друг с другом. Наконец, до меня долетела фраза, и я отчетливо услышал:
– Начальник разведки Белоостровской группы здесь?
Я встал, ноги словно глиняные, тупые и тяжелые. Кто произнес эту фразу, я так и не понял.
– Кажется, сказано ясно, – звучит у меня в ушах чей-то твердый и властный голос, – здесь ли начальник разведки Белоостровской группы?
– Я начальник разведки Белоостровской группы, лейтенант Николаев, – удается мне выдавить из себя слова языком, который совершенно не ворочается в гортани. Я чувствую, что делаю что-то не так, что вот-вот произойдет нечто ужасное и непоправимое. Себя я уже ощущаю почти уничтоженным и даже не сопротивляюсь этому.
– Разве на должность старших офицеров штаба в полках теперь уже назначают прямо из детского сада? – ядовито спрашивает полковник Френкель, и каждое его слово тупым гвоздем входит в мой мозг. Кто-то беззастенчиво смеется.
– В нашем полку, – слышу я спокойный и твердый голос командира полка, – на должностях старших офицеров немало сверстников этого лейтенанта.
– Доложите коротко о разведпланшете вашей группы, – обратился ко мне мягким и дружелюбным тоном майор Кузнецов.
Спокойный тон знакомого мне человека ободрил меня, и я подошел к столу. Сознание прояснилось, мысль стала работать четко, ясно и логично. Докладывал я, как потом утверждал Коваленко, обстоятельно и со знанием дела. Но кроме планшета и того, что было изображено на нем, я ничего не видел. И только стоило мне оторваться от белого поля ватмана и взглянуть на сидящих за столом людей, как все они начинали сливаться у меня в нечто единое и неразличимое.
– Работу вашу, товарищ лейтенант, будем основательно проверять, – услышал я твердый, но спокойный голос. Очевидно говорил генерал Михалкин. – Учтите – по вашему планшету готовится серьезное артиллерийское наступление. Если вы тут «клюквы развесистой» насажали, то ответите перед трибуналом.
Сознание вновь окуталось туманом. Холодный пот струйками стекал по позвоночнику. В ознобе челюсти не попадали одна на другую. Коля Коваленко помогал мне собирать бумаги, изредка бросая на меня взгляд.
– Ничего, все в порядке, – успокаивает он меня, – и чего это ты так разволновался, лица на тебе нет. Генералов, что ли, не видел?
Командир полка доволен. На обратном пути он все шутит с Коваленко, с шофером Володькой Колодовым. Я сижу на заднем сиденье в состоянии полной прострации. Помню лишь какую-то группу летчиков около одного из домов. Они тоже чему-то смеялись, а один обнимал девушку в форменном платье. Счастливцы, подумал я, не ведомы им никакие разведпланшеты и совещания на высшем, генеральском, уровне.
Вечером я почувствовал себя плохо: поднялась температура, бил озноб. Полковой врач капитан Орлов поставил диагноз – «грипп» и прописал аспирин. Нет! То был не грипп. В старину это называли «нервной горячкой». И испугался я не генералов. Нет! Я как-то никого и никогда не боялся из конкретных людей. Мне стало страшно от той ответственности, которую я, в свои двадцать один год от роду, ощутил вдруг на своих хлипких лейтенантских плечах. Что, если все то, что я тут изобразил на ватманском листе, – вранье?! Что, если все эти пулеметные и пушечные ДОТы и БОТы противника не там, а совсем в другом месте?! И вот я уже ощущаю, как выступает холодный пот, как колотит в висках, как немеют ноги, а сердце сжимается с такой силой, будто его уже совсем и не остается. Я вижу, вижу реально, как снаряды нашей артиллерии летят не туда, куда надо, или отскакивают от финских укреплений как горох. Я слышу ехидный смех Френкеля и теряю сознание.
4 июня. Солдаты говорят, что я во сне бредил, кричал, обливаясь потом, дрожал и они наваливали на меня по несколько шинелей. Я лично ничего почти не помню. Смутно вспоминаются лишь какие-то мин, которые, фыркая, уходят куда-то ввысь и там лопаются точно мыльные пузыри, а ощетинившиеся пулеметные амбразуры выплевывают лавины огня и клокочут, будто жерла вулканов. Наша пехота сгорает в неистовой буре огня, и тотчас оживает брюлловская «Помпея», и уже все куда-то бегут, кричат. И уже не наши солдаты, а какие-то римские воины и голые люди.
Осунувшийся, небритый, с какими-то воспаленными глазами – таким я увидел себя в маленькое круглое дамское зеркальце.
– Давай умываться, – сказал я Середину и, перекинув полотенце через плечо, вышел из блиндажа на воздух.
Навстречу идет высокая и неуклюжая фигура капитана-артиллериста. Лицо узкое и вытянутое, большой нос, массивная оттянутая челюсть, из-под фуражки с прямым матерчатым козырьком видна стрижка под бокс, глаза темные, умные, пронзительные.
– Кто такие? – спросил у меня и по-хозяйски стал осматривать местность справа от нашего блиндажа.
– Начальник разведки Белоостровской группы прорыва. А вы, капитан, кем будете?
– Ведмеденко, – ответил коротко и протянул руку. – Командир четвертой батареи восемнадцатого гаубичного. Будем ставить мои двухсотки на прямую наводку. Где-нибудь здесь. «Миллионер» рушить.
6 июня. Утром в районе нашего НП появились люди капитана Ведмеденко с лопатами, кирками и даже с тачкой. Вырыли землянку возле нашего блиндажа. Машины подвозят гранитные глыбы, песок, цемент. Началось строительство мощных капониров для 203-мм гаубиц на гусеничном ходу.
Узнав об этом, Шаблий не на шутку встревожился.
– Все это хорошо, «Миллионер» необходимо как-то уничтожить, – говорит он мне, разглядывая начавшееся строительство. Так ведь и финны не станут молчать. А в случае обстрела или бомбежки этих капониров наш НП неминуемо окажется в зоне огня. Это уже явная угроза потери управления полком. Нам нет нужды рисковать и подвергать свой НП излишней опасности. Давай-ка, Николаев, присмотри местечко для запасного НП где-нибудь влево.
К вечеру наши разведчики и телефонисты, свободные от дежурства, начали оборудование нового НП среди развалин самой станции Белоостров. Блиндаж достаточно просторный вырыли непосредственно под платформой, что должно обеспечивать надежную маскировку. А наблюдательный пост со стереотрубой закамуфлировали обломками строений.
К вечеру, в сопровождении Коваленко, на НП полка появились майор Головастиков, командир 9-го пушечного, начальник штаба капитан Метелица и начальник разведки капитан Крылов. Шаблий встретил их приветливо, сам ввел в курс дела и обстановки и давал разъяснения по планшетам.
Затем командир нашего полка повел гостей по передовым батарейным НП – Коваленко и я сопутствовали им. Мне предстояла детальная передача всей развединформации по планшету и всех прочих документов капитану Крылову. Человек он, видно, неплохой, с деловой хваткой, знающий дело. Но в наших взаимоотношениях могут возникнуть трудности – по положению я начальник разведки группы артиллерийского прорыва и, следовательно, хотя бы и временно, занимаю более высокий пост. С другой стороны, я моложе его и значительно ниже по званию. Я стараюсь быть предупредительным и вежливым. Ничего
