Так рассуждают теперь все солдаты, которых единственное желание состоит в том, «чтобы поскорее встретиться с Хивинским ханом и намылить его бритую башку». Но и это, по своей удивительной натуре, они говорят добродушно, без всякой злобы…
Словом, дух отряда не оставляет желать ничего лучшего, все рвется вперед, в Хиву, и я совершенно понимаю то впечатление, которое наши молодцы должны были произвести на германского офицера, лейтенанта Ш. Как-то раз, на привале, он выразился таким образом:
— Я видел в мирное или военное время войска всех европейских государств, но такую пехоту, как ваша, я вижу первый раз! Для меня непонятно, каким образом привычные к холодам жители севера с таким мужеством, так легко и беззаботно выносят это дьявольское пекло безводных степей, и совершая изумительные переходы, не имеют за все время похода ни одного больного!..
Сегодня прибыл сюда наш авангард и с ним начальник отряда и все раненые. Еще ранее их возвратился Киргиз, который был послан из Киндерли к генералу Веревкину с донесением о времени нашего выступления. Генерал предписывает, из урочища Каскаджули, соединиться с ним на берегу Аральского моря, у мыса Ургу, где он полагает быть с Оренбургцами 4 или 5 мая. Сегодня уже 7 число, и мы по необходимости потеряли [123] лишний день в ожидании авангарда. Киргиз-гонец, оказывается, разъехался с нами на возвратном пути, побывал в Киндерли, и уже не найдя нас там, вторично пустился в дорогу и догнал нас. Ясно, что он не мог сообщить нам ничего свежего об Оренбургском отряде…
Сегодня вечером прибыл сюда другой нарочный от генерала Веревкина, с письмом от 28 апреля, в котором генерал вторично просит о нашем соединении с ним около 5 числа у мыса Ургу.
«… Такое направление Кавказского отряда, — пишет между прочим генерал, — я предпочитаю направлению на Айбугир или Куня-Ургенч, потому что, имея довольно достоверные сведения о том, что генерал-адъютант фон-Кауфман должен быть уже на переправе чрез Аму-Дарью и, по всей вероятности, на днях, подойдя к Хиве, конечно без больших затруднений овладеет ею, не ожидая уже запоздалого содействия прочих отрядов. Затем прямое направление этих отрядов к городу Хиве будет уже излишним; между тем как в северной части ханства может образоваться новый центр сопротивления, из Каракалпаков, Туркмен и наших беглых Киргизов. Поэтому, мне кажется, направление на Кунград, как военно-административный центр северной части ханства и как город, имеющий особое значение в глазах Киргизов и Туркмен, едва ли не будет наиболее соответственным. Притом же, если б и потребовалось потом идти к Хиве, то [124] потери времени почти не будет, а двигаться придется по путям более населенным и лучшим. Самое довольствие, в котором Кавказский отряд может нуждаться впоследствии, в Кунграде заготовить легче, чем где-либо в ханстве.
«По последним полученным сведениям видно, что около Урги, где стоит хивинская крепостца Джани-Кала, собралось значительное вооруженное скопище всякого сброда, Киргизов, Каракалпаков и Узбеков. Вверенный мне отряд, по сосредоточении своем, немедленно предпримет атаку против этого скопища и крепостцы, и было бы очень приятно и лестно для нас, если бы славные Кавказские войска могли оказать при этом содействие.
«Около Алана или вообще на пути вашем кочуют в настоящее время виновники Мангышлакского возмущения 1870 года, Гяфур-Калбин, Иса, Дусан, Ирмамбет и др. Считаю не бесполезным сообщить вам об этом».
Известие о получении этого письма быстро облетело наш лагерь и, надо признаться, произвело в нем весьма тяжелое впечатление. Ясно для всех, что Оренбургцы опередили нас… Но будут ли они ждать нашего присоединения или одни углубятся в оазис? Вот вопрос, занимающий всех в настоящую минуту… Мы в положении утопающих, но тем не менее, как-то не хочется верить, чтобы наш поход, сопряженный с невероятными трудами, мог оказаться никому не нужною прогулкой!.. Не теряя энергии, мы [125] хватаемся за единственную соломинку пред нами, — за русское авось.
Во всяком случае, время нашего приближения к оазису отдаляется: вместо прямого движения на Куня-Ургенч, мы должны направиться на север, снова углубиться в степь с ее постылыми колодцами, и кружным путем идти на Ургу, на соединение с Оренбургским отрядом или, вернее, в догонку за ним… Я не знаю, что бы мы сделали, если бы подполковник С. с горстью всадников не отбил, совершенно случайно, на Иттибае, почти двухнедельное продовольствие для всего отряда…
Выступаем завтра с рассветом. Решено форсировать движение до последней возможности… [126]
Выступление из Алана — Пески Барса-кильмас. — Горький щенок и новый вид саксаула — Киргизский «Терек». — Джакши-Ербасан. — Ночное блуждание и «гадкая впадина». — Несостоятельность форсированных движений.
9 мая, Джаман-Ербасан.
Преследуя цель, которою я окончил последнее письмо и в видах скорейшего соединения с Оренбургцами, хотя с частью этого отряда полковник Л. разбил всю нашу пехоту на две колонны: первая, так сказать, облегченная колонна выступала из Алана в 3-м часу утра 8 мая под командой генерального штаба подполковника П., в составе шести рот, саперной команды и всей артиллерии, имея с собой только небольшое число верблюдов для поднятия воды, патронов и семидневного продовольствия. Вторая — из трех рот и нескольких казаков, под начальством майора Аварского, со всеми верблюдами и тяжестями отряда, благодаря своей обузе, едва могла тронуться около 7 часов. Кавалерия с ракетною командой, а [127] с нею и мы с начальником отряда, выступила несколько ранее Аварского, опередила колонну П. и составила авангард.
Предполагалось сохранить прежний способ марша, как наиболее соответствующий климатическим условиям, то есть двигаться до 10 часов утра и после 4 пополудни и бивуакировать во время знойных промежуточных часов. Но здесь все зависит от колодцев; расстояние между ними исключительно обусловливает успех степного движения, а затем уже температура. Поэтому и наши предположения не замедлили рушиться в первый же день после выступления…
Пески начались почти у самого Алана. Они носят название Бирса-килмас и составляют как бы продолжение на север того обширного солончака под тем же именем, который мы видели при движении 5 мая. Слишком две тысячи конских ног на полном ходу начали бороздить это песчаное море, раскинувшееся пред нами, и подняли вокруг страшную массу густой желтой пыли… Трудно было разглядеть и ближайшего всадника, хотя яркое солнце, пронизывая песчаные облака, казалось, выходило из себя, чтобы сильнее поддать и жару, и свету… Запыленные лошади быстро взмылились и приняли такой вид, как будто только что выкупались и повалялись на песке…
