«Черт меня дернул вспомнить про этого Дукельского, ишь разошелся, даже цитирует Ленина, все говорят: у Луначарского зеркальная, фантастическая память», – а вслух сказал:
– Да разве мы против, чтобы потесниться, Анатолий Васильевич! Помните, в годы войны я устроил на свои средства два лазарета для раненых воинов по двадцать пять коек в каждом, один в Питере, второй в Москве, не только оборудованы были на мои средства, но и содержались, мои дочери там помогали, Иола Игнатьевна, я много раз там бывал, беседовал, утешал, пел им русские народные песни… Так что мы готовы потесниться, но ведь комиссары влезают нагло в наш дом, забирают, что им приглянется, уж не говоря о вкладах в банках, которые просто отобрали у всех. А ведь вы знаете, что труд мой нелегок, я никого не эксплуатировал, я эксплуатировал только свой талант, гробил свое здоровье.
Эскузович, Шаляпин и Луначарский наконец вошли в простую комнату, разделенную на две части, большую и меньшую. На большом письменном столе лежали бумаги, у стола стояло кресло.
«И вот из маленькой двери, – писал Шаляпин в своей книге «Маска и душа», вспоминая единственную встречу с Лениным, – из угла покатилась фигура татарского типа, с широкими скулами, с малой шевелюрой, с бородкой. Ленин. Он немного картавил на «р». Поздоровались. Очень любезно пригласил сесть и спросил, в чем дело. И вот я как можно внятнее начал рассусоливать очень простой, в сущности, вопрос. Не успел я сказать несколько фраз, как мой план рассусоливания был немедленно расстроен Владимиром Ильичом. Он коротко сказал:
– Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Я все отлично понимаю.
Тут я понял, что имею дело с человеком, который привык понимать с двух слов, и что разжевывать дел ему не надо. Он меня сразу покорил и стал мне симпатичен. «Это, пожалуй, вождь», – подумал я.
А Ленин продолжал:
– Поезжайте в Петроград, не говорите никому ни слова, а я употреблю влияние, если оно есть, на то, чтобы ваши резонные опасения были приняты во внимание в вашу сторону.
Должно быть, влияние было, потому что все костюмы и декорации остались на месте, и никто их больше не пытался трогать. Очень мне было бы жалко, если бы эта приятная вековая пыль была выбита невежественными палками, выдернутыми из обтертых метел…»
26 августа 1919 года в декрете «Об объединении театрального дела» Совет Народных Комиссаров постановил создать «высшее руководство всеми театрами, как государственными, так и принадлежащими отдельным ведомствам, – Центротеатр при Наркомпросе». Кроме того, в постановлении говорилось: «Со дня опубликования декрета воспрещается кому бы то ни было вывоз за границу, уничтожение, обесценение или продажа театрального имущества без разрешения на то Центротеатра для театров, имеющих общегосударственное значение, и для театров, имеющих местное значение, – от нарообразов».
Декрет был подписан В.И. Лениным и А.В. Луначарским. Так что Шаляпин вполне мог быть доволен благоприятным исходом встречи с вождем революции.
Гражданская война между тем продолжала обостряться. Красная Армия, сдержав наступление Колчака, перешла в наступление. Но тут же начал наступление Деникин. Красная Армия покатилась на север.
Шаляпина тревожило положение в Петрограде. Со всех сторон к нему двигались белогвардейские войска или войска интервентов: Зиновьев не на шутку перепугался и решил эвакуировать некоторые заводы Петрограда и его окрестностей, распорядился о потоплении судов, стоявших на рейде, запаниковал и приготовился к бегству в Москву… Три колонны финских отрядов захватили несколько городов, прервав железнодорожное сообщение Петроград – Петрозаводск. Части Северного корпуса Юденича перешли в наступление и заняли несколько населенных пунктов.
31 мая 1919 года в связи с обострившейся обстановкой в Петрограде Ленин призывал: «Смерть шпионам! Наступление белогвардейцев на Петроград с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройства восстаний в тылу, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций.
Все должны быть на посту.
Везде удвоить бдительность…»
Сталин в тот же день отдал приказ: «Ввиду серьезного положения на фронте 7-й армии Петроградский военный округ обязывается требования 7-й армии по снабжению удовлетворять в первую очередь». В июне 1919 года Сталин писал Ленину, что с падением Петергофа «Питер висит на волоске», и попросил три крепких полка в подкрепление. Питерский фронт в июне признается «первым по важности». Начальник внутренней обороны Петрограда приказал использовать сегодняшний день для тщательного осмотра всех подозрительных мест и зданий районов. Тысячи вооруженных людей осматривали все храмы всех вероисповеданий, обходили подвалы и чердаки, обыскивали сараи и склады, повсюду искали оружие, тайные склады оружия и снаряжения.
Проводили массовые обыски в буржуазных квартирах, были обнаружены тысячи винтовок, гранат, пироксилиновых шашек и даже пулеметов… В «Известиях» писали: «Все это оружие было внесено уже в квартиры из подвалов, потайных складов и т. д. Таким образом, ясно, что буржуазия, ее агенты, военные шпионы и их организации готовили вооруженное выступление в самом ближайшем будущем в связи с наступлением на Петроград финско-союзнических войск и намеченными предательствами на фронте. Разгром шпионской организации нанес белым жестокий удар…»
Советское правительство мобилизовало все свои силы. Но положение большевиков было критическим. Недаром представитель английской военной миссии при Деникине полковник Роуландсон заявил представителям Ингушетии, Чечни и Дагестана: «…Конец большевизма близок, так как войска Деникина в 300 верстах от Москвы, расстояние как от Петровска до Баку. Нет сомнения, что Россия, очищенная огнем и кровью, станет великой и неделимой…»
В конце сентября началось второе наступление на Петроград.
11 октября 1919 года красные оставили Ямбург. 15 октября Политбюро ЦК РКП(б) постановило: «Петроград не сдавать». Троцкий и Зиновьев допускали, что можно Юденича впустить в Петроград и разбить его в уличных боях. 17 октября Совет обороны решительно отверг этот преступный план.
В середине октября советское руководство признавало «наличность самой грозной военной опасности», добивалось всеми доступными средствами «действительного превращения Советской России в военный лагерь», а всего лишь через неделю положение резко изменилось: Юденич остановлен, Деникину был нанесен ощутимый удар и взят Орел. Ленин призывает Реввоенсовет Республики «покончить с Юденичем», «надо кончить с Юденичем скоро, тогда мы повернем все против Деникина…».
