— Убери руки! Разинула рот на чужое дитя. Я те покажу!
Взгляд приехавшей остановился на Мишутке Солдатове. Но не успела она шагнуть к нему, как его заслонила собой Катя. И тогда приехавшая, уже не пытаясь угадать своего, стала хватать мальчишек подряд. И каждого вырывала у неё из рук мать. Когда очередь дошла до Парнишонки, к нему метнулась Настёна, сграбастала его на руки, и он доверчиво обхватил её шею.
— А, теперь этот понравился? Тебе всё равно, кого хапать. А ты это видишь? — Настёна сдёрнула с головы косынку, и на солнце сверкнула тонкая седая прядь. Видишь? Это его след. А ты руки к нему протягиваешь?!
— А ну мотай отсюда!
— И дорогу эту забудь навеки!
Бабы как по команде стали наступать на непрошенную гостью, и та, жалкая, растерянная, начала отступать к машине, ещё пытаясь выкрикивать что-то насчет прав и законов.
…Когда за машиной растворилось облако пыли, Настёна подошла к Нюрке и передала ей Парнишонку. Его прикосновение словно разбудило ту. Закаменевшие руки снова стали гибкими. Она обхватила ими маленькое горячее тельце. И слёзы — щедрые, обильные — полились на белёсую головёнку. Были они не горькими, не тяжёлыми, а светлыми, облегчающими. Так плачут дети после страшного сна, стараясь выплакать все воспоминания о кошмаре.
— Алло! Стас, ты? Привет, старик! Черноморское побережье Каваза у ваших ног, сэр. Чем можете порадовать?! Ну, сплин — это хорошо, в нынешнем сезоне модно. У меня хуже — безоблачно, сплошная солнечность… Лучше не спрашивай! Море, как говорится, "лазурно-голубое", как там ещё? — "безоблачная синь" ну и так далее, в том же духе. За три дня извёл всю голубую краску. Намалевал такое, что ослепнешь. Без тёмных очков смотреть противопоказано. Самому тошно. Нет, по прогнозу на ближайшее время — то же самое. Старожилы обещают недели через две шторм. Придётся ждать! Устроился отменно. Вид на море. Виноград рву прямо с кровати. Не хватает вдовушки с козой. Как это зачем? Коза — для парного молока. Вдовушка — для полноты ощущений. Да нет, кадры есть, хоть отбавляй. Пляж, как говорится, "так и лучится манящими женскими улыбками". Но мы-то с тобой учёные. Ведь это же придётся улыбаться в ответ, томно вздыхать, слова красивые говорить. Уволь, душевное равновесие — прежде всего. Дай лучше телефон Инны, он у тебя на корке в телефонной книге… Вот как! С кем? Не говори, я просто дрожу от ревности — Отелло да и только. Можешь передать им, как вернутся, что приеду — задушу. Если, конечно, будет не лень. Слушай, Стас, а вообще-то я на неё рассчитывал. Тут же сдохнешь от скуки… Что? А это — идея. Спасибо, старик, век не забуду. Давай телефончик. Ну, будь! И не вздумай лечиться от сплина — всю привлекательность потеряешь…
— Будьте добры, Эмму, пожалуйста! Ах, это вы, мисс! Как приятно, когда женщина узнаёт тебя по одному только "алло"! Что ты, крошка! Я узнал бы тебя по одному только вздоху или даже молчанию. Но, видишь ли, мне мешает море. Оно шумит совсем как в стихах — неумолчно и неустанно. О чём? В основном о том, что только непроходимый чудак (я выражаюсь сверхделикатно) может слушать морской прибой в одиночестве. Это же великий грех, который не отмолишь после и в Мекке. Пожалей меня, далёкая и прекрасная! Раздели со мной одиночество! Дворцов не обещаю. Но вспомни: "С милым рай и в шалаше". Так вот, рай я гарантирую: море, солнце, заросли винограда, персиков и слив. А шалашом нам послужит экзотическая мазанка в самом центре этого рая. Итак, решайтесь, мадам! Эмма, это я всерьёз. Умираю от скуки, взываю к твоему милосердию… Что? Целых десять дней? Ты меня убиваешь! Никак? Ну, что же, десять дней жду. Но учти — ни часом больше. По истечении указанного срока иду на пляж и обзавожусь лучшей блондинкой сезона. Надо сказать, что на море приезжают исключительно только жгучие блондинки. Ну, порешили? Вот и славненько! Целую, крошка! С нетерпением жду. Приезд телеграфь до востребования. Адью!
Кстати, "до востребования". Хорошо, что вспомнил. Может, кто-нибудь что и подбросил… В соседнем зале подал в окошко свой паспорт, услышал через минуту: "Вам ничего нет", повернулся, чтобы выйти, и — наткнулся на взгляд. Он даже слегка отпрянул, ощутив столкновение с ним почти физически. Прямо перед ним у соседнего окна с прижатым к груди письмом ошеломленно уставилась на него какая-то мелкокалиберная пигалица. Губы её несколько раз беззвучно дёрнулись и наконец разжались:
— Витя?!
Он уже отвык от этого имени. Давным-давно все зовут его Виталием. Однако сомнений быть не могло: обращались именно к нему.
— Витя, ты? Ты!!! Господи!..
Это "господи" она произнесла как-то совсем по-маминому и так же, как бывало та, бессильно опустилась на скамью. Он стоял перед ней, решая, как повести себя дальше. Можно вооружиться подобающей случаю улыбкой и возликовать: "Ба, кого я вижу! Ну как, старуха, дела?" Можно со словами: "Привет! Привет!" — скорее проскользнуть в дверь. Можно вообще пожать плечами и удалиться. В любом случае он её не знает. Правда, всех женщин, с которыми сводила его судьба, помнить и не обязан. Но уж здесь готов поклясться: с этой пигалицей у него ничего не было — птаха абсолютно не в его вкусе.
А птаха между тем мало-помалу начала приходить в себя. Её бескровно-восковые щёки вновь обрели нормальный человеческий цвет. Глаза, ещё мгновение назад занимавшие пол-лица, снова вошли в свои законные берега, губы перестали немо дёргаться.
— Это правда ты? — уже тише спросила она.
Он не успел ей ответить, когда последовал другой вопрос, потруднее первого:
— А ты сразу узнал меня?
Он готов был произнести что-нибудь вроде: "Пардон, мадам, запамятовал". Но было во всём её облике что-то такое детски-доверчивое и беззащитное (он даже был уверен, что, услышав эти слова, она громко, по-ребячьи разревётся), что неожиданно для себя сказал:
— А как же…
Она по-прежнему прижимала к груди только что полученное письмо. Он скользнул глазами по конверту, выхватил слова: "Юлии Васильевне" и неуверенно добавил:
— А как же, Юля…
Её глаза ярко полыхнули вспышкой бенгальских огней. Она встала и пошла к выходу, не оглядываясь, уверенная, что он последует за ней. И он — последовал. Неожиданная ситуация начинала его забавлять. Любопытно, что будет дальше. Юлия, Юлия… Среди его знакомых можно сыскать двух-трёх женщин с таким именем. Но этой пичуги среди них явно нет.
Они молча вошли в сквер рядом с почтамтом и сели на скамью. Внизу лениво всхлипывало море. Оно просвечивало сквозь хилую завесу пальмовых листьев. Солнце готовилось нырнуть в дремотно-оцепенелую воду и окрашивало всё в ядовито-розовые тона. Ну классический антураж для любовного свидания: море, пальмы, пылающий закат — ухмыльнулся он.
