Еще один пример — это хозяйственный двор Фримерсгейм на левом берегу Рейна на уровне Дуйсбурга, который, вероятнее всего, в период между 809 и 814 годами сменил хозяина и тогда волею императора оказался под властью монастыря Верден на реке Рур. В одном более позднем тексте о земельных площадях в Фримерсгейме конкретно ничего не говорится в отличие от зависимых дворов, общее число которых составляло сто один, из них тридцать соотносятся с Фримерсгеймом как центром поместий. В противоположность Хаммельбургу (и Диенхейму) в тексте четко прописаны повинности и сборы с крестьян с земельными наделами (гуфы). По некоторым праздникам получали хождение небольшие суммы металлических денег как указание на распространение денежного хозяйства и в восточном аграрном секторе — в основном же показателем статуса служила повинность, составлявшая три курицы и десяток яиц. Фактическая заинтересованность землевладельца отражалась в списке поборов с его дворов. Этот список выглядел следующим образом: две недели пахотных работ осенью (озимая пшеница), две недели ранней весной (яровое зерно), две недели в июне (пашня под паром). Иногда предписывались прочие сельскохозяйственные работы, к примеру прополка на полях и уборка урожая.
Учитывая отсутствие точных данных, невозможно хотя бы приблизительно определить количественное соотношение между господскими хозяйствами, а также дворами прежних землевладельцев с преимущественно лесо- и пастбищными хозяйствами или же занимавшимися луговодством и свободными крестьянскими поселениями на раннем этапе средневековья. С уверенностью можно утверждать, что именно сеньериальная власть в экономической сфере дала импульс общему подъему в течение десятилетий до и после 800 года.
КАРЛ КАК РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СФЕРЫ
К важнейшим документам по практической экономике в эпоху Карла наряду с инвентаризационным списком экономически крепкого, преимущественно сеньериально организованного владения аббатства Сен-Вандрилл при участии королевских эмиссаров в 787 году относится источник из сборника второй четверти IX века под названием Сарitulare de villis vel curtis imperialibus (imiperii?) — то есть капитулярий об «Организации коронных земель и императорских дворов и имений», или «О дворах и имениях империи».
Этот своеобразный текст оказался в соседстве с другими соответствующими записями, а именно в составе сборника, названного издателями «Вrevium exemplar»[122]. В нем содержится инвентаризационный список церкви Штафельзее, которая примерно в 807 году была включена в состав Аугсбургской епископии, «сумма» этой епархии, прекарий эльзасского монастыря Вейсенбург и упомянутый перечень королевских дворов в бельгийском Анаппе. И наконец, здесь же приложены десять посланий папы Льва III Карлу Великому за период с 808 по 814 год. По крайней мере эта часть рукописи исключает ее использование в качестве «рабочего экземпляра», а также образца доказательства и инвентаризационной значимости. Эта гипотеза скорее всего порождена «форматом в двенадцатую долю листа» рукописи оригинала (130,8x12,5 см).
Исследователи расходятся в оценке авторства, датирования и территории, на которую распространяется действие текста. Ссылка на «императорские дворы» или «дворы империи» («сurtes imperiales» или «сurtes imperii»), упоминание Штафельзее, включенного в 807 году в состав Аугсбурга, а также папские послания свидетельствуют о заключительной стадии правления Карла и о 800 годе гак о временной точке отсчета записи. Был ли сам Карл инициатором «положения о коронных землях», остается только гадать. Указание в 59-й главе на праздник святого Андрея как единственное однозначное упоминание Дня святого, отмечаемого 30 ноября, можно было бы толковать как связь с сыном и преемником Карла Людовиком, который с особым почтением относился к брату князя апостолов Петра. Так, в 829 году засвидетельствовано первое торжество, устроенное императором в честь апостола Андрея, а престольные праздники учрежденных Людовиком епархий в Вердене и Гильдесгейме также посвящены этому святому. К тому же если всерьез отнестись к многократной ссылке Сарitulare на королеву, то датирование постановления придется на время до 816 года. Ведь первая супруга Людовика — Ирмингарда в том году волею папы Стефана IV (V) обрела в Реймсе достоинство императрицы.
Между тем в данной текстовой связи королеву следует отождествлять не с каким-то конкретным индивидом, а с обладательницей высокого звания рядом с монархом, особенно в «домашнем хозяйстве». Равным образом во всем тексте, почти в противовес заголовку, монарх упоминается именно как хозяин королевских владений. Написание Сарitulare в самом начале правления Людовика Благочестивого было бы вполне созвучно его многообразным уйилиям по укреплению имперских владений и всесторонней вовлеченности в государственные и церковные дела.
Менее убедительным представляется утверждение, что перечень коронных земель возник во времена голода, жертвой которого главным образом в середине девяностых годов VIII столетия стала империя франков, и поэтому может считаться попыткой устранения дефицита продовольствия и трудностей распределения как бы «сверху». О системе общего социального обеспечения в документе вообще речи нет. Все внимание посвящается проблемам изъятия, присвоения и бесхозяйственности на королевских дворах, об их правильном управлении, о создании запасов, их раздаче и об отчетности управляющих в пользу двора об имениях, созданных «аd opua nostrum», то есть «в нашу пользу».
Эти хозяйственные объекты образуют необходимую материальную основу каждодневного существования королевства. Их поставками и доходами живет двор, связанный с хозяйственными объектами четкой системой снабжения. Поэтому общие аспекты благотворительности никак не привязаны к этому прагматическому проекту, хотя не исключено, что особенно к многочисленным (королевским) храмам на государственных владениях был обращен призыв в кризисные годы активизировать благотворительную деятельность, направленную на помощь бедным.
Однако главным девизом и основным ориентиром предписания являются следующие слова: «Мы хотим, чтобы наши дворы, созданные к нашему благу, служили всей нашей полноте, а не другим людям», то есть не графам или прочим сановникам. Этому принципу созвучно еще одно требование, известное из целого ряда капитуляриев, составленных в последние годы правления Карла, а именно чтобы «наша семья», то есть крепостные владельцы дворов, крестьянская прислуга и наделы «пребывали в хорошей сохранности и не оказывались в нищете (!)». Такой путь развития возможен только в том случае, если судьям, управляющим поместьями и эмиссарам будет запрещено использовать крестьян в своих интересах, например, «принуждать их к выполнению пахотных работ или заготавливать строевой лес или же принимать от них подношения». В другом месте им к тому же запрещается требовать приюта для себя и своры собак (на пахоте!) у крепостных или в королевских лесных округах, которые использовать как охотничьи угодья было запрещено даже графам. Равным образом возбраняется постой королевским эмиссарам, направляющимся в пфальц или возвращающимся из него, в имениях, включая сопутствующие им пирушки. Позаботиться об этом было всецело задачей графов.
