Как же так? Огонь был настолько слабым, что от него легко было уклониться. Но Казаков, видимо, допустил ученическую ошибку — он не маневрировал, надеялся на авось. И вот теперь расплачивается.
Два "яка" подошли вплотную к горящему "Петлякову", как бы пытаясь поддержать его на своих крыльях. Но Пе-2 продолжал снижаться, затем перешел в крутую спираль и упал в воду. Никто не выпрыгнул с парашютом. Летчик Казаков, штурман Терещенко и стрелок-радист Тыщук разбились вместе с самолетом.
Остаток пути летели молча. Вскоре показался выступ берега — это мыс Кургальский (вражья земля), то самое место, где нас часто встречали фашистские истребители.
Раков повел группу со снижением, затем перешел на бреющий полет. Теперь с берега нас не смогут заметить, а истребители тем более не успеют перехватить. Мы без бомб, и высота нам ни к чему. Идем настолько низко, что от воздушного потока за хвостами машин остаются следы возмущенной воды.
Мне по душе бреющие полеты над морем. Да и как их не любить! Одно дело — полеты на высоте. Там порой вообще теряешь связь с морем, с горизонтом, попадаешь во власть приборов и как будто висишь неподвижно в пространстве.
Иное ощущение испытываешь на бреющем. Здесь ты уже во власти стремительного движения, словно через себя пропускаешь встречный бег причудливых волн. Такой полет требует от летчика предельного внимания, быстроты ориентации и зрительного восприятия, позволяет лучше почувствовать послушность машины.
Небо впереди потемнело, стеной подступили облака с бахромой дождевых полос. Майор Раков сделал горку. Мы последовали за ним. Высота триста метров, выше — сплошная облачность. Над Ленинградом шел дождь. Подана команда "Разойдись", и самолеты один за другим стали отваливать от строя. Сквозь мокрое стекло кабины почти не видно посадочной полосы.
— Командир, стартовая радиостанция передала приказание садиться в Кронштадте, — сообщил Степанов.
Дождь усиливался, видимость ухудшалась. Уже не различаешь самолета, идущего в ста метрах впереди. Недалеко и до столкновения.
— Как, товарищ майор? Пойдем в Кронштадт? — спросил я Бородавку.
— Пойдем, — согласился штурман.
Восемь минут полета, и мы — над Кронштадтом. На кругу замечаю несколько наших "пешек". Видимость улучшилась, дождь уже прошел, и мы без труда сели на аэродроме, где базировались истребители соседней дивизии. Шесть "Петляковых" выстроились в ряд. Экипажи собрались возле самолета старшего лейтенанта Усенко.
— Ну как самочувствие? — спросил он у меня.
— Все в порядке, товарищ старший лейтенант, — бодро ответил я, скрывая свою усталость.
Длительное пребывание над морем, полет в плотном строю на бреющем, пилотирование под проливным дождем и посадка на незнакомом аэродроме — все это не прошло бесследно. Я действительно был сильно утомлен.
Майор Бородавка уже составлял список приземлившихся здесь экипажей, чтобы сообщить о них на свой аэродром. Размахивая листком бумаги, он подошел к Усенко и сказал:
— Вот кто здесь сел, читай.
— Усенко, Косенко, Калиниченко, Бедненко, Туренко, Быченко, — громко прочитал Усенко.
Оказывается, радиограммы в полете приняли только украинцы.
Все засмеялись.
— Национальная эскадрилья посетила древний Кронштадт, — весело шутил Бородавка. — А вот и хозяева, — сказал он, указывая на газик, мчавшийся через летное поле.
— Кто у вас старший, товарищи бомберы? — спросил подъехавший капитан.
Усенко подошел к капитану. Поздоровались. Узнав, кто мы, почему сели, нет ли раненых, капитан сказал:
— Сейчас за вами придет машина.
Нас отвезли в столовую и накормили. После обеда собрались в курилке. Подошел высокий и стройный лейтенант в армейской форме; Его грудь украшала медаль "За оборону Ленинграда".
— Не найдется ли закурить, братцы-морячки? — обратился лейтенант.
— Кури, браток, — несколько рук с портсигарами и кисетами одновременно протянулись к летчику. — Откуда взялась здесь пехота?
— Я, как и вы, здесь гость, — ответил лейтенант. — Перед вами сел, мотор забарахлил.
Закурили.
— Давно воюешь? — спросил Усенко.
— Пять месяцев, — ответил летчик, сделав глубокую затяжку. Штурмовиков прикрывал над полем боя, да вот не дотянул до своего аэродрома. А вы над морем работаете?
— Точно! — с гордостью заявил Константин Усенко.
— А скажи, браток, почему над морем моторы хуже работают?
— Ничуть не хуже. Так только кажется, когда нет уверенности, — возразил Усенко.
— Все наши летчики утверждают это, — настаивал лейтенант.
— Ну и что же? Они летят над морем и все время посматривают на берег, упрекнул Усенко.
— А трудно бомбить корабли? — допытывался лейтенант.
— Слетай, узнаешь, — сказал Усенко. — Посуди сам: на земле можно наметить ориентир, заранее рассчитать прицельные данные, а затем выдержать элементы полета и сбросить бомбы. А над морем? Там ориентиров нет. Цель движется, силу ветра не знаешь. И вот кажется, все учел, перешел в пике, а корабль лег в циркуляцию, и бомбы рвутся рядом с его бортом. Так-то, браток.
Подошел Бородавка.
— Пока улучшится погода, можно посмотреть кинофильм, — предложил он. Прямо здесь, в столовой. Все уже готово.
— Хорошо, — согласился Усенко. — Желающие, заходите.
Мы вошли в столовую. Окна были занавешены, на стене висело белое полотнище. Свет погас, на экране замелькали первые кадры фильма. Душно стало в тесной столовой. Фильм смотреть не хотелось. Я подошел к Усенко и шепнул на ухо:
— Пойду на стоянку, к самолетам. Усенко согласно кивнул головой. Я вышел.
Прямая улица с невысокими кирпичными зданиями, тенистыми аллеями выходила к аэродрому. Шум прибоя напоминал о близости моря.
Извивающаяся среди кустарников тропинка вывела меня к летному полю. У самолетов трудились два стрелка-радиста, оставленные здесь по распоряжению Усенко. Им помогал дежурный по стоянке техник. Они заправляли самолеты бензином, маслом, воздухом.
В небе появились голубые окна, сквозь которые пробивались скупые вечерние лучи солнца. Вскоре на аэродром прибыли экипажи. Получив "добро" на перелет, мы поднялись в воздух и через десять минут приземлились на своем летном поле.
Над аэродромом сгустились сумерки. Наступившую тишину нарушал иногда лишь надрывный гул мотора на дальней самолетной стоянке. Через узкое оконце землянки пробивался тусклый свет керосиновой лампы. За столом, склонившись над картами, сидели офицеры штаба.
Подводили итоги минувшего дня, определяли порядок выполнения новой задачи.
— Ширченко, уточните боевой состав и принимайтесь за донесение, распорядился начальник штаба полка майор Б. М. Смирнов.
