- Трепотня это, вредные разговорчики,- голос Левы повышался с каждым словом,- откуда вы это знаете?!
- Что, трепотня?! - запальчиво вскрикнул буфетчик, но вдруг неожиданно спокойно закончил:
- Эх, дорогой товарищ, если бы трепотня, а то ведь сущая правда. Бомбили города наши... По радио объявили...
Говорил он негромко, но слова его, казалось, оглушали нас, болью отдавались в сердцах: "Бомбили города наши..."
Все вдруг заторопились к машине. Скорее на завод, в коллектив, там, наверное, все прояснится...
В воскресенье 22 июня на совещание у директора завода многие из его участников не вызывались и не приглашались - пришли сами.
Директор сидел за своим столом и что-то горячо обсуждал с парторгом Мосаловым и начальником производства Белянским. Дверь в кабинет была открыта, и люди чередой заходили и садились на свободные стулья, становились вдоль стен, заполняли приемную, где дежурный по заводу непрерывно звонил по телефону - разыскивал по квартирам начальников цехов.
Вскоре после того, как по радио прозвучало обращение правительства, объявившее о вероломном нападении Германии на нашу страну, на завод со всех концов поселка потянулись люди. Была середина чудесного воскресного дня...
- Товарищи! - Директор поднялся со своего места и оглядел собравшихся.- Товарищи, война, об угрозе которой партия нас учила постоянно помнить, стала жестоким фактом. Для нас с вами, для нашего завода этот факт имеет особое значение.
Директор говорил короткими, резкими фразами. Его "одесский" акцент стал особенно заметен. Обычно несколько иронически настроенный, на этот раз он был серьезен и заметно взволнован.
- Каждый из нас должен понять, что война потребует много самолетов. От нас потребует. И мы должны дать эти самолеты, это оружие. Мы - арсенал армии. Каждый должен понять и объяснить своим подчиненным, что война идет не только там, где сейчас стреляют, но и у нас, здесь. Все мы уже на войне и должны действовать как на войне. Вот мы здесь подготовили небольшой приказ, суть которого в следующем. Переходим на работу в две удлиненные смены по 10 - 11 часов. Все отпуска отменяются. Кто находится в отпусках вызывайте. Планы цехам по выпуску машин будут пересмотрены - самолетов нужно гораздо больше того, что мы даем сейчас.- Директор сделал небольшую паузу, а затем, справившись с волнением, продолжил:
- И еще одно - вряд ли фашист оставит нас без внимания и даст спокойно выпускать боевые самолеты. Нужно в кратчайший срок подготовить завод к обороне. Прежде всего светомаскировка и в цехах, и в жилых домах. Это нужно каждому обеспечить и проверить лично, чтобы никаких нарушений!
- Николай Иванович, ты хочешь сказать? - директор обернулся к Мосалову. Тот кивнул головой, поднялся:
- Я хочу остановить ваше внимание, товарищи, на том месте в обращении правительства, где говорится о необходимости всем нам быть сплоченными, как никогда.- Голос Мосалова звучал неровно, парторг часто покашливал и расстегнул ворот рубахи, словно душивший его.- Это единство и сплоченность всего заводского коллектива должны обеспечить, реализовать мы с вами руководители, партийные и беспартийные большевики. Конечно, мы получим указания, что и как делать заводу. Но главное нам ясно и сегодня. Главное в том, чтобы быстрее разбить врага. Для нас это значит выпускать больше самолетов, не допускать перебоев в работе завода, охранять его, быть предельно зоркими...
В понедельник 23 июня в цехах и отделах завода прошли короткие митинги-собрания. На них зачитывался приказ о введении военного режима работы, разъяснялась главная задача: выпускать как можно больше самолетов.
Началась новая жизнь. Кроме значительного увеличения производственной нагрузки, война с первых же часов внесла в нашу жизнь ощущение непрерывной тревоги. Эта тревога не покидала каждого из нас нигде, чем бы он ни занимался. Война неумолимо катилась на восток. Я и мои товарищи, имея постоянное общение с представителями Военно-Воздушных Сил, считали себя в какой-то степени осведомленными в значительных возможностях наших ВВС. И тем болезненнее были наши переживания неудач начального периода войны. Обсуждая между собой создавшуюся обстановку, мы не находили объяснения недостаточной эффективности действий нашей авиации. В своих рассуждениях мы постоянно приходили к выводу, что задержать наступление фашистов можно. Для этого необходимо организовать ответные массовые налеты нашей авиации на Берлин и другие города Германии. Что это технически возможно, мы не сомневались.
Помнится, первое время я с надеждой встречал каждый следующий день, ожидая сообщений о фашистских промышленных объектах, буквально засыпанных нашими авиабомбами. Только много позже мне станет ясно, что такие рассуждения и вся наша домашняя "стратегия" была плодом неведения подлинного соотношения сил сражающихся сторон. В те дни ни я, ни мои товарищи по работе не могли знать, что в воздухе над нашей территорией ежедневно летают около пяти тысяч немецких самолетов. Они бомбардируют города, аэродромы, коммуникации, способствуя продвижению своих наземных войск. А многочисленные истребительная авиация и зенитные батареи противника крайне осложняют действия наших бомбардировщиков. Тогда мы не знали, что внезапно заполонившие огромную территорию нашей страны пять с половиной миллионов немецких солдат и офицеров прибыли на четырех тысячах танков и огромном числе автомобилей и мотоциклов. Они привезли с собой чуть ли не пятьдесят тысяч орудий и минометов. И все это стреляло, крушило, рвалось в глубь страны.
Что могли сделать мы, живя в глубоком тылу, в Воронеже, где требования светомаскировки и то поначалу казались пустой формальностью. Чем помочь своему народу в страшной беде?
Ответ был один - строить больше "илов".
Завод работал напряженно, непрерывно наращивая темпы выпуска самолетов.
Июнь 1941-го ознаменовался невиданным для нас итогом: сто пятьдесят девять самолетов-штурмовиков Ил-2 были построены заводом, облетаны и сданы воинским частям!
Ощущение своей необходимости и монолитной связи со всей страной, с армией постепенно вытесняло у каждого из нас чувство тревоги, временной растерянности, рожденное внезапностью нападения огромной, отмобилизованной фашистской армии.
* * *
На двенадцатый день войны, в четверг третьего июля, по радио выступил Сталин. В своей речи он довел до сведения всего советского народа основные положения директивы Центрального Комитета ВКП(б) и Совнаркома, выпущенной 29 июня 1941 года.
Сталин открыто подчеркнул особую опасность, нависшую над страной, над каждым ее жителем. Помнится, что на меня наиболее сильное впечатление в его выступлении произвел призыв к созданию народного ополчения, к всемерной помощи Красной Армии.
