— И что же мне делать? — ошеломленно спрашиваю я. — Оно такое… личное.
Кэт задумчиво смотрит куда-то вдаль:
— Как думаешь, они когда-нибудь встретились снова? Вернулся ли он за ней?
Я тоже даю волю воображению: это письмо такое искреннее и трогательное, что мне кажется, будто мы не имеем права вторгаться в личную жизнь этих людей. Это все равно что прочесть чей-нибудь дневник — ты знаешь, что не должен этого делать, но попросту не можешь удержаться.
— Боже, какими же романтичными были раньше люди, — продолжает Кэт. — Как в кино. А в наше время самый романтичный поступок, которого можно ждать от мужчины, — это чтобы он тебе пульт от телевизора подал.
Я не могу сдержать смех — ведь она права. Есть что-то старомодное в подобном проявлении чувств — должно быть, романтика и вправду умерла, во всяком случае, со мной ничего такого в жизни не случалось.
— О чем думаешь? — многозначительно смотрит на меня Кэт.
— В смысле? — Я сразу понимаю, к чему она клонит.
— Ты никогда не умела скрывать свои эмоции, Коко Суон. У тебя вечно все на лице написано! Теперь ты чувствуешь себя еще более виноватой?
Я смотрю на нее, потом снова на сумочку, которую держу в руках.
— Наверное, — соглашаюсь я.
— Послушай, тот факт, что ты нашла это письмо, еще не означает, что ты не можешь оставить себе сумочку. Это вообще не имеет никакого значения!
Я киваю, но на душе у меня скребут кошки. А что, если в том, что я нашла сумочку — а вместе с ней и письмо, — есть какой-то сакральный смысл? Что, если я даже представить себе не могу, куда приведет меня эта находка?
На следующее утро Рут усаживается напротив меня за прилавком. Перед нами лежит письмо, которое я обнаружила в сумочке. Вечером, когда мы с Кэт разошлись, я помчалась домой, сгорая от желания рассказать обо всем Рут, но дома меня ждала только записка, в которой было сказано, что дома моя бабушка ночевать сегодня не будет и что ее телефон останется включенным на случай, если она мне понадобится. Больше никаких объяснений — догадываюсь, что она осталась у Карла, чтобы… ну, не важно, чем они там собираются заниматься. Я все же сдержалась и не стала звонить ей сразу, в ту же минуту, чтобы потребовать немедленного ее возвращения, так что о находке рассказала уже позднее.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спрашиваю я ее, делая глоток чая из любимой старинной чашки кремового цвета, украшенной оригинальным орнаментом из розочек.
— Знаешь, я все еще не могу поверить, что это происходит с нами на самом деле, — признается она.
— Согласна! Это какое-то безумие. Сначала я нахожу эту сумочку на дне коробки с хламом — а теперь это… В голове не укладывается.
— Должна сказать, такого на моей памяти еще не случалось — за все те долгие годы, что я работаю в этом бизнесе, — качает головой Рут. — Да, находили всякое: старые фотографии, интригующие записи на полях книг, заставлявшие задуматься. Помню, однажды я даже нашла драгоценную бриллиантовую сережку — одну, без пары — в кармане старого мехового пальто, купленного для перепродажи. Но это… совсем другое дело.
— Интересно, почему ему пришлось оставить ее, — задумчиво говорю я. — В 1956 году где-нибудь воевали? Может, он был солдатом и ему пришлось отправиться за море на поле боя.
— Как раз назревал Суэцкий кризис, так что это вполне возможно, — вспоминает Рут. — Думаю, правды нам никогда не узнать…
— Она хранила письмо в сумочке все это время… Должно быть, она сильно его любила, — продолжаю я.
Мы обе растерянно умолкаем — но в воздухе повисли вопросы, оставшиеся без ответа. Что мне делать со всеми этими вещами? Можно ли мне просто оставить себе сумочку, постаравшись забыть о том, что я нашла в ее потайном кармашке? Не будет ли это аморальным? Почему-то я снова вспоминаю о маме. Что бы сделала она на моем месте? Для нее сумочка от «Шанель» стала бы мечтой, воплотившейся в жизнь. Я практически слышу ее голос в своей голове, слышу, как она обещает купить мне когда-нибудь такую сумку. Глупо ведь думать, что это она послала мне такой щедрый подарок. И уж совсем нелепо полагать, что сумочка — своего рода послание от мамы.
— Я действительно очень странно чувствую себя из-за всей этой истории, — признаюсь я в конце концов.
— Ну разумеется, милая, — успокаивает меня Рут. — Вполне естественно, что ты растеряна, у тебя возникает масса вопросов — сначала ты находишь сумочку, теперь еще и это письмо… Ситуация не из легких.
— Как думаешь, что мне делать? — спрашиваю я.
— А что ты сама думаешь по этому поводу?
— Я должна попытаться найти владелицу сумочки и вернуть ее.
Эти слова сорвались с моих губ прежде, чем мозг успел осмыслить сказанное. Я должна найти владелицу сумочки. Понятия не имею, как ее вещь попала в коробку с позабытым всеми хламом, но уверена: это произошло по ошибке. Ее вообще выставили на аукцион по ошибке. Теперь, когда я нашла такое личное и трогательное письмо в кармашке, я не могу поступить иначе. Для этой женщины оно значило очень много, раз она носила драгоценный листок бумаги в сумочке десятилетиями. Игнорировать этот факт — попросту жестоко. Если мама и пыталась таким образом что-то сказать мне, то мне не очень-то понятно, что именно. Но — возможно — если я найду владелицу этой сумочки, я найду и ответы на все эти вопросы. Звучит нелогично, но я уверена, что в моей теории есть разумное зерно.
— Умница моя, — улыбается Рут.
— Думаешь, я приняла правильное решение? — спрашиваю я.
— Думаю, да, Коко. Слушайся своей интуиции. Нам только это и остается. Хотела бы я тоже последовать собственному совету… — хмурится она и смотрит куда-то в сторону.
— О чем ты?
— Мне часто кажется, что я должна была уговорить твоего дедушку обратиться к врачу раньше, я ведь нутром чуяла, что с ним что-то не так… И тогда он бы не…
— Глупости, ты не должна винить себя в том, что дедушка заболел.
Она улыбается мне, но я вижу в ее глазах тщательно скрываемую боль и сожаление.
— Знаю. Просто хотела сказать, что, если будешь слушать свое сердце, никогда не ошибешься. К тому же ты не сможешь со спокойной душой оставить себе эту сумочку после истории с письмом. Возьмешь ее себе — возьмешь на себя и чувство вины. А тебе оно ни к чему.
— Я бы могла научиться жить с ним, — улыбаюсь я ей в ответ. Мысль о том, что сумочка вернется к прежней своей владелице, разбивает мне сердце.
— Ой, сомневаюсь, милая моя.
— Как бы мне хотелось родиться без гена, что отвечает за совесть, — вздыхаю я. — Маме он явно не достался, так от кого же я его унаследовала?
