– О господи, даже на корте нет от них покоя, ведь святое место было, куда им вход был запрещен, а ты обласкал их, пригласил, чуть не испортил мне игру, уж не говоря о настроении...
– Нет, Витя, ты не прав, посмотри, какие они несчастные, ты видел, как они возвращались с корта, бедные, одинокие, несчастные, угар литературный прошел, признания нет, друзей нет, и ничего в жизни им не светит, пожалеть их надо, обласкать.
– Жалко-то жалко их, но зачем ей литературой заниматься, жили бы как все люди.
И когда мы подходили к площадке напротив столовой, Олег призывно воздел к небу руки, как только на набережной показались генералы. И от уныния у них не осталось и следа. Она повеселела и тут же предложила зайти к ним поиграть в карты. Они пошли готовиться к игре, а мы пошли ужинать. Я и не собирался идти, хотел побольше написать тебе о нашем житье-бытье, но Виктор Лихоносов запротестовал. Ольга Борисовна на вечер дала ему машинку, и он хотел пописать на ней.
– Ну хоть часок поиграй, дай мне поработать, плохо вижу, когда написано от руки. Мне надо посмотреть, как это выглядит перепечатанным. А через часик я сменю тебя. Точно.
Делать нечего, пошли. Проиграли час, а Лихоносика все нет. Но уж терпения не осталось выслушивать ее причитания, видеть ее судорожные движения, которыми она ловко закрывает карты, особенно когда мухлюет. Я-то не замечал, а Олег мне только что признался, что раза два она покрыла не так, а потом раза два сбросила шестерки, которые она складывает рядом на столе, будто для захода будущего, в колоду «битых» карт. Ну что, придется следить за ней.
А в десять часов, когда начался хоккей, они снова сидели у Олега на этот раз и предлагали, пока не начался матч, поиграть в карты. Так провалился план Олега. А план заключался в том, чтобы с ними поиграть до хоккея с тем, чтобы они остались довольными дома, но не тут-то было. Весь вечер с ее стороны раздавались протяжные, крикливые возгласы:
– Ой-ой, что они делают. Ну-ну, господи, Петя не мешай мне. Ты ничего не понимаешь. Это же игра на весь мир. Это ж наш престиж.
– Коша, – говорил генерал, – не волнуйся, опять ночь не будешь спать.
– Как не волнуйся? Тут такое творится.
Так что, сама понимаешь, сегодня, когда я доканчиваю письмо, мы с Олегом крепко пропесочили ее: так сорвался план пожалеть их.
Все нормально, целую всех вас.
3 мая 1977 года».
«Здравствуйте, мои милые и дорогие!
Вчера послал я вам письмишко, а сегодня почувствовал, что ничего так о себе и не рассказал. Может создасться у вас впечатление, что мы только играем в карты да в теннис. На самом же деле не так: вчера же я написал рецензию в семь страниц, прочитал страниц 300 рукописи, а сегодня снова сижу и работаю. Так что с утра до пяти оба работаем, а потом он заходит и делится своими замыслами. Как писать роман дальше? Что главное в нем? Здорово мучается наш молодой романист. Он дал почитать страниц шестьдесят своей рукописи Лихоносову. Тот прочитал страниц пятьдесят и говорит:
– Ты понимаешь, все хорошо, но с композицией у тебя не все в порядке. Ты хотел по-катаевски сначала, а потом перешел на пушкинскую традицию, когда все цепляется одно за другое.
– Я хотел, чтобы логически вытекало одно из другого.
– Нам же не важно, что ты думал, когда писал, ты же не будешь каждому читателю объяснять, как ты хотел логически развить события и образы, он ведь только читатель. Разорвано получается, ты покажи это.
И вот уже второй день Олег после этого разговора с благодарностью говорит о Лихоносове.
– Как он мне помог. Я и сам все думал об этом, но не знал, что с этими эпизодами делать, а сейчас так все стало ясно. Все мои герои жили как-то обособленно, а сейчас я ввожу письмо Аллы, которое она мне написала в Грузию. Я только что вступил в Союз писателей, поехал в первую командировку, задержался там, там же и получил ее письмо. Трогательное письмо, но тогда я ничего не понимал. Теперь мне яснее стало, что надо добавить и про семью моего героя. Сколько моя мама доставляла Алле хлопот, как она ревновала своего «задрипона» (так Олег величал своего отчима. – В. П.) ко всем женщинам, в том числе и к Алле. Представь себе, она часами ходила по маршруту задрипона и вымеряла, сколько ему понадобится времени от магазина до дома, сколько от рынка до дома. И если на несколько минут опаздывает, то устраивала ему такие концерты, что мороз по коже продирает даже сейчас. А однажды, смешно сказать, поливала кипятком лифт, заподозрив, что он возвращается с какой-то женщиной. Каково же было ей, когда она увидела ошпаренного задрипона с каким-то полковником, отставником, конечно.
Вот так, Галина Ивановна, и живем. У меня пока дела крутятся только вокруг рецензий: ведь их было шесть, сейчас поменьше, думаю раскидать их за три дня, может, за пять, а потом начать «воениздатовской» книжкой заниматься. Попробовал я заниматься этим с самого начала, ничего не получилось, ни одной мысли не приходило, так выхолостила меня зима. (Борьба за квартиру.)
Намеревался я тебе писать каждый день, передавать все наши разговоры, бывают очень интересные, но тогда, я почувствовал, я ничего больше не напишу.
Галя! Олегу очень понравился мой массажер. Он будет в Москве числа десятого. При случае не могла ли бы ты купить ему и Лихоносову, они не хотят отставать от меня, уж очень я нахваливаю его воздействие, Олег считает, что поэтому-то я у него и выигрываю.
Все время вспоминаю прошлый год. Как я был тогда счастлив от возможности нашей поехать вместе, сейчас все время думаю об этом, всегда будем вместе ездить. Так хочется, мамуля, особенно утром, чтобы мы были вместе.
Ребятам, моим милым мальчикам, завтра напишу, кажется, мне что-то интересное приснится.
Целую, целую, целую...
Ваш повелитель и слуга Виктор Петелин.
Мама! Все у меня в порядке, чувствую себя нормально, хоть давление, как Клава сказала, еще не совсем в норме. Ну ничего. Целую тебя, всем нашим приветы и поклоны.
4 мая 1977 года».
«Здравствуйте, мои дорогие мальчики!
Поразительный случай произошел вчера. Сижу я за своим письменным столом и работаю. Чувствую, что устал. Встал, прошелся по комнате, взмахнул несколько раз руками, но усталость не проходила, тогда я взял лежавшую на столе конфетку и съел. Откуда она, эта конфетка, подумал я. У меня таких не было: в яркой блестящей обертке лежит маленькая горошинка. Но и на этот раз усталость не проходила. Тогда я прилег на кровать и начал думать о том, как здесь оказалась эта конфетка. Странно, думал я, я же ничего не покупал, дядя Олег тоже ничего не приносил сюда. Откуда же она взялась?
– Это мы ее тебе принесли и подкинули, чтобы ты ее съел и поговорил с нами.
