Вполне правдоподобно и предположение комментаторов, что приписка к стихотворению «появилась в альбоме А.А. Олениной после смерти Н.И. Гнедича: 6 февраля 1833 года Пушкин участвовал в его похоронах вместе с Олениными, И.А. Крыловым, П.А. Вяземским и П.А. Плетнёвым – помянуть усопшего должны были, скорее всего, у Олениных»22.
Если стихотворение «Я вас любил…» попало в альбом А.А. Олениной 12 января 1830 года, то она почти наверняка уже познакомилась с ним по публикации в «Северных цветах»: Оленины были в курсе всех литературных новинок. По содержанию Анна могла предположить, что стихи адресованы ей, а когда поэт вписал их в её альбом и позднее сделал обидную для самолюбия девушки приписку, предположение переросло в уверенность. Поэтому Анна Алексеевна и подтвердила этот факт своему двоюродному брату С.Д. Полторацкому, зная его научную щепетильность и добросовестность. Некоторые пушкинисты23 не доверяли записям Полторацкого, считая, что он хочет укрепить семейную легенду, будто стихотворение «Я вас любил…» и Посвящение поэмы «Полтава» обращены к его кузине А.А. Олениной. В противовес такому утверждению, В.М. Есипов, В.В. Крамер и Л.В. Тимофеев приводят серьёзные аргументы, подтверждающие правоту С.Д. Полторацкого и А.А. Олениной. Они обратили внимание на очень небольшой перечень стихотворений, обращённых к Анне Алексеевне, объясняя это так: некоторые стихи Пушкин не отдал ей, поэтому она не знала, к кому они обращены. «Очевидно, у Олениной не было намерения искусственно увеличивать список за счёт стихов с сомнительными адресатами; добросовестность же Полторацкого как библиографа достаточно хорошо известна»24, – писал В.В. Крамер.
Анна Алексеевна назвала Полторацкому лишь те стихи, в отношении которых совершенно не сомневалась, что они адресованы к ней. В них либо явно указано её имя («Её глаза»), либо прослеживается связь с событиями из истории её взаимоотношений с Пушкиным. Разбирая архив Олениной, П.М. Устимович обнаружил список стихотворения «Ты и Вы», сделанный рукой Анны Алексеевны, с её припиской: «Анна Алексеевна Оленина ошиблась, говоря Пушкину ты, и на другое воскресенье он привёз эти стихи»25. Не попало в список стихотворение «To Dawe, Esq – r», где имя Олениной в публикациях обозначалось «О…» и было раскрыто только в первом издании сочинений Пушкина под редакцией Геннади, вышедшем в 1859 году. Не назвала Анна Алексеевна и стихотворение «Город пышный, город бедный…», хотя в её окружении явно догадывались, чью «маленькую ножку» и чей «локон золотой» воспел Пушкин в двух последних стихах. Близкая подруга Олениной Антонина Блудова в своём сочинении «Mon Roman» писала о замёрзшей и продрогшей Анне: «Озябла маленькая ножка, / Развился локон золотой»26. Видимо, полной уверенности в том, что стихи обращены к ней, у Олениной тогда всё же не было.
Удивительно, что не попало в список С.Д. Полторацкого стихотворение «Что в имени тебе моём?», вписанное в альбом Олениной, хотя она вряд ли могла видеть его также и в альбоме Каролины Собаньской. Видимо, проницательная Анна Алексеевна не чувствовала тесной связи этого стихотворения с конкретными обстоятельствами своей жизни и понимала, что оно может быть обращено и к другой женщине, которую некогда любил поэт, но отношения с которой у него не сложились.
На первый взгляд необоснованным кажется включение в список Посвящения поэмы «Полтава»: в советском пушкиноведении оно традиционно ассоциировалось с декабристкой М.Н. Волконской. Не вникая в подробности дискуссии пушкинистов об «утаённой любви», отметим: имеются серьёзные основания относить Посвящение не к ней, а к А.А. Олениной, чьи портреты, инициалы и анаграммы часто повторяются в черновиках поэмы27.
