воздух, рвутся через равные промежутки времени, врезаясь в двадцатиметровую напольную стену, я содрогался внутренне и думал: вот люди соорудили грандиозную линию обороны, казалось бы, неуязвимую для вражеских пуль и снарядов. Наблюдая в бинокль за стеной «Миллионера» из передовых траншей, я не видел, чтобы от нее откололся хотя бы малый осколок. Однако это «грандиозное сооружение военно-инженерной мысли» на поверку оказалось крайне уязвимым с нервно-психической стороны. Люди гарнизона «Миллионер» не выдержали испытания, и большинство сходило с ума – они выбегали из БОТа с истерическими воплями, с нескоординированным и движениями, бежали в разные стороны, в том числе и по направлению к нам, но падали, сраженные осколками снарядов, или же подрывались на собственных минах. К исходу дня БОТ «Миллионер» можно было списывать из числа активно действующих точек врага. За десять часов батарея выпустила 96 снарядов, и все до единого попали в цель. Лишь один снаряд срикошетировал. У самого же «Миллионера» был отколот угол размером примерно два на три метра, не более. Конечно, можно заменить орудия и пулеметы, ввести новый гарнизон. Но у финнов на это не остается уже ни времени, ни воли – самый сильный и важный эффект, достигнутый батареей Ведмеденко, – это морально-шоковый паралич, из которого очень трудный выход.
В 18 часов, после всеобщей пятнадцатиминутной артиллерийской подготовки, по всему двадцатидвухкилометровому фронту начались разведки боем. В отдельных местах нашим ударным группам удалось даже прорваться в передовые траншеи и захватить пленных.
Цель этих чисто провокационных действий сводилась не к прорыву обороны противника, не к захвату плацдарма, как, естественно, могли предполагать финны. А всего лишь к выяснению того, насколько нанесен ущерб огневой системе и оборонной мощи противника. Поэтому-то в момент боевого поиска наших оперативных разведгрупп наблюдательные пункты артиллерийских подразделений работали в особо напряженном режиме, имея одну-единственную задачу – как можно точнее выверить координаты старых, не поврежденных и действующих целей, а если окажется – то и вновь обнаруженных.
Как показали опросы пленных, финское командование восприняло наши поисковые операции разведчиков за начало наступления и на передний край были срочно вызваны резервы для уплотнения боевых порядков.
– Да, – произнес Шаблий, узнав об этом по телефону, – кажется, финны сами подставляют свою живую силу на убой завтрашним утром.
Усталость валила меня с ног. А на передовую шла пехота – 14-й стрелковый выходил на рубеж атаки. Сгущались сумерки. На землю опускался покров серо-голубой прозрачной мглы. А пехота все шла и шла.
Сегодня у нас в бетонном бункере невпроворот народу: командир полка, начальник штаба, все его помощники, командиры дивизионов со своими штабами. После ужина состоялось короткое совещание.
– Сегодня, – обратился к нам командир полка, – меня поразило, что со стороны противника не было ответной огневой реакции. Это кажется немного странным. Финны ведут себя пассивно: не отстреливаются, не ведут контрбатарейного огня. Задача нашего полка ординарна. И выполнить ее надлежит безупречно. Полку поставлена задача: методом огневого вала обеспечить уничтожение живой силы противника и его огневых средств. Поэтому я настоятельно прошу работников штаба, командиров подразделений особое внимание обратить на средства технического исполнения задачи: на топопривязку батарей и НП, на данные разведки, на подготовку огневых планшетов, на данные пристрелки, на расчеты переноса огня, на связь и прочее.
Совещание окончено, и я, не дожидаясь, пока все разойдутся, завалился спать на письменном столе прямо против амбразуры, выходившей на финскую сторону и загороженной лишь куском фанеры.
– Слушай, – говорит Федоров, – тебя там не прибьют в амбразуру-то? Ну как финны ночью по нам огонь откроют? Осколком задницу поцарапать могут. Что тогда?
– Отстань. Пошел к черту.
Мне было совершенно все равно в тот момент, что там будет! Мне нужно было только одно – выспаться!
10 июня 1944 года. Побудка в начале пятого. В низинах еще стоит густой туман. Холодно. Небо над головой опаловое, ясное. Значит, день обещает быть солнечным и теплым. Соколов жарит свои оладьи, и мы потихоньку готовимся к завтраку. Мимо нас на передовую идет вереница солдат с термосами за спиной – там, в пехоте, тоже готовятся к завтраку.
– Прошу всех к столу, – кричит улыбающийся Соколов, – оладушки поспели!
Едят все с аппетитом. Знают, что не скоро придется обедать. Гора пышных и ноздрястых оладьев исчезает моментально. Пьем чай. Едим овсянку с американской колбасой. О том, что будет, лучше не думать.
Артиллерийская обработка переднего края обороны противника рассчитана на два с половиной часа. После этого должна состояться атака пехоты, следующей за подвижным огневым валом артиллерии. Но как успешно пойдет атака? Глубина обороны первой полосы Карельского вала, по данным нашей разведки, от трех до пяти километров. И все эти тысячи метров вражеской территории нужно брать с боем. Предположим, огонь нашей артиллерии разрушит, подавит, прижмет к земле все способное к сопротивлению на ближайших рубежах. И это хорошо. Очень хорошо. А дальше? Что ждет нас там, на дальних рубежах? Лучше не думать! Что будет, то будет. Вспомнились мне тут и слова моей бабушки Оли: «На все есть Воля Божия!» Очевидно, это так. Но кому-то ведь суждено сегодня и убитым быть.
Вытянувшись на сухой траве бруствера, затягиваюсь хорошей папиросой «Северная Пальмира». Можно немного отдохнуть перед предстоящей беготней и сутолокой. Рядом со мной присаживается Шилов, ординарец командира полка:
– У тебя, лейтенант, слышал, часы встали… Купи! Продам! Недорого. Полторы «косых». Карманные… Сговоримся, а? – И Шилов сует мне небольшие карманные часики «СИМА» с черным циферблатом и золочеными стрелками с камушком. Скорее дамские, чем мужские. Откуда у Шилова такие часы? Спер где-то, не иначе. Но часы мне нужны, и я беру их у Шилова за полторы тысячи рублей.
Командир полка сидит у телефона и перезванивается по всем направлениям «верха» и «низа». Видно, что, несмотря на всю свою собранность и выдержанность, Шаблий все-таки волнуется. Разведчикам, кроме дежурного наблюдателя, делать нечего, и все они томятся ожиданием неизвестного, лежат на земле, смолят махорку, перебрасываются шуточками. Мальчишки-куряне, уже успевшие привыкнуть к передовой, в наступательной операции участвуют впервые.
Вот и без пяти минут «СРОК». Позвонили «сверху», от Михалкина:
– Доложите готовность!
По нисходящей линии телефонов прозвучал насыщенный металлическими нотками голос командира полка и Белоостровской группы прорыва майора Шаблия:
– Зарядить!
– Готово! – послышались ответные голоса в телефонных трубках.
– Готово! – доложил «наверх» майор Шаблий.
– Натянуть шнуры! – новая команда «сверху». – Внимание!
– Натянуть шнуры! Внимание! – продублирована команда «вниз».
И на всем более чем двадцатидвухкилометровом пространстве фронта 21-й армии все орудия, сколько их там ни было, были нацелены и заряжены.
