Мы снова умолкаем, понимая, насколько я права, говоря так о маме. Она не верила в чувство вины. Моя мама всегда была независимой, ее не тяготили все эти социальные условности. Именно поэтому, узнав о том, что носит под сердцем ребенка, она без тени смущения вернулась в свой родной городок.
Рут рассказывала, что в один прекрасный день она появилась у них на пороге с огромным животом и чемоданом в руке. Мама пропадала где-то целых полгода. Рут с дедушкой дар речи потеряли, конечно, потому что она ни слова не говорила им о своем положении. А потом о ней стал сплетничать весь город, но ее это совершенно не беспокоило. Она никогда не считала нужным отчитываться перед кем-либо. Поэтому мама просто заняла свою старую комнату наверху, в которой я и появилась на свет. Единственное, что она поведала Рут о моем отце, — это то, что я была зачата после страстной ночи любви с каким-то неописуемой красоты французом. Кто знает, правда это или нет — мама умерла раньше, чем я успела спросить ее о своем отце. Возможно, я родилась в результате случайной короткой интрижки, во всяком случае, я думаю именно так. С другой стороны, Рут всегда говорила, что мама с первой же минуты моей жизни полюбила меня всем сердцем, но я очень сомневаюсь и в этом. Если она так сильно меня любила, то почему так легко оставила меня с бабушкой и дедушкой и уехала?
В чем я уверена на все сто, так это в том, что маму никогда не беспокоило мнение других о ней. Большего безразличия к мнению общественности нельзя даже представить. Сразу после моего рождения она вернулась к привычному для нее образу жизни — отправилась колесить по любимой Франции, разыскивая всякие древности для лавки Суона. Поиск редких вещиц для нашего магазина стал ее страстью, и я неделями скучала без нее в Дронморе, пока она приступом брала антикварные рынки и присылала домой свои находки. Мне не нравилось это тогда, я не понимала ее, равно как не понимаю и сейчас. Но такая уж она была. Для нее жизнь была одним большим приключением, эта охота за древностями по всей Европе стала для нее настоящим раем на земле. В конце концов, на небеса она отправилась из все той же нежно любимой ею Франции. В Париже ее сбила насмерть машина, когда мне еще не исполнилось и тринадцати. Так я лишилась матери. Рут утверждала, что перед смертью мама как раз решила вернуться домой навсегда, чтобы проводить со мной больше времени. Но ведь и этого она не знала наверняка — лично мне мама об этом ничего не говорила.
Я снова смотрю на Рут и пытаюсь избавиться от воспоминаний о маминой смерти, как всегда, пряча их в потаенные уголки моей души, куда я не слишком-то люблю заглядывать. Там они и живут, под сенью жестокой мысли о том, что если бы она и в самом деле любила меня, то не бросила бы, и о том, как счастливо она могла бы жить вместе с нами здесь, в антикварной лавке Суона, позабыв обо всех своих безумных приключениях и воздушных замках.
— Твоей маме понравилась бы эта сумочка, — с нежностью говорит Рут, возвращая меня к реальности.
— Да, — соглашаюсь я, — уверена, ей бы она пришлась по душе.
Хотя мама и почитала Коко Шанель и все, что было с ней связано, и обещала часто, что однажды купит мне такую сумку, сама она никогда такую роскошь и в руках не держала.
— Помню, как она сказала мне, что хочет назвать тебя Коко, — начинает Рут.
— А ты сказала ей, что она сумасшедшая, — смеюсь в ответ я. Эту историю бабушка рассказывала мне бесчисленное множество раз.
— И она объяснила, что тебе нужно великое имя, потому что тебя ждет великая судьба, — продолжает она.
— Если бы она только знала, как далека от истины, — говорю я.
— Коко! — решительно одергивает меня Рут. — Тебя действительно ждет великая судьба — нужно же хоть немного верить в себя.
— Что-то я не очень продвинулась на своем великом пути, тебе не кажется? — В моих словах есть лишь доля шутки. Хотя я и довольна своей жизнью здесь, но, по сути, я все эти годы прожила в своем родном городке и проработала у собственной бабушки. Я ведь ничего в жизни не видела. В моей памяти сразу всплывают слова Кэт о том, что я прячусь в своей антикварной лавке, боясь выйти из зоны комфорта. Неужели она права?
Рут как-то странно смотрит на меня, и я понимаю, что, возможно, задела ее чувства. А ведь она так добра ко мне. Ей нелегко было справиться со смертью родной дочери, вырастить внучку, затем — похоронить мужа. А потом она приняла меня с распростертыми объятиями, когда мне пришлось вернуться домой после отъезда Тома, несмотря на то что я стала помехой ее личной жизни и тайному роману с «молодым» любовником.
— Ты много чего добилась, — глаза бабушки сияют от гордости, — и я думаю, что у тебя большое будущее. Уверена, ты еще не раз нас удивишь, Коко Суон, попомни мои слова.
Я благодарно улыбаюсь ей — она всегда меня поддерживает, когда я начинаю себя жалеть. Сама Рут никогда не занималась самобичеванием — она самый уверенный в себе человек из всех, кого я знаю. Так что ген самонадеянности — еще одна семейная черта Суонов, которая обошла меня стороной.
— Интересно, что бы на моем месте сделала мама? — Я снова касаюсь кожаной сумочки, лежащей передо мной.
— О, это я точно знаю, — отвечает Рут. — Она бы уж точно попыталась найти ее владелицу. А еще она сходила бы с ума от желания узнать их трогательную историю.
Я криво усмехаюсь. Она права. Мама обожала подобные сюжеты, это знаю даже я.
— Как же не хочется с ней расставаться, — вздыхаю я, ласково поглаживая сумочку. Она такая красивая, как бы я хотела оставить ее себе… Но я не могу. Тем более теперь.
— Знаю, солнышко, но правильнее будет ее отдать, — говорит Рут. — Это письмо значило очень много для той, кому принадлежала сумочка, и эта женщина должна получить его обратно.
— Поговорю с Хьюго сегодня же, — обещаю я.
— Умница моя, не теряй ни минуты! — хвалит меня Рут. — Но, думаю, он будет не в восторге.
— Да уж, руку даю на отсечение.
Он придет в бешенство, когда узнает, что вот так просто упустил настоящую сумочку от «Шанель» — знай он о ней, его комиссия выросла бы в разы.
— О, в душе он милейшее создание. Его просто нужно немного очаровать. Работай с тем, чем тебя наградила природа, Коко, сколько тебе еще повторять. Вспомни о волшебной силе своих женских чар и выпусти ее на волю!
Она говорит совсем как Кэт. Иногда я думаю, что они скоро совсем отчаются и силой запихнут меня в маленькое черное платье и поставят на каблуки.
— Ну да, конечно, — отвечаю я, — но боюсь, что этот ген тоже обошел мое поколение!
Некоторое время спустя я добираюсь до аукционного дома Мэлоуни и рассказываю свою историю Хьюго. Как мы и предполагали, особого восторга он не испытал.
