Некоторое время спустя я добираюсь до аукционного дома Мэлоуни и рассказываю свою историю Хьюго. Как мы и предполагали, особого восторга он не испытал.
— Вы нашли в этих коробках сумочку от «Шанель»? — восклицает он, раскрыв рот от изумления. — Да как так?
Он приходит в бешенство, как мы и думали. Зная то, что ему известно теперь, он бы наверняка отправил сумку на оценку какому-нибудь специалисту из Дублина — а то и из самого Лондона.
— Просто тебе не повезло, Хьюго, — пытаюсь успокоить его я, чувствуя себя крайне неловко. Едва ли он решил, что я намеренно пришла его подразнить своей находкой, но я почему-то никак не могу избавиться от ощущения, что в чем-то перед ним виновата.
— А вы уверены, что она настоящая? — спрашивает он, даже не пытаясь скрыть раздражение в голосе. Я вижу, как от досады у него краснеет шея, а багровый румянец заливает пухлые щеки.
— Разумеется, нет никаких сомнений, — признаюсь я.
— Да какого черта, ушам своим не верю! Даниель! Даниель, ну-ка поди сюда!
На его вопли из кабинета выплывает молоденькая девушка, и, следует признать, она явно не спешит. Это же та самая моя знакомая, от которой я так долго не могла получить табличку перед торгами в тот самый день; которая сказала мне, что я совсем не похожа на Коко Шанель. Сегодня она собрала волосы высоко на затылке, в ее прическе царит художественный беспорядок, и хотя все выглядит так, будто она вовсе не расчесывалась, уверена, на укладку у девушки ушла целая вечность. Она одета в мешковатый иссиня-черный джемпер, ее тощие ноги обтягивают леггинсы с ацтекскими узорами, а завершают все это великолепие совсем не фирменные неряшливые угги.
— Вы меня звали? — спрашивает она с таким же скучающим выражением на лице, каким запомнилась мне в день аукциона.
— Да, черт возьми, звал. — Кровь прилила к его щекам, ноздри раздуваются от ярости. — Ты все коробки просматривала перед аукционом, как я тебе велел?
Она невозмутимо смотрит на него и отвечает:
— Какие еще коробки?
Он глубоко дышит, пытаясь успокоиться, и с трудом перебарывает в себе желание схватить негодяйку за ухо.
— Коробки, которые ушли с молотка вместе с мраморным столиком для умывальных принадлежностей.
— Да, я в них заглядывала, — уклончиво отвечает девушка.
— В таком случае, каким загадочным образом, ответь мне, бога ради, ты не увидела вот этого?
Он жестом указывает на сумочку, которую я держу в руках, и настает черед девушки удивляться.
— Она настоящая? — шепчет она с круглыми от удивления глазами.
Несмотря на ее внешний вид, девушка явно следит за модой, потому что тут же узнает принесенную мною вещицу. Думаю, она из тех барышень, которые готовы всю зарплату выложить за туфли от Лубутена, а потом ждать весь месяц следующей получки, затянув пояс потуже.
— Да, черт возьми, самая что ни на есть настоящая, — кричит он. — А знаешь, что бы случилось, найди ты ее вовремя и покажи мне?
Девушка затравленно смотрит на меня, потом на него, потом снова на меня, но не может выговорить ни слова.
— Молчишь? Так я сам тебе отвечу! Я бы ее продал! И за огромные деньги бы продал, спасибо тебе огромное!
— Простите, мне очень жаль, — бормочет она, по-прежнему не сводя глаз с сумочки.
— Еще бы тебе не было жаль, — резко отвечает он. — Чтобы такое никогда больше не повторялось!
— Но вы ведь должны ее нам вернуть? — спрашивает она меня. Мысли девушки буквально написаны у нее на лице — она явно подумывает наложить на «Шанель» руки, если я все же верну сумочку Хьюго.
— Черта с два она должна! — рычит Хьюго. — Она ее купила честно, без обмана, благодаря некоторым!
— О, ясно…
Девушка исчезает за дверью, и аукционист тяжело вздыхает.
— Боже, она безнадежна. Совершенно бестолковая девица. Это моя племянница, она понятия не имеет, чем мы тут занимаемся, — в отчаянии качает головой он.
— Может, еще научится, — говорю я.
— Сильно в этом сомневаюсь. Ее мать точно такая же — просто ходячая неприятность. Но это уже другая история, — снова вздыхает он и показывает на сумочку. — Так что же, ты хочешь узнать, кому она принадлежит?
— Да.
— А зачем тебе это?
— Что именно? — смущенно смотрю я на него.
— Зачем тебе знать, кто ее хозяин? Ты же честно купила ее на аукционе, как бы ни тяжело мне было это признавать. Мне действительно не повезло, как ты говоришь. Какая тебе разница, кому она принадлежала раньше? Какой тебе с этого прок?
— Хьюго, она ведь явно попала к тебе по ошибке, — объясняю я.
— И что? Только не говори, что хочешь ее вернуть! Ты совсем с ума сошла?
— Мне кажется неправильным вот так просто оставить ее себе, — отвечаю я. Я еще не решила, стоит ли упоминать в разговоре с ним найденное мной письмо. Это все же очень личное — я бы вообще не хотела о нем никому рассказывать.
— В нашем деле нельзя быть такой мягкотелой, Коко, ты ведь сама это знаешь, — нетерпеливо поясняет он. — Либо ты станешь смелее, либо об тебя вытрут ноги. Бери пример с меня.
— А что ты?
— Если люди понимают, что ты тряпка, они пытаются на тебе нажиться. Такова человеческая природа. Именно поэтому я никогда никому не уступаю — ни на йоту.
— Но, Хьюго, кто-то может искать эту сумку, ее не должно было быть в моей коробке, мы ведь с тобой это отлично понимаем. Я бы не хотела оставлять ее себе — плохая карма.
— Брось, — качает он головой. — Никто ее не ищет.
— А ты откуда знаешь?
— Оттуда. Милая старушка, которой принадлежала эта сумочка, уже на небесах. Отошла в мир иной пару месяцев назад, насколько я знаю.
— Господи… — Мне вдруг становится дурно. Владелица этой сумочки мертва — такого я совсем не ожидала.
— Именно так. Как же ее звали… — Хьюго морщит лоб, пытаясь вспомнить имя женщины. — Кажется, Тэтти или что-то в этом роде.
Тэтти. Вот как ее звали. Я пытаюсь представить ее себе. Где она жила? Как выглядела? Встретилась ли она снова со своим любимым мужчиной, написавшим ей такое трогательное письмо?
— Она явно была состоятельной дамой, но семьи у нее не было, — продолжает Хьюго. — Дермот Браун распродал все ее имущество — старый хрыч, умеет наживаться на людях.
— А кто это — Дермот Браун? — спрашиваю я.
— Этот хлыщ из города, ее адвокат. Вор и ублюдок. Всем разболтал, какую комиссию я беру. Господи, что за бизнес… Должен же существовать заработок полегче, — снова тяжело вздыхает он.
Я никогда не слышала о Дермоте Брауне, но Хьюго он явно чем-то насолил.
— Так что же, у нее совсем никого не было?
— Если верить ему — совсем никого. Разумеется, все сколько-нибудь стоящее он перепродал в Дублине, нам остался лишь хлам, то, от чего серьезные покупатели нос воротили.