Полторацкий включил Посвящение в список стихотворений к Олениной под первым номером в 1849 году и повторил свою запись в 1878 году28, что наводит на мысль: Сергей Дмитриевич и Анна Алексеевна имели какое – то весьма авторитетное свидетельство на этот счёт, совпавшее с их собственными догадками. Можно согласиться с мнением В.В. Крамера относительно записи Полторацкого: «Не являясь окончательным и бесспорным решением пушкиноведческого спора, идущего уже несколько десятилетий, она в то же время даёт едва ли не наиболее вероятную из всех возможных кандидатур»29.
Стихотворение «Я вас любил…» не вызывало столь жарких споров, как Посвящение поэмы «Полтава», по поводу адресата, которым многие пушкинисты были склонны называть Оленину ещё до сообщения О.Н. Оом об автографе в её альбоме. Это неудивительно, потому что содержание стихотворения соответствует характеру взаимоотношений Пушкина с Олениной. Оно было написано в начале 1829 года после встречи с будущей женой Натальей Гончаровой, когда любовь великого поэта к Анне Олениной осталась в недавнем прошлом, но отголоски прежнего чувства всё ещё беспокоили его. Известны зарисовки Пушкиным портретов Олениной в альбоме Елизаветы Николаевны Ушаковой в этот период и позже в черновиках.
В третьем и четвёртом стихах поэт пишет о том, что не хочет больше тревожить и даже печалить бывшую возлюбленную своим чувством. Оленину действительно тревожило поведение влюблённого поэта, которое, как ей казалось, могло бросить тень на её репутацию. В дневнике Анны Алексеевны интересна запись от 20 июня 1828 года, где она, рассказывая о встрече с Пушкиным на обеде у своей родственницы В.Д. Полторацкой, пишет: «Там был Пушкин и Миша Полт<орацкий>. Первой довольно скромен, и я даже с ним говорила и перестала бояться, чтоб не соврал чего в сантиментальном роде». Поэт чувствовал насторожённость Олениной по отношению к себе. Обращаясь к ней, он писал в стихотворении «Увы! Язык любви болтливый…»: «Тебя страшит любви признанье, / Письмо любви ты разорвёшь…» Он не говорил о своей любви прямо и тщетно надеялся, что «стихотворное посланье» девушка прочтёт «с улыбкой нежною». Оленина не отнеслась серьёзно к поэтическому признанию в любви «Ты и Вы», вручённому ей поэтом 27 мая 1828 года. В стихах чувствуется робость: «Пред ней задумчиво стою…» С этим перекликаются пятый и шестой стихи «Я вас любил…», где поэт говорит о безнадежности своего чувства, безмолвии перед возлюбленной, томлении ревностью, робостью, а в ранней редакции – страстью.
Такие чувства поэта к Олениной находят подтверждение в письмах П.А. Вяземского30 жене. Рассказывая о вечере у Мещёрских 5 мая 1828 года, Вяземский писал: «С девицей Олениной танцевал я pot – pourri и хвалил её кокетство <…>. Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим, что он в неё влюблён, и вследствие моего pot – pourri играл ревнивого». В письме о поездке с Адамом Мицкевичем 20 мая 1828 года в имение Олениных Приютино близ Петербурга есть такие строчки: «Там нашли мы и Пушкина со своими любовными гримасами. <…> Пушкин был весь в прыщах и, осаждаемый комарами, нежно восклицал: сладко!». В письме Вяземского от 26 мая, где он сообщает жене о путешествии с Пушкиным и Олениными в Кронштадт на пироскафе 25 мая, имеется фраза: «Пушкин дуется, хмурится, как погода, как любовь». В 1829 году страсть поэта уже улеглась. «Закономерной представляется в силу этого замена в окончательном варианте стихотворения (в шестом стихе) слова «страсть» на слово «робость», как более соответствующее чувству Пушкина к А.А. Олениной»31, – пишет В.П. Старк.
