Вспомним этих солдат-писателей, которые во времена Л.И. Брежнева курили ему фимиам, восторгались каждым его решением, каждым его выступлением, каждой его книгой, написанной другими. А что осталось сейчас от этих выступлений солдат-писателей? На глазах этих видных писателей, которые бывали на самых высоких этажах Власти, творилось невероятное разложение общества, перерождение партийных и хозяйственных кадров, процветало попустительство, беззаконие, творилась чудовищная и чуть ли не повсеместная несправедливость, а они, как солдаты, подчинялись растленным командирам от литературы и искусства...
Об этом много говорилось на XXVII съезде партии и после него, в газетах, журналах, книгах. Так что не буду распространяться на эту тему. Но я заговорил здесь об этом только потому, что мы уже не вправе забывать об этих явлениях прошлого, когда рассматриваем деятельность того или иного писателя, художника, словом, творческого работника.
Но для Ю. Карасева словно и не было XXVII съезда партии, он благодушно пишет о Грибачеве в панегирических тонах. «Меня покоробило замечание о прямолинейности поэзии Н. Грибачева. Да, она у него – без идейных зигзагов и политической клубнички. И без искривлений линии партии» (с. 2); «Идейная же позиция писателя всегда оставалась и до сих пор остается предельно последовательной и твердой. Ни при каких обстоятельствах он не шел ни на какие компромиссы с собственной совестью и приманчивой «конъюнктурой», не шарахался из одной крайности в другую, не заигрывал в спекулятивных целях с чуждыми нашему народу, всем традициям нашей литературы идеологическими, литературными теченьицами, подобными мутным ручейкам, которые мнят себя притоками бурной реки, ни на шаг не отступал от принципов высокой идейности, партийности и народности в искусстве» (с. 12); «Николай Грибачев из тех, кто не роняет, а крепко, на изготовку держит свой автомат, кто не поступается ни своим идейным кредо, ни гражданской честью, ни творческой совестью. Он не только ни разу не свернул в сторону от генеральной магистрали советского искусства, но в борьбе с чуждой нам идеологией, чуждыми веяними всегда был в первых рядах атакующих» (с. 15); «Путь Н. Грибачева прямой – и ему незачем было менять свою точку зрения на то или иное событие, явление, историческую веху, не от чего было отрекаться в прошлом, нечего было вычеркивать в своем творчестве» (с. 18)...
Прав ли Ю. Карасев? И если прав, то хорош ли Н. Грибачев как художник?
Все эти вопросы не так уж просты, как может показаться на первый взгляд.
Давайте разберемся в некоторых рассуждениях критика и его оценках творческого пути поэта, публициста, прозаика.
Н. Грибачев – прямой, «на изготовку держит свой автомат», «ему незачем было менять свой точку зрения...».
Автор книги о Грибачеве оказывает медвежью услугу, высказываясь таким образом.
Но, во-первых, это неправда, что Грибачев не менял свои точки зрения. Он прожил большую жизнь, на его веку партии, ЦК КПСС, нашему обществу приходилось менять свою точку зрения по коренным вопросам нашего бытия. И было бы совсем уж плохо, если б мы не меняли свои точки зрения. Мы бы закоснели в предрассудках Хрущева и Брежнева, не говоря уж о сталинском времени... Грибачев тоже менял свои точки зрения, как и все солдаты-писатели. Только сказать об этом необходимо не как об ошибках, а как о противоречиях развивающегося общества, как о противоречиях развивающегося сознания и узнавания самих себя в процессе роста, развития, преодоления противоречий.
Так что Ю. Карасеву не удалось показать эти естественные противоречия духовного развития Грибачева в так называемых «Штрихах портрета», то есть во вступительной главе книги. Однотонный, «розовый» портрет Н. Грибачева сейчас не воспринимается.
Н. Грибачев – глубже, противоречивее, сложнее, а значит, и интереснее, чем это удалось показать Ю. Карасеву.
В главе «Истоки» автор рассказывает о первых шагах в жизни Н. Грибачева, обильно цитирует самого писателя по принципу: «Но предоставляю слово опять Н. Грибачеву, – все равно лучше не скажешь» (с. 29).
Так от самого Грибачева и узнаем о матери, об отце, о том, как научился читать, как прочитал трехтомник Гоголя...
Страница за страницей читаю эту рукопись и не могу не подивиться одной ее особенности: чуть ли не на каждой странице автор цитирует стихи Н. Грибачева, цитирует широко, привольно, так, что стихи Н. Грибачева в книге о нем занимают чуть ли не добрую треть объема, а может, и поболее. Стихи разные: есть и хорошие, а есть... так себе.
Но автор одинаково щедр на комплименты: «Несмотря на серьезные недостатки и отношение к поэме самого Н. Грибачева, ее можно зачислить в творческий актив поэта» – так Ю. Карасев оценивает поэму «Конец рода».
Подробно рассказывает автор монографии о довоенном творчестве Н. Грибачева, щедро цитирует его стихи, комментирует их, еще и еще раз пересказывая их содержание. И вот вывод: «Год от года росло, крепло профессиональное мастерство Н. Грибачева. Он шел в своем творчестве от усложненности формы и вместе с тем схематизма (?!) к большей простоте и, как бы это сказать, внятности, к большей глубине, многомерности образов...» (с. 50).
Автор монографии ничего не сказал о том, что Н. Грибачев в то время, как и вся в сущности поэзия молодых, был поражен недугом вульгарного социологизма и схематизма. Не избежали этой болезни и талантливые поэты, такие, как Н. Грибачев. Но Ю. Карасеву нужна схема роста поэтического мастерства, а поэтому и не возникает на страницах его книги серьезного и глубокого разговора о действительном поэтическом и гражданском росте Н. Грибачева, а возникает упрощение, возникает что-то вроде схемы...
Несколько получше написана глава «Боевой командир», приведены факты биографии Н. Грибачева на войне, ну и в этой главе чувствуется перенасыщенность цитатами: «Стих Н. Грибачева по-прежнему густообразен, многокрасочен, насыщен метафорами, точными и неожиданными сравнениями» (с. 75), а после этих комплиментов идут страницы стихотворных цитат. И монография о Грибачеве скорее напоминает мне нечто вроде путеводителя по собранию его сочинений.
«Послевоенное время оказалось для Грибачева периодом обильно плодотворного писательского труда» (с. 77).
И полное восхищение публицистикой Н. Грибачева... Вольно или невольно Ю. Карасев «выпрямляет» сложный путь Н. Грибачева в это время.
«Выпрямление» творческого пути Н. Грибачева особенно проявляется тогда, когда автор анализирует поэму «Колхоз «Большевик» и сопоставляет ее с романом П. Проскурина «Судьба»: «Если поэма Н. Грибачева выдержана в мажорной тональности, и поэт восславил подвижнический труд своих земляков, постарался передать радости труда, радость возобновления мирной жизни, то в деревне на страницах романа «Судьба» – полный разор и развал, нищета и убожество, да к тому же беспросветность и дремучая безысходность, причем создается такое впечатление, будто во всем этом виновато не только фашистское нашествие» (с. 109).
