Так вот, о Польше… Вообще эта страна останется в памяти навсегда, как первый поцелуй или первая свадьба. Пусть не самая заграничная "заграница", но зато первая.
Поселили нас сначала в гостинице "дом клопа" (на самом деле — "Дом хлопа", то есть дом колхозника), но на торжественном "чае" в нашем посольстве пришлось пожаловаться на неуважение к заслуженному ансамблю, и на следующий день мы въехали в шикарную гостиницу "Форум" с барами и рестораном, где по слухам вечерами происходил (прости господи) стриптиз.
Наконец, бросив чемодан и побрившись с горячей водой, я вышел в город.
Варшава. На каждом углу висят прозрачные ящики для пожертвований на ремонт и благоустройство города, кстати полные денег. Идет оживленная торговля всем, чем ни попадя, бойкие поляки останавливаются прямо на проезжей части, чтобы обсудить последнее выступление Леха Валенсы.
Обилие машин — в основном иномарок, обилие людей — в основном иностранцев. Только на третий день до нас дошло, что мы сами — иностранцы, и, проезжая по улицам на нашем автобусе, свежеиспеченные паны Зайцев, Макаревич и Капитановский уже смело орали из окна проходившим девушкам:
— Эй, красавицы! Идите к нам, к иностранцам!
Кто-то из наших сказал, копируя расхожий газетный штамп: "- типично польский пейзаж".
Было тепло, настроение хорошее, хотелось со всеми общаться.
Я еще в Москве подготовил несколько ловких ответов, могущих сбить с толку самого каверзного поляка, но ни о Буденном, ни о моем разводе никто так и не спросил.
Итак, мы были участниками фестиваля "альтернативной" музыки. Фестиваль назывался "Морковка-86", и устроители любезно пригласили группу из Союза. Только вот в компетентных органах никто точно не знал, что такое "альтернативная музыка", поэтому, чтобы не ударить в грязь лицом, решили все-таки послать "Машину времени".
Мы честно решили доказать всему миру, что можем составить альтернативу любой музыке, но позже эта уверенность была несколько поколеблена другими участниками фестиваля, находящими удовлетворение своих музыкальных амбиций в молчании перед микрофоном, в шуршании бумагой и в показывании голого зада.
Фестиваль проходил в огромном обветшавшем зале довоенной постройки, и первое, что обратило внимание при входе — это буквально сбивающий с ног запах анаши, которую покуривали сидящие на полу и на трибунах зрители.
Наше участие было запланировано на третий день; и два первых дня мы знакомились с искрометным искусством других участников из Канады, США, Бельгии и т. д.
Выходит на сцену человек с собакой и 20 минут "альтернативно" молчит или двое молодых людей из Бельгии бродят по сцене, заваленной обоями, постукивают в барабан и раздеваются до пояса снизу.
Может быть все это интересно и здорово, но уж больно непонятно, и мы, воспитанные на Кобзоне и Тухманове, несколько приуныли — что же показать?
Кутиков со свойственной ему прямотой требовал бросить жребий, кому показать полякам голую задницу, чтобы утереть нос всяким там зарвавшимся бельгийцам и канадцам, но благоразумный Андрей предложил ограничиться песнями.
И что самое интересное: зрители, измученные двухдневным шуршанием и молчанием, благосклонно выслушали "старый, добрый поворот", так что особенно шуршать и не пришлось.
БОЛГАРИЯ
На протяжении уже нескольких лет, как призрак мечты в тумане будущего, всплывала поездка в Америку.
Но, как и Ясону, для того чтобы добыть золотое руно, так и "Машине" для поездки в Штаты, по мнению начальства, нужно было совершить несколько подвигов.
Одним из этих подвигов была очень тяжелая поездка по Болгарии, а так как уже давно над группой дамокловым мечом висели гастроли в Афганистане, то мы и этому были роды.
Ничего особенно страшного в "Афганистане" не было, но очень не хотелось исполнять роль колхозной бригады.
Одни знакомые артисты, побывавшие том, рассказывали, что их привезли в поле при полном отсутствии электроэнергии и потребовали срочно "ставить концерт", а на робкие возражения, что гитары-то электрические, полковник (наверное, родной брат Рэкса) приказал сыграть "как-нибудь так".
Концерт им, конечно, пришлось отложить, но если бы мы попали в такую ситуацию, как-нибудь бы выкрутились. В крайнем случае Директор бы сляпал из подручных средств небольшую электростанцию.
В свое время моя двоюродная сестра, с которой мы вместе росли, вышла замуж за своего сокурсника по Ленинградскому политехническому институту — болгарина. И хотя, как известно, курица — не птица и т. д., у ее отца, морского офицера, были большие неприятности по службе.
С сестрой мы переписывались, и я узнавал о всяких подорожаниях и изменениях в нашей стране примерно за шесть месяцев до фактических событий, т. к. варианты сначала испытывались на Болгарии.
Самым популярным болгарским анекдотом того времени был такой: Тодор Живков на вопрос о том, зачем он в жаркую, солнечную погоду взял с собой зонт, ответил: "В Москве обещали дожди".
Болгарский маршрут был составлен настолько плотно, что свободное время отсутствовало начисто. За 14 дней — 13 городов. Но самое главное — мы везли с собой всю нашу многотонную аппаратуру, и, как всегда, из-за обычной экономии наша техническая группа, обслуживающая "аппарат", поехать не смогла.
Первые дни по старой "андеграундовой" привычке мы все набрасывались на погрузку-разгрузку, но очень скоро выяснилось, что у музыкантов после тяжестей дрожат руки и, конечно, пришлось их освободить.
В очередной роз пример трудового героизма показал Директор, который наплевал на московские связи, и, закатав стодолларовые брюки, с песнями ворочал двухсоткилограммовые колонки. Уже в Москве, похлопывая себя чуть выше ремня, он поделился, что похудел на 8 кг (я думаю, на два).
Я тоже быстро втянулся, что говорит о хорошей приспособляемости человека, и развлекал потом друзей тем, что разгибал подковы и рвал в клочья металлические рубли.
Распорядок дня был примерно такой:
9.00 — подъем и выезд в следующий город (200–400 км).
С 14 до 18 часов — разгрузка, распаковка, установка и настройка аппаратуры и инструментов.
С 18 до 21 (плюс-минус час) — концерт.
Далее — разборка, упаковка и погрузка.
Около полуночи — освежающий сон в местной гостинице.
В Болгарии "Машина" была уже довольно известна, некоторые песни стали шлягерами, и на первом концерте в Софии был переаншлаг.
Почти все концертные площадки были открытыми, а надо сказать, что я, лично, страшно не люблю работать на открытом воздухе, во-первых, потому, что постоянно не хватает мощности, чтобы хорошо озвучить большое пространство, а во-вторых, потому, что у нас с природой сложилась недобрая традиция — почти всегда идет дождь.
