, поскольку думал, что запаникует. При нем была сестра Ингегерд из Софийского приюта, которая в последнее время ухаживала за Ингрид Бергман, и они заказали в прокатной фирме “Фрей” автомобиль, чтобы добраться до кладбища в Рослагс-Бру под Норртелье. По дороге Бергман велел шоферу повернуть обратно в Стокгольм, но сестра Ингегерд уговорила его принять еще таблетку успокоительного. И режиссер приехал на похороны. “В итоге он испытал облегчение. Спросил меня: “Знаешь, почему я сегодня приехал? Не ради Ингрид, она бы меня поняла, если бы я запаниковал. Я приехал ради тебя”.
