- Подготовим атаку, поднимем людей, пройдем немного - немцы нам по носу, - продолжал Шапошников, - Сильнейший пулеметный огонь. Люди четвертые сутки в снегу, и днем и ночью. Огневые средства противника не подавляются совершенно.
Полковник Гришин вспомнил цифры потерь в других полках за вчерашний день: у Фроленкова - сто убитых и сто сорок пять раненых, у Тарасова семьдесят убитых и сто восемьдесят раненых.
- Приказ остается прежним, - сказал он Шапошникову, - Ты же должен понимать: и на меня давят сверху! - глаза у Гришина сверкнули болью и обидой, он отвернулся, скрипнув зубами.
Политрук Андрей Александров после лечения в госпитале в свой полк вернулся в разгар боев. По дороге на фронт ему удалось заехать домой, поэтому на передовую он попал с хорошим настроением, свежий и энергичный. Политрук Иван Пилипенко, заменявший его на должности комсорга полка, как раз уехал на курсы, и Андрей вновь стал комсоргом.
Когда он пришел в батальон, которым после гибели Нагопетьяна командовал лейтенант Максимов, там готовились к бою. Наступление было назначено на 13 часов, но гитлеровцы, заметив, что советский батальон накапливается для атаки в ложбинке, начали сильнейший минометный обстрел. Только Андрей успел перекинуться с комбатом парой фраз, как его ранило осколком близко разорвавшейся мины.
- Ну вот, политрук, командуй теперь ты, раз здесь оказался, - Максимов, морщась, зажимал ладонью плечо, куда попал осколок.
- Санитары, быстро в санроту комбата! - крикнул Андрей и побежал в цепь. "Человек сто пятьдесят нас", - быстро прикинул он, оглядев ложбинку и поле, в котором залег батальон.
Гитлеровцы, не менее сотни, треща автоматами, быстро приближались, несмотря на глубокий снег.
Никакой проводной связи с ротами не было, и Александров лишь перебежками успел обойти участок обороны роты - метров триста-четыреста.
Первую атаку немцев они отбили довольно легко. Гитлеровцы отошли в овраг. Через полчаса они полезли снова, еще напористей. Отбили ее - через полчаса третья атака. И опять немцев поднялось не менее сотни.
Александров, переползая от одного бойца к другому, обходя убитых, успевал сказать кому слово, кому фразу, подбадривал, успевая и изредка стрелять по набегавшим фигуркам гитлеровцев.
В начале четвертой атаки он услышал с правого фланга: "Пулеметчика убило!". Перебравшись туда, Андрей быстро осмотрел пулемет - цел, лента есть. Второй номер был ранен, но помогать может. Немцы пристрелялись, пули стучали в двух шагах. Он быстро перенес пулемет левее за бугорок и открыл огонь.
Человек двадцать гитлеровцев, бежавшие на него метрах в двухстах, залегли от первой же длинной очереди. Еще очередь, еще - откатываются, но с десяток гитлеровцев не поднимутся больше никогда.
Кто-то из своих закричал с правого фланга, и Андрей, смахнув со лба пот, пригибаясь, потащил пулемет туда. Успел вовремя: пулеметчик на фланге был убит, против трех десятков немцев отстреливались из винтовок несколько наших бойцов.
Пулемет Александрова заработал сразу, лента шла хорошо. Гитлеровцы сначала залегли, отстреливаясь с места, а потом поодиночке начали отходить. Когда кончилась лента, Андрей огляделся по сторонам. Фигурки бойцов были видны везде, но кто из них жив - не поймешь. Впереди залегли группы гитлеровцев. Из оврага, где они укрылись, больше не стреляли. Тихо было и по сторонам.
Незаметно стемнело, поднялась поземка. С трудом разогнувшись, Андрей привстал из-за пулемета. Он ползком обошел участок обороны батальона. Из командиров рот остался один, мальчишка-лейтенант, из взводных - двое, такие же пацаны.
По ложбине ходили двое санитаров, отыскивая еще живых раненых.
Александров прикинул, что живых из всего батальона осталось не более сорока-пятидесяти человек. Он приказал пятерке бойцов сползать к убитым немцам и собрать их оружие, а сам пошел на НП батальона.
Двое связистов, только что вернувшихся с линии, проверяли слышимость.
- Связь есть? - устало спросил Александров.
- Есть, товарищ командир, - простуженным голосом ответил связист.
- Дай "первого".
- Кто там есть живой? - скоро услышал Андрей в трубке знакомый голос Фроленкова.
- Слушаю, товарищ первый, Александров.
- Андрей? Ты разве живой? - радостно закричал Фроленков. - А мы с Михеевым уже по сто граммов выпили за твой упокой. Немедленно ко мне! Знаю, что комбат ранен. Оставь за себя ротного. Трофеи взял? Молодец, неси сюда...
Штаб полка был в полутора километрах, и Андрей, с трудом переставляя ноги, пришел туда в полной темноте.
В блиндаже было темно и только здесь он почувствовал, как устал за этот день.
Вытряхнув из противогазной сумки на стол Фроленкову десять пистолетов, Андрей сказал:
- Автоматов еще штук двадцать, там оставил.
- Ты не кушал? Ну-ка по сто граммов, теперь за то, что ты живой.
На столе были банки с консервами, котелки, лежали ломти черного хлеба.
- Да я же не пью совсем..., - начал отказываться Александров.
- Михеев, как это ты своего комиссаренка до сих пор пить не выучил? рассмеялся Фроленков.
Андрей все же проглотил водку, пожевал тушенки с хлебом и, видя, что Фроленков и Михеев, заговорившись, не обращают на него никакого внимания, прилег в углу на полушубке.
- Да, каких людей теряем, понурив голову, говорил Фроленков, Нагопетьяна убили, Тарасов ранен, Рак Анатолий убит, Аверин - такой прекрасный человек - убит. Прокуратов ранен, Баранников убит. Геройский был человек, полюбил я его. Думали, и тебя, Андрей, убили. Игоря Максимова тоже жаль. Он ведь к нам как штрафной пришел, разжаловали его, за пустяшное, в общем-то, дело. Через три дня взвод принял, через неделю - роту, еще дней через пять - батальон. В штабе его хотел оставить...
Александров полежал немного и понял, что так раскиснет еще больше: только движения давали ему бодрость. Он встал и засобирался, чтобы идти.
- Куда ты? - удивленно спросил Михеев.
- В батальон пойду.
- Утром пополнение должно прийти, дождался бы.
- Нет, пойду сейчас.
Сидеть сейчас в теплом блиндаже, когда его бойцы коротают ночь в снегу, и даже костров разжигать нельзя, Андрей не мог.
- Пусть люди хотя бы на КП по очереди приходят греться, там же у вас есть, где приткнуться, - сказал Михеев.
На КП батальона в маленьком блиндаже у железной печки, сделанной из бочки, сидели и лежали, прижавшись, друг к другу, человек двадцать бойцов. Кто-то сильно храпел, стоял густой запах от сохнувших портянок и валенок.
- Охранение поставил? - Александров разбудил ротного. Он сидел на корточках у печки, без валенок.
- Конечно, сразу же. Тридцать пять осталось. Раненых всех собрали и вывезли на санях, сорок два человека.
